Я не могу сконцентрироваться на мужчине перед собой, поскольку именно в этот момент начинаю плакать…

Маша

— Че-е-ерт! — рычит Кирилл где-то за пределами постели. — Я оставлю тебя одну на тридцать секунд, я сейчас вернусь…

Я отвечаю надрывным всхлипом, снова сворачиваясь в клубок и пряча лицо, ткнувшись им в матрас. Ощущение, что мою грудь сейчас разорвет, душит, но когда выплескиваю из себя хрипы вместе со слезами, становится легче. Легко и свободно! Единственное, что мешает — это веревки…

— Я сам… не шевелись…

Мягкое волнующее давление узлов сменяется навязчивым. Они трут и давят. Я хочу от них избавиться.

— Маша… не двигайся…

Туман в голове притупляет реакции, но быстрые ловкие пальцы на своей коже я чувствую отлично. В унисон с моими рыданиями, они гладят кожу в тех местах, которые одно за другим освобождаются от пут. Надавливают и растирают, двигаясь вверх по моим ногам. Подцепив веревку, которой связаны мои руки, усаживают меня на кровати так, что стопы падают на пол.

Я вижу перед собой лицо Кирилла. Его острый, напряженный взгляд, которым он осматривает мое лицо, в то время как его руки в непрерывном движении развязывают узел между моих запястий.

— Сейчас… потерпи… уже почти все…

Взметнув руку вверх, Кирилл обнимает ею мою щеку и проводит подушечкой большого пальца под нижним веком, стирая влагу, которая залила мое лицо.

Я чувствую себя ребенком. Капризным ребенком. Но такой заботы о себе я не знала даже в детстве.

Что он, черт его дери, делает?!

Зачем…

Целует внутреннюю сторону правого запястья и массирует его, хмурый и сосредоточенный настолько, что у меня в груди сжимается сердце. Это выталкивает наружу очередную порцию слез.

Я не в состоянии сопротивляться этой заботе. В состоянии только ее принимать: вяло двигать руками и ногами, пока Кирилл укладывает меня в постель и ложится рядом, пристраивая мою голову на своем плече и набрасывая на нас одеяло.

Вытянувшись вдоль его голого до пояса тела, испытываю тактильный оргазм, ведь как и сказала — никакие веревки не заменят ощущения его кожи на моей. Я прижимаюсь носом к сильной мужской шее, успокаиваясь запахами, которые меня окружают. Запахами мужчины. Знакомыми и успевшими въесться в клетки мозга.

Тяжелая рука прижимает меня к твердой горячей груди, второй рукой Кирилл медленно перебирает мои волосы, дыша размеренно и ровно, и я стараюсь подстроиться под этот ритм, стараюсь разогнать пелену перед глазами, которая сгустилась там благодаря моей истерике.

— Извини… — выдавливаю пересохшими губами. — Это… от… эмоций…

— Все нормально, — Кирилл прижимается губами к моему лбу. — Я понимаю… кажется…

Это нестерпимо приятно. Я не хочу двигаться, просто растворяюсь в близости этого невозможного человека, позволяя его губам снова и снова оказываться у себя на лбу, а рукам вокруг себя то напрягаться, то чуть ослаблять хватку.

Минуты уплывают, я не знаю, сколько их проходит к тому времени, как давление в висках сменяется полудремой, а балансирование на грани сна сменяется внутренним напряжением от понимания, что все это… я и он, Кирилл, все это слишком…

Мысль сбивает дыхание. Сглатываю слюну, затаившись в таких надежных объятиях мужчины, который мне не принадлежит.

Меня парализует от страха, ведь не дыша, я с ужасом понимаю, что хотела бы обратного до мелкой дрожи, которая распространяется по затылку…

Приподняв голову, смотрю на Кирилла. Его голова откинута на подушку, глаза закрыты, но он не спит. Его тело как взведенная натянутая пружина, я чувствую его напряжение, особенно, когда он открывает глаза и молча на меня смотрит.

Будто, твою мать, читает мои мысли. Будто у него такие же мысли, поэтому он разжимает руки, как только даю понять, что хочу встать.

— Я… — прочищаю онемевшее горло. — Я поеду домой, иначе сейчас усну…

Спрыгнув с кровати, принимаюсь подбирать с пола свои вещи: чулки и трусики, которые надеваю, стоя к Кириллу боком. Наверняка я выгляжу кошмарно. Тушь потекла, я знаю это, даже не заглядывая в зеркало, волосы прилипли к соленым щекам, но это не роняет меня в его глазах, ведь опустив на пол ноги и упершись в колени локтями, он наблюдает за мной и говорит:

— Ты можешь переночевать здесь.

— Спасибо за предложение, но я лучше поеду домой, — отзываюсь, суетливо натягивая чулки.

Мне нужно поскорее убраться из этого номера, пока предложение хозяина не сломило и не перемололо меня изнутри, поскольку больше всего на свете сейчас я не хочу уходить. Я хочу остаться здесь, с ним, в его постели, но это не та вещь, к которой мне стоит привыкать.

Надев платье, убираю в сторону волосы и борюсь с молнией от шеи до талии сзади, когда с кровати раздается просьба:

— Останься.

Вскинув голову, смотрю на Кирилла, чувствуя, как внутри все сжимается.

Я не знаю, на что надеюсь, глядя на него в своем вибрирующем состоянии. Что он щелкнет пальцами и скажет — я развожусь? Этого не будет… так не бывает. Его реальная жизнь, она существует, и я не ее часть, но напряжение в его глазах задевает за живое.

Кирилл сглатывает слюну и его кадык двигается.

Он смотрит на меня так, будто взглядом демонстрирует то, что только что озвучил вслух. Просит меня остаться.

— Я не могу… — отвечаю, мотнув головой. — Мне пора.

— Я тебя отвезу, — встает с кровати, направляясь к шкафу.

— Я поеду на такси, — снова мотаю головой.

— Почти двенадцать ночи. Я тебя отвезу, — роется в своих вещах и выхватывает из стопки чистую футболку и чистые штаны.

— Нет… — хватаю с тумбочки свой телефон. — Я сама доберусь.

Он перехватывает меня за руку, сжав пальцы чуть выше локтя, когда собираюсь прошмыгнуть мимо к двери.

— О чем мы спорим? — спрашивает раздраженно. — Что заставляет тебя сейчас говорить мне «нет»?

— Отпусти… — прошу его, еле шевеля губами.

Он тут же разжимает пальцы, от вдоха крылья его носа трепещут, а глаза… в них шторм из неудовольствия, такого живого и острого, что боюсь порезаться.

— Хорошо, — вскидывает вверх руки. — Счастливого пути.

Забросив футболку в шкаф, идет к кровати и принимается собирать с пола длинные жгуты красной веревки.

Топчась на месте, прижимаю ладонь к животу и складываю пальцы в кулак.

В висках опять стучит, я не могу сдвинуться с места, а Кирилл… демонстрирует мне свою спину и подкачанную задницу, прикрытую низко сидящими на бедрах штанами.

Мы вообще встретимся снова, если я сейчас уйду? Возможно, это лучшее, что может случиться со мной в жизни — больше никогда не видеть Кирилла Мельника. Бежать от него, и как можно дальше!

Он сказал, что никогда на меня не злится, но сейчас он зол.

— Спасибо… — говорю ему. — За этот вечер…

— Не за что.

Закусив губу до боли, разворачиваюсь и выхожу из комнаты. Обуваюсь и забираю из шкафа шубу в такой спешке, будто что-то угрожает моим планам, но я в комнате одна. Кирилл не выходит меня провожать, я и не жду. Выскакиваю в коридор, прижимая к себе свои вещи и с бьющимся сердцем глядя на захлопнувшуюся дверь еще минуту или две.

Чего я жду?!

Ничего, но ноги опять вросли в пол, а в груди тянет.

Сделав рваный выдох, отступаю от двери, решая, что мне и мужчине за этой дверью лучше больше не встречаться…

Кирилл

На дисплее беговой дорожки не хватает трехсот метров до дистанции в пять километров. Эти триста метров пробегаю, чуть прибавив скорости, потому что люблю выжимать из себя последние силы перед финалом, и потому, что чувствую — их у меня еще хватает. Еще есть что выжимать, хотя мышцы уже забиты, а футболка от пота насквозь мокрая.

Это то состояние, когда мне можно спокойно дать пинка под задницу, и я не среагирую, в голове слишком пусто, поэтому, когда у тренажера возникает Луговой, даже не сразу его замечаю, только когда останавливается впритык и заглядывает в дисплей беговой дорожки, присвистнув: