- Постельной белье меняется каждую неделю, - продолжал заливаться соловьем Портье. – Услуга входит в стоимость номера, но я все же рекомендовал бы вам оставлять чаевые на тумбочке, одного кредита будет достаточно… А вот здесь, позвольте, - служащий щелкнул шнурком и за неприметной дверью загорелся свет, - здесь у нас ванна.

Я очутился в небольшой комнатке, пахнущей благовониями. И конечно же в центре на небольшом постаменте возвышалась ОНА - не какая-нибудь деревянная бадья, а сделанная из фарфора ванна, как это было принято в лучших купеческих домах. Я подошел и постучал пальцем по краю. В ответ раздался глухой металлический звук. Неужели железо, покрытое странной белой глазурью?

- Господин барон, прошу обратить внимание… с помощью синего крана открывается вода, - рука Портье приподняла рычажок. Вместо обещанной воды из недр донеслось пугающее сипение, словно сказочный великан отправился к Всеотцу, испустив последний вздох на прощанье. – Сейчас трубы пустые, но после оплаты в семь кредитов в вашем распоряжении будет объем, равный размерам ванны.

Нихрена себе всего… Этой дай чаевые, тут за воду заплати, а его светлости еще харчиться нужно. И не где-нибудь на ходу, а в местах приметных, чтобы рожу засветить.

- Вода нагревается с помощью специальных элементов, - Портье присел на корточки, демонстрируя тонкие металлические пруты, облегающие дно. – Когда ванна наполнится, вы просто нажмете на этот красный рычажок. Легко и удобно, но будьте осторожны, не в коем случае не прикасайтесь к нагревающим элементам. Можете получить серьезный ожег.

- Сколько? - тут же поинтересовался я.

- Всего лишь пять кредитов.

- За неделю?

- За однократное использование.

Нормально они устроились: семь кредитов за воду, пять за нагрев – итого двенадцать. Но и этого оказалось мало.

- Это туалэт, - с гордостью произнес Портье, словно речь шла не о сральнике, а о медали за отвагу. После чего продемонстрировал сиденье под названьем унитаз. Суть его действия сводилось к следующему: все наваленное дерьмо плавало на поверхности и воняло. Не хочешь нюхать, будь добр, плати кредит и смывай водой из приспособленного сверху бочка.

Да это же натуральный грабеж! Я лучше под дерево буду ходить, чем каждый раз отстегивать кредиты. Теперь понятно, почему постояльцев не слышно: с конскими ценами за каждый пук здесь ни один нормальный человек жить не останется. И я бы не остался, если бы не братья-чернецы.

Стараясь казаться равнодушным, я огляделся. Присел на корточки рядом с ванной и провел пальцем по дну.

- Скажите, милейший, а по какому принципу работают сии нагревательные пруты?

- Силовые камни.

Внутри тревожно звякнул колокольчик.

- Вы имеете в виду Печать Джа?

- Да, так их называют в Старом мире. У нас существует несколько научных терминов, определяющих данный источник энергии. Все зависит от специфики применения.

- Силовые камни, - задумчиво повторил я. Звучало странно, словно магический предмет кастрировали , лишив таинственной ауры. Всего лишь булыжник…

- О, не волнуйтесь, - поспешил заверить меня Портье, - их использование совершенно безвредно. Здесь все работает на камнях: свет в помещениях и на улицах, насосы, подающие воду, движители автомобилей и даже печи в пекарнях. На этом выросло не одно поколение и как видите, ничего страшного не случилось, наоборот, крайне удобно. Поверьте, скоро и вы оцените преимущества использования сего природного чуда.

Не божественного, а природного… Я не стал поправлять служащего: пускай братья-чернецы занимаются богохульниками – это их прямая задача. Вот только и они вряд ли осмелятся: другой мир - другие законы.

За воду я все-таки заплатил. После недолгих раздумий решил шикануть и принять горячую ванну. Надоело вечно экономить, когда-то же надо начинать жить. Особенно когда жизни этой отмерено… слишком мало, если не придумаю, как соскочить с крючка чернецов.

Я долго скоблил кожу, пытаясь стереть невидимое заклятье. Осматривал тело в поисках татуировки или любой другой отметины, способной вызвать подозрение – ничего. Даже новой родинки не появилось. Но ведь как-то же брат Изакис на меня воздействовал?

Полный раздумий, я вылез из ванны и еще долго ходил по комнате, пытаясь привести мысли в порядок. Нет, один не справлюсь, тут особые знания нужны, как у деревенской бабки-ведуньи. В Ровенске знал одну такую, она Тишку от заиканья вылечила, правда не полностью. Болезнь периодически проскакивала, особенно когда тот пытался сказать «па-па-пацаны», но все лучше, чем раньше. Всякому известно, что бабки на деревне первая помощь: они и от сглаза избавят и больные зубы заговорят. Может потому их церковь не трогала.

Ведунья… и где же я такую найду в незнакомом городе. Надо будет аккуратно разузнать у Портье, вдруг чего знает. Почему аккуратно? Да потому что шантру разберет этих местных, как у них дела с колдовством обстоят. Во Всеотца не верят, а за дела с бабкой могут запросто на костер отправить.

Я подошел к окну и откинул шторку. Пустынная улица была залита светом фонаря, освещавшим стену дома напротив и фигуру, притаившуюся в тени. Может ждал кого, поглядывая на окна гостиного двора, а может...

Калечный мизинец напомнил о себе ноющей болью. Пришлось опустить шторку и вернуться в кровать. Пахнущая свежестью простыня, взбитая подушка – в прошлой жизни о таком только мечталось. Да и сам я был чист и свеж, с набитым едой желудком. Вот только не было в том никакой радости - трудно улыбаться с поводком на шее, готовым в любую секунду превратиться в петлю.

Была у меня в Ровенске одна полюбовница – дворовая девка Влашка. Я частенько к ней захаживал, чтобы душу отвести, заодно выслушивал всякие сплетни о том, кто сколько зарабатывал, и кто с кем спал. Почему лето выдалось жарким и отчего в соседнем дворе сдохла корова.

Но особенно любила Влашка жаловаться: на жизнь трудную, на молоденького приказчика, переставшего в гости захаживать, и на меня оболтуса этакого, только и способного, что сиськи мять. Нет, чтобы серебряное колечко подарить, приглянувшееся на прошлой неделе.

- Ох, и до чего тяжело по утрам вставать, - плакалась она, – страх, как не хочется выбираться в холод из теплой постели. Хозяйка у нас уж больно строга, требует чистых полотенец к завтраку.

Строга, как же… У других девок руки от работы почернели, а у Влашки кожа мягкая, словно у великосветской барышни. А все потому, что лицом вышла и формами аппетитными. Заглядывали в её комнатку то приказчики купеческие, то сами купцы, ну и я вне очереди проскальзывал, под покровом ночи.

Пока мял большие полукружия с торчащими сосками, Влашка рассуждала, уставившись в потолок:

- Вот скажи, к чему такая напасть? Зачем людям вставать спозаранку, будто они птички певчие? С утра самые сладкие сны являются, когда хочется лежать и нежиться в теплой постели. Вот ты как по утрам встаешь?

Как-как… бодро. Летом еще ничего, а зимой, бывало, такие морозы ударят, что всю ночь у костра просидишь, дрожа и кутаясь в рванину. А еще желудок, данный Всеотцом в наказание, работал прожорливой топкой: что в него не кидай - все мало. С утра просыпаешься не от пения птичек, а от того, что кишки скрутило от голода. Настолько, что готов толченую кору жрать, лишь бы избавиться от боли.

Не думал, что когда-нибудь смогу понять Влашку и вот довелось. Открыв глаза, я долго пытался сообразить, где нахожусь и отчего так мягко. Почему не скрипят доски, не качается потолок, а до ушей не доносится раскатистый храп Бабуры.

Всеотец, до чего же хорошо! Неужели так можно жить, в тепле и уюте, не думая о хлебе насущном? Я бы продолжил валяться в постели, щурясь в светлеющее за окном небо, но тут запульсировал болью мизинец, напомнив поставленных братьями-чернецами задачах.

Хорошее настроение в миг улетучилось. Пришлось вставать - облачаться в одежды его светлости. Заодно посетил отхожее место, сэкономив деньгу. Все потому, что после вчерашнего купания затычку из ванны не вынул. Зачерпнул ведром грязной воды и смыл за собою. Её там еще предостаточно осталось – хватит, чтобы вечером помыться.