- Ах, да вино, - пренебрежительно бросил Рыкуй.

- Что за вино?

- Обычное, заморское, ромейское. Девять корчаг осталось, амфор, если по-ненашему. Дорогущи-и-е. Головач на праздники любил сам приложиться и других угостить.

Точно - амфоры! Их в музеях навалом в виде глиняных черепков, есть и склеенные реставраторами, на вид точно такие как в боярских закромах. В древности такие амфоры использовали как раз для хранения вин и масел. По телеку как-то показывали...

- И вы молчали?

- О чем? - не понял сути претензии Шепет.

- О том, что в них вино.

- Мы думали ты знаешь.

- Откуда? Может у них там капуста или огурцы соленые?

Повисла пауза. Я смекнул, что сморозил очередную ахинею. Широко улыбнулся, типа пошутил и тут же предложил отметить наше знакомство и мое официальное вступление в должность за общим столом. Бывалые вояки тут же смекнули куда я клоню и возражать не стали, поди, за хозяйством своим с бабами да внуками по мужской компании истосковались. Ничего, сейчас я им существование облегчу. Не знаю почему, но мне очень хотелось расположить к себе этих основательных мужиков и доверять как своим.

- Пошли в корчму! Только надо одну амфору с собой прихватить, мне мед ваш бродячий вот уже где. А лучше - две! Хочется настоящего вина испить, разве мы не богачи, не можем себе позволить? Шепет, дуй в подвал, я все оплачу! А я пока Завида упрежу.

Жарища стояла просто несусветная. Рубаха так прилипла к спине, что кажется, рвани ее, отстанет вместе с кожей. Мало, что жарко, так еще и душно. Амфоры еще эти ни разу не легкие, литров на десять, наверное, каждая. Городишко как вымер. Узкие, тенистые улицы с истомленной на солнце зеленью пусты и немы. Пахнет детством и свободой. По пути я попросил ненадолго зайти на торг, настала пора организовывать местную преступность, выводить, так сказать, на новый уровень.

Несмотря на жару, на рынке народец присутствовал. Одинец по моей просьбе коротким путем вывел нас к дулебам и через несколько десятков обойденных телег с разным товаром, я снова увидел перед собой широкую как щит физиономию дулебского главаря.

Сказал своим, чтоб рожи топором сделали, посуровее, поставил на землю винишко и подошел вплотную к верзиле.

- Помнишь меня? - спросил ласково. Он уставился на меня сверху вниз с угрюмым вызовом и помотал башкой - не припоминает, дескать.

Ага, как же... Явись я сейчас перед ним без группы поддержки и целостность моего драгоценного организма оказалась бы под реальной угрозой.

А вдруг и вправду забыл? Может ему каждый день по харе перепадает так, что всех не упомнить?

На счастье торговца сеном я знал один очень действенный способ возвращать память чересчур забывчивым индивидуумам. «Кулак в грызло» называется.

Правый крюк в зубы проходит просто идеально, хоть и повыше меня уроженец неизвестной мне дулебии, а, ничего, вошло как надо.

- Вспомнил?

Два выплюнутых, окровавленных зуба мигом понизили уровень наглости и волшебным образом возвернули дулебу память. При виде обнаженного меча в руке Шепета он замычал и часто закивал. Облизав сбитый кулак, велю ему свистать наверх всех своих дружков, коих через короткое время собирается целый десяток. Устраиваются вокруг нас на телегах, смотрят настороженно, разбитую рожу своего вожака с удивлением разглядывают. Узнаю знакомые лица, некоторые со следами старых гематом под глазами и на скулах. Они могли бы с легкостью задавить нас количеством, но наш бравый вид и наличие боевого оружия пока держит дулебов на расстоянии.

Представившись десятником боярина Бура, объявил, что с этого дня для них начинается новая жизнь. Как говорится: боярин умер, да здравствует боярин! Если и дальше желают дурить народ на этом рынке, пусть дурят, но сугубо под моим присмотром и чутким руководством. За определенную плату я готов закрывать глаза на их проделки, а заодно подскажу парочку сравнительно честных способов отъема денег у лопоухих фраеров, что принесет им огромную выгоду. В случае отказа натравлю на них всю дружину и счастье будет тем, кому повезет уйти живому.

После вводной части я разрешил прохвостам посовещаться. Они ведь здесь не только с гнилым сеном мухлюют, но и всяким другим криминалом промышляют. Мафия, блин. Этих за вымя надо брать твердо и сразу в кулак, силу и власть показать, чтобы поняли с кем имеют дело.

Одинец с Невулом хотя бы немного в теме, но бедные Рыкуй с Шепетом, конечно, от моих заявлений слегка обалдевают. Впервые им приходится видеть столь дерзкого боярского десятника, пытающегося нажиться таким нетрадиционным способом в обход самого боярина. Еще им не по себе, что я без предупреждения, все мы налегке, без кольчуг и шлемов, если нас мять начнут - труба дело.

- Боярину мы тоже будем заносить, не переживайте, - сказал я вполголоса ветеранам. - Да расслабьтесь вы, все пучком.

Посовещавшись, дулебы объявили о своем согласии. Ну еще бы...

Мы немного поторговались по цене и большая часть их разошлась. Осталась верхушка группировки: сам верзила и еще двое жилистых ухарей в одинаковых кожаных жилетках на голое тело. Наружность у них отчаянная, глаза цепкие, злые.

- Звать как? - спросил я верзилу.

- Липан.

- Вот что, Липан, скажи-ка кто из твоей своры на руки самый ловкий?

- Шишак, - указал Липан подбородком на одного из приятелей, того, что пониже и пожиже.

У рта Липан держал окровавленный платок и, при разговоре отводил его чуть в сторону.

- А самый сильный на кулаках? Ну, кроме тебя, разумеется.

- Ноздря, - так же не раздумывая, кивнул на второго.

- Чудно! Завтра утром втроем придете в боярскую усадьбу, меня найдете. А сейчас пойдете с нами.

- Куда? - сердечно заволновался Липан, глазами ища поддержки у своих корешей. Видимо его посетила здравая мысль встречаться со мной как можно реже, но случился поздняк метаться.

- Вино заморское хлебать, да дружбу дружить! - я по-братски шлепнул его литое плечо. - Эй, Рыкуй, бери цыган, поедем к яру!

Двигаемся за проводником колонной по одному. Я в середине. Впереди маячит смятый горб вещмешка на широкой, потной спине Гранита. За мной сопит Леха Ковалев, единственный из контрактников, который не отказывался ходить с нами на задания. В лапах Коваля ритмично покачивается РПК. Тропы никакой. Под ногами низкорослая, кое как выживающая на каменистой почве травка, усыпанная небольшими круглыми сосновыми шишками, наступишь на такую шишечку - треск на весь лес. Густая зеленка блестит на солнце, точно вчера покрашенная. По желтым, корявым стволам бежит ручьями янтарная, пахучая смола. Жарко. Идем четыре часа. После оврага начинается ощутимый подъем, лезем в гору. Стало быть уже близко...

Впереди слева раздаются крики, крепкая русская брань, отрывистые выкрики на вражьем языке. Незамедлительно следуют выстрелы.

Первым падает Коваль. Пуля снайпера входит ему точно в переносицу. Не любят чехи пулеметчиков.

Треск автоматов и буханье подствольных гранат сливаются в сплошной гул. Краем глаза вижу, как валятся пацаны. Кто насовсем, кто старается вжаться в твердую почву, чтобы дать огневой отпор.

В дыму от близкого разрыва гранаты, выведшего меня из кратковременной комы, прыгаю на землю, пытаюсь отползти на спине, лежа стреляю куда-то не глядя. Автомат в трясущихся руках ходит ходуном. В башке толстым басом гудит большой колокол...

За плоским валуном мы оказались вдвоем с майором.

- Ничего себе, сходили на встречу, - громко говорит, отдуваясь Гранит. Обе ноги его посечены камнями и осколками ниже колен, левая, похоже, перебита, "комок" набух кровью.

Пули высекают из камня крошку, зло визжат, срикошетив, с глухим стуком впиваются в стволы деревьев.

Вижу себя словно со стороны - оглушенный, испуганный, чумазый мальчишка со сползшей на лоб банданой меняет рожок в автомате.

- В ловушку привел, сволочь! - кричит майор не то мне, не то исчезнувшему проводнику, не то Господу Богу.