Внутри подрагивает, ведь я вижу заброшенную на заднее сиденье кожаную дорожную сумку.

Во всем этом… дерьме… меня греет только одна мысль - я уверена, он не уедет, не попрощавшись. Руки подрагивают, и я прячу ладони между колен.

— Хочешь, чтобы я поменяла планы? — спрашиваю, изображая жизнерадостность.

Так, словно не видела этой сумки, и не заметила того, что под курткой он одет для долгой дороги: в спортивные штаны и толстовку.

— Нет, — его хрипловатый голос щекочет мои уши. — Мне нужно уехать. Не знаю, насколько. Может, на неделю или две. Это… деловая поездка.

Я больше не знаю, что чувствую. Облегчение или раздрай. Только с ним, с Кириллом Мельником, я познала, что неизвестность - самая отстойная пытка из всех. Я больше не хочу жить одним днем. Теперь я это ненавижу…

И я ненавижу себя за то, что собираюсь перейти границу, которую сама же установила.

— Что-то важное? — смотрю на него.

Его взгляд блуждает по потолку машины, палец постукивает по рулю.

— Да… — отвечает. — Очень важные переговоры.

Волнение за него заставляет подгибаться пальцы на ногах.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спрашиваю с притворной легкостью.

Повернув голову, Кирилл смотрит на меня и произносит:

— Пожелай мне удачи.

— Удачи, — смотрю на свои руки. — Пусть у тебя все получится…

— Посмотри на меня.

Придав лицу упрямое выражение, выполняю эту просьбу, даже несмотря на то, что она прозвучала, как приказ.

Сердце сжимается и разжимается с особыми стараниями, из-за этого мне больно.

— Я попросил пожелать удачи, а не прощаться со мной. Я вернусь. Через неделю или две.

— Я прощаюсь с тобой каждый раз, когда ты выходишь за дверь моей квартиры. Ты еще этого не понял?

— Нет. Я, в основном, концентрируюсь на том, как ты меня встречаешь.

Его обещание вернуться подстегивает и делает меня легкомысленной, ведь я ему верю. Каждому его слову. Он никогда не компостировал мне мозги, всегда только правда.

Я… люблю в нем это, как и его мальчишество.

И я не хочу прощаться с ним долгим и мучительным поцелуем, я вообще не знаю, как с ним прощаться. Каждый чертов раз я не хочу, чтобы он уходил, и сейчас то же самое. Возможно, когда-нибудь я возненавижу и недосказанность тоже, но сейчас я снова выбираю ее.

Приложив пальцы к вискам, растираю их, прежде чем сказать:

— Желаю тебе хорошей дороги…

Дернув ручку, выхожу из машины, веля себе не оглядываться, хотя бы для того, чтобы не прощаться, как он и хотел.

Маша

“В его руках букет цветов. Розы с маленькими идеальными бутонами кроваво-красного цвета в стильной бумажной обертке, вид которых тешит самую сердцевину моей женской сущности и приносит ей удовольствие. Я забираю цветы, как только он переступает порог. Как только переступает порог, я его целую.

Не потому, что хочу, чтобы молчал, а потому, что мне нравится сбивать его с толку, пусть и на секунду…

Я не хочу, чтобы он молчал, даже если говорить с ним - значит тщательно подбирать слова, ведь он не прощает мне моих капризов.

Не хочу, чтобы молчал, но только не сейчас…

Сейчас я его целую. Обняв руками его голову, тяну ее на себя, заставляя Кирилла с тихим проклятьем раздеваться и разуваться на ходу. Стащив с себя куртку, оставляет ее лежать посреди прихожей, и как только освобождает руки, дергает вниз мое платье без бретелек, открывая грудь.

Обняв его талию ногами, принимаю ласки раскаленного языка на своих сосках и вторю короткому мужскому стону, от которого живот обдает горячим ветром.

Бросив на кровать, он дергает меня за лодыжки и переворачивает на живот. Одним рывком задирает платье и оставляет его черной полоской болтаться на талии. Голых бедер касается грубая ткань джинсов, к лопатке прижимаются торопливые губы…

По шее ползет озноб, который переходит в тошноту…

— Подожди! — выдыхаю дергано. — Только не так… — верчусь, пытаясь избавиться от его рук, которые стаскивают с меня трусики. — Подожди!

— Блять… — хрипит, отстраняясь. — Извини…

Дыша в матрас, слышу возню, потом щелчок выключателя, и к горящему в углу комнаты торшеру добавляется основной свет. Я снова на спине. Смотрю в почерневшие от возбуждения глаза на нависшем надо мной лице.

— Прости. Я забылся… — раздувает он частым дыханием крылья своего носа.

— На тебя это не похоже… — вяло шевелю губами.

Прижавшись носом к моей щеке, он делает длинный вдох, игнорируя мою “шутку”. Согнув в локтях руки, которыми упирался в матрас вокруг моей головы, накрывает мое тело своим.

Его пах твердый и пульсирующий, лоб упирается в матрас, голая грудь касается моей при каждом вдохе, животы соединены.

Сама я пытаюсь дышать свободно от гребаных рефлексов, которые портят мне жизнь, и это получается, когда подстраиваюсь под дыхание Кирилла.

— Что он сделал? — спрашивает отрывисто. — Откуда этот шрам?

Проведя пальцами вдоль впадины его позвоночника, отвечаю:

— Я не помню… потеряла сознание…

Его тело напрягается, но я сжимаю ногами узкие бедра, удерживая Кирилла на месте. Он подчиняется. Слегка приподнимает торс, снимая с меня часть своего веса.

Глядя в потолок, расслабленно спрашиваю:

— Ты созидатель, или разрушитель?

— Не знаю. И то, и другое, видимо. Как и большинство людей, — получаю его приглушенный матрасом резковатый ответ.

— У тебя есть братья или сестры? — задаю ему еще один вопрос.

— Нет. Я единственный ребенок в семье.

— А… твои родители?..

— В разводе. Меня растила мать.

— Вы… близки?

— Вполне.

— Кто ты по образованию?

— Инженер.

Это не удивляет, ведь он... материалист...

— То есть, — бормочу. — С цифрами у тебя тоже все в порядке?

— В полном.

Повернув голову, прижимаюсь губами к его уху и шепчу:

— Тогда, досчитай до трех… “

Звон столового прибора, упавшего на плиточный пол, встряхивает.

Глядя на то, как шевелятся губы сидящей напротив меня женщины, пытаюсь сконцентрироваться и начать наконец-то слушать.

Мой дизайнер интерьеров рассказывает о сильных и слабых сторонах оконных штор, вдаваясь в мелкие детали и подробности. Кафе тихое и уютное, но чай, кружка с которым зажата у меня между пальцев, давно остыл, и я ни разу к нему не притронулась. Сегодня я не могу протолкнуть в себя ничего, даже чай.

— Извините… — протягиваю руку, чтобы забрать с соседнего стула свою сумку. — Я себя не очень хорошо чувствую. Давайте позвоню вам завтра…

Ее ответ и кивки сливаются в одну смазанную картину. Забрав в гардеробе пальто, выхожу на улицу, встречая лицом подогретый апрельским солнцем ветер. Он подгоняет в спину, пока спускаюсь к городскому парку, пряча глаза за солнечными очками.

Обманчиво теплое солнце припекает затылок. Для начала апреля даже слишком тепло. Я швыряюсь купленным здесь же, в парке, хлебом в жирных голубей, толпящихся вокруг моей скамейки, и ухожу из парка только тогда, когда от свежего воздуха начинает клонить в сон.

Такси высаживает возле ворот. За то время, которое провела в нем, солнце сменил мелкий дождь, поэтому перехожу на быстрый семенящий шаг, направляясь к своему подъезду.

Не знаю, сколько точно не видела своего племянника, но то, что он сидит на диване в холле первого этажа, не вызывает никаких эмоций. Я слишком продрогла, и хочу забраться в теплую ванну. Я слишком устала в последнюю неделю, мотаясь на курсы повышения квалификаций, и даже моя тяга к общению с людьми сейчас удовлетворена под завязку. Я хочу побыть одна.

— Маш… — Степа сопровождает свой оклик быстрыми шагами.

Подойдя к лифту, я нажимаю на кнопку вызова.

— Погоди…

Смотрю на племянника, отмечая, что выглядит он отлично: красив, молод и полон сил. Топчется на месте, засунув руки в карманы короткой куртки и пытается начать говорить.

Смотрю на него молча, не произнося никаких приветствий.