— Господи, — прикладываю ладони к щекам. — Да я не знаю, как себя поведу! Ты понимаешь это? Может быть, свалюсь в паническую атаку!

— Я не дам тебе в нее свалиться. Я обещаю. Вся эта хрень со связыванием строится на доверии. Ты мне доверяешь?

Сглотнув, смотрю на него большими глазами.

Да кроме него я, кажется, вообще никому не доверяю!

— Кирилл… — выдыхаю еле слышно.

— Хорошо, — снова вскидывает руки. — Успокойся. Давай закроем тему.

Протянув руку, он берет со стола бокал и выпивает его залпом.

Мое дыхание частое, как и пульс. Перед глазами пляшут картинки. Все, что я когда-нибудь видела в сети на предложенную им тему. Это и притягивает и пугает…

— Ты злишься? — смотрю на профиль Кирилла, пока он наливает себе еще вина.

— Я никогда на тебя не злюсь, — говорит, повернув голову. — Никогда. Запомни это.

Больше всего на свете я хочу верить. Мне будет невыносимо знать, что его терпение лопнуло. Холод этих страхов заставляет сделать шаг вперед, потом еще один. На нем я обнимаю Кирилла Мельника за талию и прижимаюсь носом к его груди, ведь прикосновения и действия, в отличии от слов, никогда не врут.

Поставив бокал, он смыкает руки за моей спиной и опускает мне на голову свой подбородок. Он смыкает руки так, чтобы я вжалась в него всем телом. Почувствовала каждый сантиметр его тела. Почувствовала легкое напряжение, которое оно излучает, и оно от удовольствия, а не от желания послать меня куда подальше…

Мои глаза закрываются. Я не в состоянии держать их открытыми, пока под кожей носится тепло и чертов кайф…

Боже, какой же он теплый и сильный.

— Ты уже делал это раньше? — спрашиваю. — Дурацкий вопрос, конечно же, делал…

— Делал, — произносит над моей головой.

— Где ты научился?

— Я не умею ничего особо сложного.

Дыша запахом его кожи, мучаюсь в течение тридцати секунд, которые отбивают ровные удары его сердца.

— Если я попрошу, ты сразу меня развяжешь?

— Сразу. Если нужно, разрежу веревки ножницами.

Черт…

Маша

— Ты сразу остановишься, если я попрошу?

Высыпая на кровать содержимое квадратного розового пакета, Кирилл отзывается:

— Ты задаешь один и тот же вопрос в разных формулировках. Да, я сразу остановлюсь. Гарантирую.

Я знаю, что веду себя как ненормальная заезженная пластинка, даже несмотря на то, что сказала “да”, но мне страшно, и я сама не могу понять, чего боюсь. Беспомощности, того, что в моей голове перещелкнет, или еще какого-нибудь дерьма.

На кровати лежат странные изогнутые ножницы и три мотка красных нейлоновых веревок. Где Кирилл раздобыл пакет и его содержимое догадаться нетрудно — в магазине для взрослых, и, подняв глаза, спрашиваю:

— Когда ты это купил?

— Примерно час назад.

— Здесь, в городе?

— Да, — он берет одну веревку и делает на ее конце простую петлю.

Его пальцы работают без суеты и спешки, но все равно это выглядит так, будто он восстанавливает себе память: щупает узел, затягивает его сильнее и снова щупает. Когда смотрит на меня, не могу оторвать глаз от заостренных черт его лица, но на моем, судя по всему, все мои эмоции мигают и светятся, потому что Кирилл бросает веревку на кровать и разворачивается, делая ко мне шаг. Протягивает руку и пропускает через пальцы прядь моих волос. Мягко и неторопливо. Это должно успокаивать, но меня возбуждает, ведь он смотрит в мое лицо и говорит:

— Я ничем, кроме рук и рта, до тебя не дотронусь.

— Даже если я попрошу?

— Если попросишь, я просто сдохну от радости.

По спине бежит легкая рябь мурашек. Меня на клеточном уровне волнует то, что он выстроил между нами эту систему взаимоотношений, где я говорю “да” или “нет”, а он… подчиняется. Это мучительно волнующе и возбуждающе — “владеть” им таким образом, даже будучи связанной…

Это та острота, про которую он говорил? Те самые яркие эмоции?

— Что… я должна делать? — спрашиваю нерешительно.

— Если хочешь в туалет, то иди сейчас, — кивает подбородком на дверь.

— Не хочу.

— Одежду нужно снять.

— Всю? — смотрю на себя вниз. — И чулки?

— Я бы предпочел, чтобы ты сняла все. Когда веревка прилегает к коже или… узлы давят — в этом есть свой кайф.

— Ладно…

Червь неуверенности снова шевелится внутри. Я не хочу его разочаровывать. Ему есть, с чем сравнивать, и я уверена, любое сравнение не в мою пользу. Если до этого я не боялась демонстрировать свои эмоции, то эту предпочитаю спрятать.

Опускаю лицо и начинаю расстегивать пуговицы на рубашке. Я еще ни разу не щеголяла перед ним голой, и это тоже волнует, хотя не думаю, что удивлю его своим третьим размером или еще чем-нибудь.

— Нам нужно стоп-слово, — Кирилл легкими толчками разгоняет мои пальцы и заменяет их своими: расстегивает верхнюю пуговицу, за ней вторую.

— Может просто “стоп”? — спрашиваю, не в состоянии сконцентрироваться.

Он близко, его голый торс нависает надо мной, а голос тихий и бархатный, потому что слегка хрипит.

— Нет… — бормочет, продолжая сосредоточенно расстегивать пуговицы. — Нужно такое, которое я не спутаю с твоими случайными реакциями.

— Ладно… тогда… Корица.

— Отлично…

Разведя полы рубашки, смотрит вниз, заставляя мой живот изнутри дрожать.

Грудь ноет под его взглядом, я хочу, чтобы он дотронулся, но он только смотрит, спрашивая:

— Точно не холодно?

— Это не от холода, — смотрю на Кирилла исподлобья.

Мои соски снова напряглись до состояния онемения, и я делаю быстрый вдох, когда он проводит по моей груди костяшками пальцев, задевая адски чувствительный сосок и наблюдая за моим лицом.

— Ты бы… разрешил мне связать себя? — выдыхаю вместе с воздухом.

— Нет.

Его ответ звучит как жирная точка.

Потянув за рукава рубашки, стаскивает ее с моих плеч, поглядывая на мое лицо.

— Ты мне не доверяешь? Но просишь довериться тебе…

— Ты слишком неопытная, чтобы я мог разрешить тебе себя связать.

— То есть, дело в технике? — Опускаю глаза вслед за ним, когда садится на корточки у моих ног и упирается в пол коленями.

— Скорее, в правилах.

Обхватив пальцами лодыжку, ставит мою стопу себе на бедро, и бережно стягивает с меня чулок. Кладу руки ему на плечи, и мне кажется, будто ощущение от соприкосновения с его кожей не сравнится ни с какими узлами и веревками.

— А кому-то другому? — продолжаю допытываться. — Кому-то опытному.

Отбросив чулок в сторону, смотрит на меня снизу вверх, проговаривая:

— Никому.

— Потому, что тебе нравится доминировать?

— Потому, что нет. Без объяснения причин. Я не играю в эту игру. Еще вопросы? — выгибает брови.

— Ты просто никому не доверяешь, — констатирую тихо. — Не хочешь быть от кого-то зависимым. Ты сам хоть когда-нибудь расслабляешься?

На его лбу появляется крошечная складка, которую мне дико хочется разгладить. В моих глазах даже эта морщинка не делает его старше, с тех пор, как научилась видеть в нем мальчишку, уже не в состоянии смотреть на него, как на пугающую неизвестность.

Оставив мои слова без ответа, он переводит глаза на мою вторую ногу и ведет ладонью вниз от бедра до колена, а потом дальше, до лодыжки, этим захватом очертив контуры голени.

— Я боюсь выглядеть глупо, — сознаюсь наконец-то.

— Это не глупо, это красиво. Если ты не эстет, лучше вообще с Шибари не связываться.

— Шибари? — повторяю новое для себя слово.

— Так называется это искусство.

— Ясно…

— Просто расслабься, — принимается он за второй чулок.

— Пока не получается.

— Поэтому я тебя и свяжу.

Его пальцы цепляют мои трусики, но прежде, чем успеваю напрячься, Кирилл подается вперед и целует мой живот над пупком.

Щетина на его подбородке колется, от притока ощущений глаза закрываются сами собой.

— Ай… — шепчу, запуская пальцы в волосы у него на затылке, когда Кирилл прикусывает кожу в том месте, которое только что поцеловал, а потом спускается ниже, оставляя укус чуть выше моего лобка, в то время как его руки избавляют меня от стрингов.