Маша подносит к губам сжатый кулак и снова дует. Глядя мне в глаза, опускает руку и, отодвинув край моего свитера на животе, пробирается под ткань.

— Пффф… — вздрагиваю, когда к животу прижимается ледяная ладонь.

— Все время забываю перчатки, — сообщает, глядя на меня из-под ресниц.

— Черт… — смеюсь, опустив вниз глаза.

Посмотрев на Машу, со свистом выдыхаю через нос.

Уголки полных губ ползут вверх, пока замерзшая кожа тянет тепло из моей.

Блять, как я хочу ее поцеловать. В ней нет никакой агрессии, она настолько податливое и мягкое существо, что это должно гасить агрессию других, но, вопреки всему, все вышло наоборот.

Я не знал, что мягкость и податливость могут быть такими притягательными, пока не встретил эту женщину.

У нее явная склонность к риску и случайному успеху, кажется, это называется авантюризмом. Это тоже привлекает. Возможно, потому такой подход к успеху хреново укладывается в моей голове, как и то, что ее можно ударить…

Я не знаю, чего хочу больше. Убить ее бывшего мужа-ублюдка или выебать его бейсбольной битой.

Вынув руку из-под моего свитера, задевает костяшками пальцев ширинку, затем берется за отворот моего пальто и тянет на себя.

Склоняю голову, терпеливо ожидая, что будет дальше.

Сам факт этих манипуляций со стороны Маши настолько непривычный и неожиданный, что этого хватает, чтобы кровь быстрым всплеском омыла член.

Вытянув шею, Маша прижимается своими губами к моим, и поскольку игры со “связанными руками” не объявлялись открытыми, сжимаю свободной ее плечи, притягивая к себе.

Вжавшись в меня, она обнимает мою талию.

Это самый тесный взаимный контакт наших тел с момента первой встречи, и чтобы до него дозреть, ей потребовалось двое суток с нашей последней встречи. Двое суток с тех пор, как она сделала мне минет, а потом предложила выпить чая, так боясь, что я решу поменять нас местами.

Я не беру инициативу в этом поцелуе. Умышленно и скотски, ведь знаю — Маша привыкла к тому, что обычно инициатива за мной. Я мужчина, и я могу понять, когда женщина предпочитает быть ведомой, но сейчас я хочу ее инициативы.

Она это умеет. Уверен.

Ее мягкие губы становятся требовательнее по мере того, как пытаются расшевелить мои. Сквозь этот поцелуй я улыбаюсь, и Маша это чувствует.

Отдернув голову, смотрит на меня затуманенными глазами с той самой кошачьей пристальностью.

Склоняюсь ниже, предлагая сделать еще одну попытку.

Выдохнув, выпутывает руки из моего пальто и обнимает ими мою шею.

Опять улыбаюсь, слегка опасаясь того, что она даст мне в нос.

Вместо этого гладит языком мои губы и кусает, запуская пальцы мне в волосы.

Рычание мотора проезжающей мимо машины встряхивает нас обоих.

Бросив взгляд на проезжающий мимо внедорожник, выпускаю Машины плечи, и она прижимается ими к двери машины, возвращаясь на место.

К ее губам прилила кровь, делая их чертовски яркими. Смотрит на меня в упор, облизывая их и прикусывая.

— Я уезжаю по делам, — говорю, захватывая пальцами маленький подбородок. — Мы можем сменить обстановку, я дам тебе ключ от своего номера. Хочу, чтобы ты была там, когда я вернусь.

— Когда ты вернешься?

— Завтра вечером.

— Я думала, мы договорились на субботу.

Я совсем не против упорядоченности и стабильности в некоторых вопросах, но в этом случае, уверен, все рамки просто слетят к чертям, потому, что я рамок не хочу и потому, что они нам не подходят.

— Ничего не мешает нам передумать. Так что?

— Я… не против…

Порывшись в кармане, достаю оттуда ключ-карту и вкладываю в карман Машиного пальто. Посмотрев по сторонам, снова возвращаю глаза к ее лицу и говорю:

— Я подтолкну тебя. Когда въедешь в колею, не останавливайся. На выезде поверни направо, в сторону движения, иначе опять застрянешь. Держись главных улиц. И лучше поезжай домой, сегодня хреновый день для прогулок на машинах с маленьким дорожным просветом.

Выслушав меня, бормочет:

— Тогда отойди.

Оттолкнувшись от крыши “Мерседеса”, достаю из снега воткнутую в него лопату и складываю пополам, после чего вручаю Маше. Бросив походный инвентарь на коврик за водительским сиденьем, открывает переднюю дверь, говоря:

— Пока?

— Пока, — отвечаю, постучав ботинком по заднему колесу.

Маша

Подхватывая ручки лежащих в багажнике магазинных пакетов, слушаю своего племянника, который убедительно сообщает:

— Мать привет передавала.

Я верю в это с трудом, но сегодня Степа явно поставил перед собой цель наладить со мной испорченные отношения, так что старается говорить что-то “правильное”. По крайней мере, на его взгляд. Правда, все эти попытки сгладить между нами углы ощущаются так, будто это нужно мне, а не нам обоим.

Я знаю, что им движет финансовая зависимость от меня, если бы не это, его бы здесь и близко не было, но, как бы то ни было, мы родственники. Каким бы неблагодарным мой племянник ни был, мы семья, а значит, близкие люди, поэтому я иду ему навстречу, ведь из нас двоих старшая я.

— Ей тоже привет, — говорю, закрывая багажник.

Степа топчется рядом, держа в руках маленький букет цветов — запоздалый подарок на мой день рождения, который он притащил после своего звонка и просьбы встретиться. У него немного помятый вид, будто он всю ночь веселился, в целом же выглядит бодро.

— Так… откуда тачка? — кивает на мою машину, окидывая ее взглядом в десятый раз.

— Из салона, — отвечаю, используя излюбленную манеру Кирилла Мельника, то есть ухожу от ответа.

Усмехнувшись, Степа смотрит на меня исподлобья.

Мне все равно, что мой племянник думает. Каким бы образом я не объяснила появление у меня этой машины, моя сестра все равно выкрутила бы все наизнанку и вложила бы в его голову в этой искаженной уродливой форме.

Ей не хватит никакого жизненного опыта и воображения, чтобы представить, как обстоят дела на самом деле. Я бы не хотела, чтобы она знала. Чтобы знал хоть кто-то. Это наш личный с моим инопланетянином “анекдот”, в котором все перевернуто с ног на голову.

— Блин… — тянет племянник. — Ну это шик. Просто бомба. Дай прокатиться… — произносит, делая немного жалостливый голос, но выходит не очень, ведь просить Степа не умеет. Он умеет только брать, причем не отвечая благодарностью на благодарность.

Мне приходится задрать подбородок, чтобы смотреть ему в лицо.

— Степа, ты уже прокатился, — напоминаю об арендованном “БМВ”, который умудрился поцарапать. — Скажи спасибо, что ущерб покрыла страховка, иначе ты распрощался бы со своей съемной квартирой.

— Че ты так морозишься? — показательно негодует. — Да там царапина была полпальца! Че ты взъелась, фигня же.

Игнорируя это сильное преуменьшение повреждений, говорю:

— И тем не менее, я просила тебя быть осторожным. У тебя хоть какая-то ответственность должна быть?

— Да это вообще не моя вина! Случайность. Что мне теперь, всю жизнь расплачиваться? Ну, я извиняюсь, не хотел!

— Отличные извинения, — бормочу себе под нос.

— Ну дай прокатиться. Я вечером пригоню назад. Это же пушка, я в такой тачке даже не сидел никогда.

Делаю глубокий вдох носом, глядя на машину, которая еще ни разу даже мойку не посещала.

Дороги в городе привели в относительный порядок. В сравнении с тем, что творилось на них вчера, ситуацию можно назвать не такой смертельной. Двор моего дома вычищен подчистую, техника прямо сейчас вывозит за ворота снег.

Я колеблюсь, сжимая в кармане брелок. Чувствуя мою слабину, Степа давит:

— Блин, ну пожалуйста. Я же ее не подарить прошу.

Его водительским правам всего год, но катался на машине отца мой племянник с пеленок. Даже не имея прав, разъезжал по поселку в домашних тапочках.

— Куда ты поедешь? — спрашиваю, переводя на него глаза.

— Да никуда. По городу покуражусь и все, — указывает рукой куда-то мне за спину.