Вскоре показался выход из расщелины. Солнце било лучами прямо в него, и казалось, что за узким коридором в каменной породе нет ничего кроме белого света. Но стоило троим спутникам вывалиться наружу и набрать полные легкие воздуха, зрение у них прояснилось. Они оказались в горной долине, и прямо у входа их окружили трое огромных волков.

Матерый, покрытый шрамами, одноглазый волк вышагнул вперед и обнажил зубы, зарычал. Троица подобралась, все встали плечом к плечу. Святослав, недолго думая, положил руку на рукоять отцова кинжала, но волк только предупреждающе рыкнул. Свят поднял ладонь.

— Братцы, — попробовал шагнуть к ним Влас, но Ольга и Свят схватили его за шиворот почти одновременно и потянули назад. Им не понять было разлившегося у него в груди пьянящего тепла, ощущения, что он наконец-то там, где должен быть.

— Вы совсем ошалели? — рыкнул Матерый. — Кто такие?

— Я Святослав, князь Дола, — шагнул вперед Святослав. — Кощей похитил мою невесту, и чтоб вернуть его, должен я привести ему конька, какие только в ваших горах водятся.

— А эти?

— Это Влас, он из ваших. И Ольга…

— Я от Кощеева двора, мириться пришла за батюшку моего, — вклинилась девушка. Матерый зашелся лающим кашлем.

— Всякого мои глаза навидаться успели, но такого… чтоб из-за той стороны реки к нам сам пришел один из наших! Чтоб кто-то решил для Кощея доброе дело сделать! Ха-ха-ха! А ты… ах-ха-ха-ха! — он задержал взгляд на Святославе, но даже выговорить и слова не смог.

Князь нахмурился.

— Позвольте нам пройти дальше.

— Позволю-позволю, — закивал волк. — Поведем вас прямиком в шатер к нашей княгине. Она со смерти своего отца не смеялась, а тут уж обхохочется.

Остальные волки похихикали, поддерживая своего предводителя. Тот вернулся взглядом к Власу.

— Ну а ты, коль наш, мог бы и перекинуться. А то ж наслово тебе кто поверит, кутенок?

— Да, как скажешь, барин.

И тут же волком обернулся. Глумление исчезло с морды Матерого.

— Ну и дела. Давайте за мной.

Величава была волчья княгиня. Высока, широка в плечах, чернява, в такие же черные меха облачена. С мечом наперевес вилась она вокруг деревянного чурбана, что только щепки в стороны летели. Правда, найти ее оказалось все ж непросто. В шатре, расположенном в долине между скал, где, казалось, во всю царствовала весна, ее не оказалось. Не дали чужакам расположиться, как гостям, повели дальше, в поселение. Часть жителей-двоедушников ходила в волчьем обличии, часть в людей перекинулась. Было тут все глазам Святослава и Власа знакомо. Народ таскал ведрами воду, бабы стирали, мужики дрова для костров кололи, да шкуры звериные выделывали, чтоб старые шатры залатать. У окраины раздавался железный звон, туда-то их и повел Матерый со своими соратниками. Там-то они и увидали женщину — ни дать, ни взять гора в человеческом обличии. Даже не увидав ее лица, захотелось склонить голову перед ней Ольге и Святославу. А Влас, лишь увидав черные с серебром волосы, встал как вкопанный, да язык вывалил. В нос ударил знакомый до боли запах, смесь молока и трав, в голове зажужжали мысли, как назойливые шмели, что кормились на клевере у их дома.

— Княгиня Гордана, к тебе с Кощеева двора, — окликнул Матерый.

Обернулась Гордана, обожгла пришедших глазами цвета меда, но застыл ее взгляд на молодом волке. Испарилась суровость с загорелого лица, взметнулись вверх густые брови, и тонкие губы прошептали лишь одно:

— Влас?

Хотел ответить ей тот, но вырвался из груди только щенячий скулеж. И, позабыв даже человеком обернуться, бросился он к ней. Зарычали волки, замерло все поселение, Ольга метнулась вперед, но Святослав удержал ее, сам не ведая, почему. Просто вытянул руку и схватил, не давая девушки унестись вперед среди волчьих спин и прижатых ушей. Вскинула руку Гордана, и одного этого жеста хватило, чтоб все остановились, а женщина упала на колени, обхватила черную волчью шею и принялась целовать покрытый шерстью лоб, пока Влас потявкивал и хвостом вилял.

Застыл волчий народ, глядя на это, а Гордана все продолжала волка чесать и целовать, словно никого вокруг них не было.

— Вот уж не думала, что ты в меня пойдешь, — всхлипнула Гордана, смаргивая слезы. Встала она, выпрямилась во весь рост и прокричала. — Мой сын нашел дорогу в родные края!

И зашлись волки радостным воем. Закричали те, кто в людском обличьи похватал мечи и топорики. И даже Святослав подхватил этот радостный клич. Только Матерый подошел к нему да мотнул своей седой мордой.

— Вы ж это? Чего сразу-то не сказали?

— Да мы и не знали, — пожал плечами Святослав.

О матери Власовой он знал мало. Сам друг говорил, что матери не стало, когда он совсем малым был, так что и не помнил ее даже. Тогда-то отец забрал его к княжьему двору и стал ремеслу обучать, а потом и вместо себя оставил. После кончины княгини они со Святославом и сдружились, знакомая потеря позволяла молчать в компании друг друга без чувства жалости. Это-то он и пересказал вкратце Ольге, пока их в сопровождении самой близкой свиты Горданы вели в отдельный шатер. Влас все-таки обернулся человеком, но вел себя — щенок-щенком. Скакал вокруг княгини, чуть не приплясывал, все сравнивая величавую женщину с расплывчатыми пятнами своих воспоминаний. Общего у них было немного, разве что глаза да волосы, но Гордана все равно умилялась этому бородатому малому, как младенцу. Приговаривала: «Мелковат, конечно, но силой в батюшку своего».

Свят попытался было нагнать княгиню, но верная свита остановила его предупреждающим рычанием и клацаньем зубов. Завели их с Ольгой в шатер, принесли горячей еды и питья и строго наказали княгиню не беспокоить до праздника по случаю возвращения сына.

— Это что же, получается, он как ты? — улыбнулась Ольга, когда все ушли, оставив их со Святославом у потрескивающего очага. Святослав удивленно вскинул брови. — Ну, тоже князь.

— Получается, так, — кивнул юноша. — Кто б мог сказать?

— Выходит, без слуги домой вернешься, — покачала головой она. — Зато с невестой.

— Если получится. Не хотелось бы задерживаться тут. А если и Влас тут останется, то обратно добираться будем долго, — вздохнул князь, глядя на свою спутницу через пляску огней в очаге. Шатер был небольшой, огонь, разведенный в яме прямо в земляном полу, плясал на поленьях, а дым выходил в дыру в крыше. Быстро стало жарко, и Свят сбросил теплый кафтан на лежанку, которую ему наспех соорудили из нескольких подушек. За спиной у Ольги лежала такая же. Девушка разложила на ней теплое облачение, а сама осталась в штанах и рубахе, сидевших до того ладно, что глазом нельзя было не зацепиться.

— Думаешь, Влас бросит тебя и останется здесь? — спросила Ольга, вырывая его из раздумий. Свят вдруг понял, что несколько мгновений рассматривал свою спутницу и даже успел решить, что не так уж и похожа она на Дану. Мягче черты у дочери. Добрее. Оттого и смотреть приятно.

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если решит оставить, я пойму. Не буду зла держать.

— Многие тебя оставили? — Ольга горько улыбнулась. Свят неуютно поежился. Так его еще никто не спрашивал. Ольга быстро исправилась. — Это не мое дело. Меня вот никогда не оставляли. Я всегда одна была, разве что, батюшка-Кощей всегда был рядом, но так… пока очередная Василиса не появится. А сейчас и он меня сосватать хочет из-за этой… невесты.

Свят поджал губы и попытался выдавить улыбку.

— Может, он и передумает, когда мы вернемся.

— Да, ясное дело! — отмахнулась Ольга с напускной легкостью. — Это ж батюшка. Он как что решит в сердцах, так на следующий день и передумает.

— А сама ты чего хочешь? — спросил Свят, невольно чувствуя укол совести. У него такого никто не спрашивал. Но княжьему сыну и хотеть-то много не положено. Вместо желаний есть долг, обязанности. Все желания передавай кухарке да жене, которых для тебя выберут, если сам нерасторопен будешь.

Ольга всерьез задумалась над его вопросом. А чего она сама хотела? Было что-то, желание, что мучило ее большую часть жизни, почти каждую минуту. Хотелось ей быть нужной. Не зачем-то, а просто. Не книги приносить или воронов в башне кормить, когда старые кости ноют от перемены ветра, а просто нужной. Не как вещь. Ольга не знала, как это описать. Вот, чтоб кому-то — конечно, в первую очередь, батюшке — было интересно, как она, весело ли ей, и чего она хочет. Но такие вопросы батюшка задавал только когда что-то было нужно от Ольги ему самому.