— Хорош друг, — проговорила старуха, когда крепкая спина скрылась в темноте, пропитанной прелым сеном.
— Он мне, как брат, — коротко ответил юноша и направился в сени.
Там их уже поджидала Дана, а из-за ее спины то и дело выглядывали кумушки. Княгиня была в ярости. Белая, как раскалённое железо, она стояла, сжимая кулаки, и пылающий взгляд ее глаз метался от пасынка к незваной гостье. Она словно не могла выбрать, на кого первым направить свой гнев.
Олеся заговорила первой:
— Ну, здравствуй, сестрица названная, — хмыкнула она. — Смотрю, все такая же красавица.
— Зачем явилась?
— А что, навестить уже нельзя старую знакомицу? — невинно захлопала ресницами старушка. — А я, может быть, соскучилась. Вот и решила справиться, как ты живёшь? Тяжела, наверное, вдовья доля?
— Убирайся.
— Ну, не гони меня. Изба моя затоплена, ночь на дворе. Дай, хотя бы, остановиться и переночевать, а утром я уже в путь отправлюсь.
Княгиня поджала губы и выглянула в окно. Затянутое тяжёлыми облаками небо уже темнело. Казалось, будь это в ее силах, женщина бы вытащила солнце обратно на небосвод, лишь бы гостья убралась прочь.
— Нельзя путнику отказывать, Дана, — прошелестела одна из кумушек. Кажется, Настасья, самая высокая из трёх, похожая на богатыршу.
— Просьба-то простая, — поддакнули две другие.
Дана скрестила руки на груди и закатила глаза.
— Оставайся, хорошо. Но ночевать будешь на конюшне. Хлеба и соли я тебе не предложу, первого почти не осталось, а второй и в помине не было.
— И за крышу над головой благодарю, — расплылась в улыбке Олеся и обернулась к Святославу. — Отведешь меня, княжич?
Юноша кивнул и собрался было проводить, как раздалось шушуканье, а следом — требовательный голос княгини.
— Святослав. Не задерживайся. Мне нужно с тобой поговорить.
Ещё один кивок, и княгиня резко обернулась, порывисто покинула помещение. Вскоре ее шаги растаяли в коридоре.
— Как мы ее, а? — веселилась Олеся. Они вышли на улицу. После душных сеней, в которых воздух вскипел от невысказанного недовольства, в вечерней прохладе стало легко дышать, как будто с груди сняли огромный камень.
Олеся остановилась, глядя на зыбко мерцающую поверхность воды и пляшущие на ней отблески из окон. Она причмокнула и покачала головой.
— Надо разбираться с этой напастью. А то дальше хуже будет. Вода застоится и стухнет, поналетит болотное комарье, принесет хворь, а там глядишь — и полкняжества нет, как не было.
— Надо увести воду, — сказал Святослав. Олеся посмотрела на него с усиленной улыбкой.
— Эта вода не человеческим рукам подсильна. Чтоб ее увести, нужно добраться до тех, кто ее послал.
— А кто это сделал?
— Правильнее будет «из-за кого», — вздохнула женщина. — А из-за рода твоего, семьи твоей.
— В каком смысле?
Старуха раздражённо замотала головой и стиснула челюсти, потом злобно зыркнула на юношу.
— Не могу сказать, говорила же! Какой ты… — она махнула рукой и взглянула на приблизившуюся конюшню. — Ладно, выполним наказ хозяйки. Я останусь тут, а ты — возвращайся к ней. Только дам я тебе один совет — ничего из ее рук не ешь и не пей. Понял?
Бесчисленные «почему?» сплелись в его голове в один большой клубок. Все это было очень странно, но в последнее время все и так было вкривь и вкось, поэтому юноша просто кивнул.
— Я принесу вам поесть чуть позже, когда все уйдут спать.
— Хорошо, — кивнула Олеся. — Прихвати побольше хлеба, да мяса. Но ничего соленого не бери, хорошо? Чтоб ни крупинки. Понял? Заверни в платочек и спрячь за пазуху.
Юноша кивнул. Он прошел с Олесей ещё немного, заглянул в конюшню, поискал глазами Власа, но его там не оказалось. Расстелил Олесе одеяло на самой сухой куче соломы и, ещё раз попрощавшись, вернулся в терем.
На выходе из сеней его уже поджидала Анюта. Про себя Святослав назвал ее «младшенькой» — самая бойкая и смешливая из трёх кумушек, она напоминала снежный вихрь своей кожей и белыми одеждами. Смеялась она некрикливо, а мелодично, как заливающаяся птичка, и иногда позволяла себе обернуться и, не глядя, бросить что-то Святославу. Вот, как сейчас. Она остановилась и уткнулась взором в резной узор на лавке и тихо заговорила.
— А ты знаешь, что все, вынутое из воды, нужно огнем лечить?
— О чем это ты?
— Ну, вода, смерть несёт. Болезни. Разве сам не видишь? — она чуть улыбнулась. — Но Олеси это не касается. Она хорошая.
— Ты ее знаешь?
— У нас ее все знают. Она за речкой, в лесочке живёт.
— А кто она такая?
— Сама тебе скажет, как время будет, — улыбнулась ещё шире Анюта и ускорила шаг. — Ты, главное, слушай ее внимательно и запоминай. И никому не говори, чему она тебя учит.
— Да она мне не…
Но Анюта уже прибавила шагу и вскоре оказалась в другом конце коридора, приоткрывала дверь в светлицу, где ужинали княгиня и Дарья. Вторая кумушка была угрюма и неразговорчива, в ее тонких поджатых губах читалось недовольство и постоянное невысказанное осуждение. Она подняла глаза на Анюту и злобно сверкнула ими. Девушка села рядом с ней, а Святослав, с краю стола, напротив мачехи. Княгиня подняла глаза.
— Скажи мне, разве я не просила тебя перестать сбегать в город? — спросила она холодно, а жестами, как хлебосольная хозяйка, указала на стол. Там стояли и каша, и мясо, и хлеб.
— Просила, — кивнул Святослав, чувствуя, как сворачивается желудок. За весь день он сам так и не поел.
— А он все равно не слушает, — покачала голова Дарья. — Никого и ничего. Хоть бы послушал.
— Тихо, — шикнула княгиня. Кумушки переглянулись и принялись тихо есть. Дана потянулась было к горшку с кашей, но Святослав опередил ее и принялся накладывать еду себе сам. — Тогда почему ты все ещё продолжаешь разворовывать наши запасы и бегать к этим людям?
— Потому что у них нет запасов, — вскинул подбородок Свят. Аппетит тут же испарился. — И это немногое, чем я могу им помочь, как будущий князь.
— Как будущий князь, ты должен жениться и обзавестись наследниками, чтобы эти люди воспринимали тебя всерьез, — с нажимом проговорила Дана. Кумушки тут же поддакнули.
— Женится — будет ему счастье. Не женится — горя выпьет целое море.
— Да хватит уже! — юноша обернулся к собеседницам. Те тут же спрятали глаза. — Или говорите со мной, или не говорите вовсе.