Ангарск возник на месте дремучей тайги, где сливаются реки Ки-той и Ангара. Решение о создании города, а точнее, о строительстве комбината по производству искусственного жидкого топлива, было принято в 1945-м, поэтому жители называют его «город, рождённый победой». Оборудование было по репарации завезено из побеждённой Германии. Демонтировали завод в Блеххаммере и переправили его в Восточную Сибирь. В итоге возник так называемый «Комбинат-16», впоследствии переименованный в «Ангарскую нефтехимическую компанию». В него входило несколько различных заводов протяжённостью почти тридцать километров.
Там же появились ГУЛАГовские лагеря[40]. Бесплатная рабочая сила зеков[41] эффективно решила эту колоссальную задачу.
Почётный гражданин Ангарска Валерий Алексеев написал так:
Не верьте никому и никогда,
Что наш Ангарск построен комсомольцами,
Мы с корешем
[42] отнюдь не добровольцами,
А по этапу
[43] прибыли сюда…
Дешёвая рабочая сила стройбатовцев продолжала эту традицию…
– Сам городочек лепился к АНХК. Когда ты туда попадал, создавалось впечатление, что попал на другую планету. Реально! Причём планету после апокалипсиса. Потому что были там булькающие зелёно-жёлтые лужи, фиолетовые дымки, какие-то трубы, идущие в никуда. В общем, совершенно сюрреалистический пейзаж. А каждый завод что-то делал. Где-то – стиральный порошок, где-то – удобрения для сельского хозяйства. Мы, допустим, работали на заводе, где для кур делали подкормку. Причём подкормка делалась очень интересно. Серу, добытую в горах – обычную жёлтую серу – дробили и пропускали через неё спирт. Происходила какая-то реакция и получалась эта подкормка. Зачем она курам нужна была, никто не знал. Ну и соответственно… А город – город кто? Это либо зеки, которые откинулись[44] – и куда им ехать? Либо те, кто не от лучшей жизни приехали, строить этот завод – назывался он Промплощадка. Это тоже тайга, тайга, тайга, потом бац, огромная площадь освещенная, КПП и комбинат. А сама войсковая часть находилась как бы в Ангарске, но этот район назывался Четвёртый посёлок. Ну и начались Ангарские будни. Командование части решило искоренить такое вселенское зло, как дедовщина[45], и сделать роту призыва. У нас были русские, узбеки и армяне. Но они не учли, что бывает такая штука, которая называется землячество. Это гораздо хуже дедовщины! Мы дрались с армянами, армяне дрались с узбеками… В общем, все дрались, но уже по национальному признаку. Узбеки сдались быстрее всех и решили просто держаться вместе и никуда не лезть. Может, это восточная мудрость… Битвы продолжались между нами и армянами, причём, очень жестокие. У всех же был ремень, а кто же не умеет пользоваться ремнем? В первый же день массовая драка в туалете – разбитые бошки, прямо реально разбитые пряжками головы, рассечения, поломанные руки… Ну, в общем, трындец. Ну и нас разделили. Тупо – половина армян, половина узбеков и половина русских – четвёртая рота, остальные – девятая рота. Я попал в девятую роту. Просто критическую массу разделили на две части.
– Драки стали менее массовыми? – усмехнулся Молчун, – не десять на десять, а пять на пять?
– Ну а что там было сделать? Ничего сделать нельзя было. И если четвёртая рота осталась в своём помещении и это помещение было оборудовано для проживания – то есть там до этого служили солдаты и всё было хорошо – то нас, девятую роту, поселили в другой корпус. Он стоял буквой «г», что само по себе уже наводило на мысли, – Вова усмехнулся. – Это было необжитое помещение на третьем этаже. Ну как – необжитое… Не было окон! Рамы были, стёкол не было! Напоминаю, это зима, Иркутская область! Отопление было перекрыто для того, чтобы оно не было заморожено. Не было окон, не было кроватей, не было ничего! А как в армии? Никто ни от кого никакой помощи не ждёт. Вот ведро с краской, вот кисточка – и ты красишь…
– А стекло из краски как сделать? Очень быстро, чтоб успело замерзнуть? – Молчун откровенно развеселился, слушая рассказ.
– Я сейчас расскажу, – тоже рассмеялся Довганик, – естественно, стёкла в первую очередь поставили. Но стёкол не хватило на двойное остекление, поэтому первое время оно было одинарное и не очень помогало, но хотя бы снег не задувал. Всё подмели, потом начали красить потихоньку, то-сё. А там такая кубричная система – плацкартный вагон, только в величину жилого помещения. Четыре койки – это называется кубрик. Дверей нет. Какие двери? Дверь есть только в кабинет командира роты, замполита, старшины роты, в кастелянную и в сушилку. Потому что в армии сушилка – это, блин… Там сварены ужасные какие-то конструкции из всяких труб и арматуры. Это всё для того, чтобы можно было быстро просушить вещи. В сушилке всегда было градусов сорок, а на этих конструкциях – садишься и обжигаешься. В начале всего этого дела имелась лестница, которая вела на первый этаж, не пересекаясь с другими ротами, потому что чревато. Специально строились казармы, чтобы у каждой роты был свой выход. А в конце – умывальник и туалет. Туалет – это не унитаз, а тоже разделённые перегородками такие… Где на корточки садятся… Дырки, но в плитке. И бачок сливной наверху. И в первую ночь мы спали полностью одетые. Шапки завязанные, варежки – полностью одетые! Потому что на улице минус тридцать, а в казарме, в лучшем случае, ноль, а то и тоже минус. В конце концов потихоньку, полегоньку… И никто не отменял утреннее пробуждение, заправку кроватей, выход на построение, зарядку. Причём на зарядку, по-моему, до минус пятнадцати – форма номер один. Это сапоги, нижнее белье, брюки, фуфайка – и всё. Выходишь – все строем делают зарядку, бегают, поют песни… Забавно, да? В минус пятнадцать, практически голышом? Так мы начали жить, существовать. И до момента принятия присяги мы, естественно, нигде не работали. Присягу достаточно быстро приняли, в течение недели, может, двух. Потому что это был стройбат, и её просто нужно было тупо выучить. Автомата было два. Они были деревянные – реально были деревянные макеты, которые передавались друг другу. И вот ты с деревянным автоматом, по памяти, где-то заглядывая в бумажку, читал присягу и становился военнослужащим Советской армии…
Володя задумался и как-то отстраненно, как будто автоматически, повторил:
– Да… Советской армии… Доктор, – поднял он глаза на Авдеева, – я вот всё это прекрасно помню, но почему у меня до сих пор полная пустота по… Как это назвать правильно? В общем, по событиям, из-за которых я сюда попал?
Авдеев как будто не ожидал такого резкого разворота от повествования к вопросу, и первое движение его рта было как у рыбы, которую достали из воды. Он вхолостую чмокнул губами, выпуская воздух, и даже чуть дёрнул головой назад.
– Ну, понимаете, – всё же проговорил он, – пока у вас наблюдаются классические признаки амнезии – воспоминания возвращаются, так сказать, в хронологическом порядке. А вот именно важные события, которые предшествовали моменту нарушения памяти, к примеру, как в вашем случае – травме головы, могут вернуться в последнюю очередь. И справедливости ради стоит отметить, что, к сожалению, могут и вовсе не вернуться.
– То есть я могу и не вспомнить, что было непосредственно перед травмой?
– Увы.
– Тогда почему я не помню, что было после травмы?
– В каком смысле? – озадаченно произнес Авдеев.
– В смысле, я тут на правах арестанта, – утвердительно заключил Владимир, – экспертиза назначена, значит, уголовное дело возбуждено. Со мной должны были проводить следственные действия: допросить, признать подозреваемым, свозить в суд, избрать меру пресечения, признать обвиняемым и так далее. Я ничего этого не помню. Адвоката своего что-то не помню, чтоб я видел.