Пленников поставили рядком в унизительно-рабских позах. Обоих поддерживали с боков, не позволяя упасть. Вожак сборища не мешкая подскочил к Коршу и с хрустом саданул кулаком в торец, а потом сразу ногой под дых. Корш дважды дернулся в руках своих мучителей как подбитый летчик на ремнях самолетного кресла и кровью из носа залил грудь в разрезе меховой жилетки. Над поникшими головами взлетел и стал стремительно падать вниз меч. Я даже зажмуриться не успел как клинок со свистом опустился на шею Корша, разом отделив плешивую голову от безвольного туловища.

Ни хрена себе! Ну и дела! У меня перед глазами происходило самое настоящее массовое смертоубийство, мокруха то бишь, при чем самая варварская.

- Эй, Шалим! Тут еще трое!

Из леса справа от землянки выскочили шесть мужиков, копьями перед собой толкая связанных Завида, Праста и Невула. Праст с Завидом злые и окровавленные, у Невула с головы через ухо обильно течет кровь.

- Сюда ведите! - рявком отозвался волосач и сделал пригласительный мах мечом.

Бур очнулся, попытался встать и едва не упал лицом вперед. Кто-то заехал боярскому сыну коленом в подбородок.

- Торопишься за Кромку? - прогудел здоровяк с мечом. - Сейчас помогу.

И тут у меня отлетела кукуха. Не помня себя, я бегом взлетел по лестнице и в несколько шагов оказался у костра. В этот момент вновь прибывшие втягивались внутрь круга из возбужденных головорезов. Взлетел к небу меч.

Моего приближения увлеченные лесовики не заметили. До них мне оставалось четыре шага.

- А ну хорош! - прокричал я, вытягивая руку с пистолетом. - Убрал свою железяку, кабан!

Стоящие ко мне спиной разом обернулись. По темным лицам поползла тень удивления. Рожа главаря широкая и круглая как блин изобразила полнейшее недоумение.

- Ты кто такой, отрок? - насмешливо и грубо спросил главшпан. - Что это у тебя в руке? Жамка, пощекочи-ка его копьецом!

Ваше слово, товарищ Токарев…

- Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд, - негромко произнес я и зажмурил правый глаз.

Пулю тэтэшного калибра не смог бы остановить ни один лоб, даже такой толстый как у этого дядьки. Шалима будто за волосы кто сзади дернул. Он отшатнулся и, широко разметав лапы, тяжело рухнул на лопатки с третьим глазом между бровей. Как я и предполагал, четверо его подельников, видимо, из самых преданных, преодолев дрожь в коленях вызванную громом среди ясного неба, устремились меня убивать. Четырежды бабахнул пистолет.

- На колени, падлы! Оружие на землю! Считаю до трех! Раз!

На счете "два"один из них кинулся бежать и уже вломился в кусты, когда пуля вошла ему в затылок. Этот меткий выстрел послужил последним аргументом в мою пользу. При чем на коленях оказались как плохиши, так и Завид с Прастом.

- Одинец! - проорал я во всю глотку, не опуская пистолета. - Одинец! Ты живой?

- Живой я, - послышался робкий голос откуда-то сбоку.

- Вот и славно, что живой, - сказал я и устало выдохнул.

- Хриба где? - спросил я подхромавшего ко мне Одинца. Под правым глазом у него налилась большая слива, закрасив синевой веснушки, а рот удивленно приоткрылся как у недоразвитого.

- Нету. Убили, - быстро ответил Одинец, не сводя опасливого взора с пистолета в моей опущенной руке.

Хм, какая чудесная новость, всегда бы так.

- Освободи Невула, перевяжи ему башку и соберите у этих все оружие.

Одинец послушно поспешил выполнять поручение, а я снова поднял ствол и упер согнутый локоть в бедро.

- Все, кто хочет жить - щиты, ножи и вещи тоже на землю! Кто пустой - отходит в сторонку на десять шагов и стоит не двигается.

Десять мужичков разной комплекции и одинаковой неопрятности поспешно побросали под ноги все, что у них оставалось из предметов самообороны, нападения и вещей личного пользования и толкающимся стадом откочевали правее от тел Шалима и Корша. За это время Одинец успел перерезать веревки Невула, обмотать его пробитую голову тряпкой. Вдвоем они начали стаскивать холодное оружие к костру. Завид и Праст уселись на травку рядом с Буром и ждали своей участи, угрюмо ловя каждое мое движение.

- Кто от вас будет говорить? - грозно нахмурившись, обратился я к разоруженным ухарям.

Вперед протиснулся головастый, приземистый дядя с покатыми плечами и пронзительно синими глазами.

- Меня зовут Горя, - низким голосом доложил он, почесав жидкую бороду, обрамлявшую впалые щеки.

- Отлично, Горя, - подбодрил я. - Я - Стяр. Скажи своим оболтусам, чтобы топали отдыхать вон в ту землянку и сидели там тихо как мыши. А мы с тобой поболтаем немного, делишки наши перетрем.

Давно я мечтал задать несколько вопросов кому-то не местному и, по-моему, этот Горя вполне заслуживал такой чести, кое какой интеллект в его взгляде присутствует.

Понурая вереница разоруженных дядек всосалась в землянку. Шустрый Одинец заложил за ними засов, припер лесиной дверцу. Я велел Одинцу осмотреть пространство вокруг поляны, а Невула отрядил сторожить боярских сынов и Праста. Махнул рукой на почти догоревший костер, приглашая Горю присесть на бревнышко рядом с собой.

От бородача кисло несло давнишним потом вперемешку с запахом ржавого железа. Он уселся на бревно, поместив крупные кисти рук на колени и уткнул взгляд в остывающие угли под круглобоким котлом над которым вился парок готовой похлебки.

- Вы кто такие? - начал я вести дознание.

- Люди мы, - отозвался Горя, не поворачивая головы.

- Я вижу, что не енотовидные собаки. Откуда, чьи?

- Всякие. Смоленские в основном. Есть и новгородцы и вятичи.

- Сюда зачем приперлись?

- Шалим привел лучшей доли искать.

- А кто ему сказал, что здесь - лучшая?

- Не знаю, он так думал. Про налет Тихаря молва слухи носит.

- Он хотел повторить подвиг Тихаря ваш Налим?

- Шалим.

- Да без разницы. Дурак он был, дураком помер. Дальше что делать будете?

Тут Горя оторвался от созерцания покрытых пеплом угольков и с испытующей надеждой взглянул мне в глаза.

- Разве ты нас не убьешь?

Вот чудила! Где ж мне столько патронов взять? Да и мочить их всех - только руки марать.

Естественно, мысли свои я Горе озвучивать не стал. Пущай поерзает.

Я подобрал выпавший из охапки хвороста прутик и стал лениво тыкать им в кострище.

- Это от вас зависит. От тебя. Ты, ведь, теперь у них главный, раз слово за всех держишь?

- Больше никто не решился.

- Ты решился, вот и решай дальше.

- Я один за всю ватажку не могу, все должны сказать.

- Хорошо, я дам вам возможность посовещаться. Но дороги у вас всего две. Одна - на хрен отсюда, чтобы вами здесь больше не воняло, другая - на тот свет. Думаю, выбор не богат и он очевиден.

Горя мрачно усмехнулся и отвел взгляд. Едем дальше.

- Скажи, Горя, Смоленск город большой?

- Большой.

- Чуть подробнее.

- Ну... Высокие стены и ров под ними, есть башни и крепкий детинец за стенами. Два торга и обширный подол вдоль реки. Смоленск - сильный город. И дружина в нем сильная.

- А год нынче какой, ты мне не подскажешь?

Горя свел брови и наморщил лоб.

- Не понимаю тебя.

- Какой год сейчас идет? Который год от рождества господа нашего Иисуса Христа? Так понятнее?

- Не знаю я какой год. Христа знаю. Бог, которого убили люди. Мертвый бог.

- Он потом воскрес, - хмуро вставил я.

- Так говорят те, кто верит в это чудо. Но у нас таких мало. В Смоленске совсем мало. В Новгороде тоже мало. В Киеве больше. Великая княгиня Ольга христиан привечает. Построила для их бога дом, куда и сама ходит кланяться. А который год идет ты лучше волхвов поспрашай. Из тех, что Волосу требы кладут. Они знают как давно Род сотворил наш мир.

Я проглотил внезапно подкативший к горлу колючий ком.

Твою ж мышь...

Я почувствовал как затряслась в моей руке хворостина, но быстро унять дрожь не смог. Бросил прут поверх углей и сложил руки в замок. Даже я, не слишком-то усердный школьник, а затем и студент краем уха слышал о гордой киевской владычице с этим вполне современным именем, с ней еще была связана какая-то кровавая история, сути которой я не помнил.