– Музыкант? – понял Лоренц, оторвав тоскующий взгляд от такого знакомого и родного вепря. – С лагеря?

– Филипп, в честь вашего батюшки назвали, – парень поклонился. – Ребек-то мой так у головы и лежит, – вздохнул он, – но да мы и без того по ночам веселье устраиваем. А вы? – он заволновался. – Уже ходите? Как себя чувствуете? Что мне старшим-то передать? Где все наши? Когда обратно?

Лоренц покачал головой.

– Хожу, но, увы, недолго. К обеду уже, верно, придётся сесть. Остальные пока в лекарском доме, но… – он замешкался. Как лучше сказать обо всём, что случилось?.. – но и они тоже в дело пойти смогут нескоро. Как бы мы все хотели вернуться, – едва слышно добавил он. Филипп, виновато улыбнувшись, чуть кивнул.

– Как нам погрузят, можем вам рассказать последние новости. Кажется, вам будет интересно послушать, ась?

– Буду премного благодарен, – Лоренц чуть поклонился в ответ. – Жду вас в управе. Надеюсь, Его Благородие нас оттуда не прогонит, – он грустно усмехнулся.

Во дворе управы почти никого не было. С крыльца сходили несколько печальных женщин; позади стоял Юлек, такой же хмурый и несчастный, теребящий, как и всегда, свой замусоленный платок. Стол позади него был пуст.

– Где?.. – Лоренц кивнул в сторону стола. Юлек махнул рукой.

– В склепе. На рассвете в храме отслужили по нему… ужина не будет. Не нужно из этого делать событие. Ещё ж опять ваши прибыли… не приведи Всесветный ещё слухи какие растащат по своим лагерям. Эти ведь ещё, подвальные… всё в одно время свалилось, как так-то…

– Мудрое решение, – пробормотал юноша, сев на кресло у окна. – А что подвальные? Их не всех ещё опросили?

– Недовольны, – просто ответил Юлек. – И, вы уж извините меня, но успокаивать их вам. Не я эту кашу заварил.

– Осторожней, – тихо произнёс Лоренц, не отрывая взгляда от мутного стекла, за которым едва ли было видно улицу. – Я понимаю ваше недовольство, но следите за языком. Вы верно сказали когда-то про птичьи права.

В дверь почтительно постучали. Бедная уставшая Анешка, что осталась сразу без хозяйки и без любимого господина, побрела к крыльцу. На входе послышались недовольные голоса, она захлопнула дверь.

– ВашСиятельство, там к вам просят, впустить? – девушка высунулась из сеней. Лоренц коротко кивнул. В комнату зашли Филипп и Юс; последний направился к Юлеку – верно, что-то не так пошло с расчётами за зерно. Солдат же прошёл чуть ближе к креслу и низко поклонился.

– Я предлагал старшему к вам прийти, но он не с Мерфоса, я с ним так, для разнообразию увязался по знакомству, – признался он. – Вот меня и отправили к вам.

– Как же приятно увидеть кого-то с города, – прошептал Лоренц. – Садись. В кресло садись, не робей, – он улыбнулся. – И рассказывай.

– А что рассказывать… – Филипп, задумавшись, плюхнулся на кресло. На полу до него шла цепочка мокрых следов. – Мы прошли к мосту, когда холода окрепли. Фратейцы-то к ним не привыкшие, вот как. Если ждёте рассказов о подвигах, то их не будет, – он усмехнулся по-доброму. – Мы нашли только разброд и брошенные стоянки. Никого из тех четырёх тысяч не нашли. Основные силы ушли на юг пережидать зиму – вот поклясться готов, что видал их флаги сразу за маатанским мостом! Встретились с Ивкальгским приказом, берег весь очистили до самых горных хребтов. За столько-то времени… по вашим наводкам, к слову сказать, проходили после ещё второй и третий раз, – забеспокоился он. – Нагулянные полукровки теперь прячутся, их сами деревенские хотят выдать. Чужого видели единожды, сказался купцом, его конвоировали к границам. При себе было оружие и какие-то дурманящие настойки. Что ещё… распределили силы по восточной части берега, меняем патрульных каждые несколько дней. Воробей не проскочит, вот вам слово!

Лоренц почувствовал разочарование. Он так ждал своего первого похода, а он превратился в… в…

– А зачем же ещё стоите лагерем? – осторожно спросил он. – Думаешь, это деревням, которые вас снабжают зерном и сеном, на пользу идёт?

Филипп покачал головой.

– Фельдмаршал ведёт переговоры о переходе моста. Цена золотом велика для нас будет… а за услуги какие вполне могут пропустить. Когда разберутся с этим, пойдём южнее. Если сейчас народ распустить, то быстро по зиме уже не соберутся. Куда дешевле оставить всех на местах.

Лоренц кивнул.

– Я понимаю, что во главе стоят люди куда умнее нас, – он слабо улыбнулся. – Но не слыхал о причинах. Думал, что стоим только до боёв.

– Границы начали укреплять, – вдруг добавил Филипп, рассеянно рассматривая стены. – Не стоять же просто так. Мало что успеется, конечно, за зиму, но хоть подобие валов и смотровых башен получается ставить – народу-то много, рабочие руки есть. Давно пора было. Вы ж слышали, что два года назад было? Ивкальг же весь погорел. Давно было пора, вот как! – он хлопнул по подлокотнику.

– Вот как… – задумчиво повторил Лоренц. Он слыхал о пожаре, но не думал, что два года границы так и стояли пустые. Пойдут южнее, значится, когда закончатся переговоры… – ты, кажется, хорошо в этом понимаешь. Скажи, будет ли от меня польза хоть в лагере, если я вернусь таким… в таком состоянии? – он кивнул на трость.

– Без вас в нашем дворе бардак, – помедлив, признался Филипп. – Один пытается командовать от того, что служит дольше, другой – что самый старший, третий – что лично с вами якобы знаком был. Даже если вы сядете в шатре и выходить не будете, всяко порядка будет больше. А что не поедете на юг, так всё равно б не пропустили вас в первые ряды. Вы ж раньше не выезжали с дому, кто такой грех на себя возьмёт?

– Спасибо… – прошептал Лоренц. От этих слов внутри затеплилась надежда. Нужно лишь закончить начатое, и больше не ждать выздоровления, и сразу ехать обратно! Надо бы сойтись с остатками его солдат, которые так и сидели в лекарском доме: пусть знают, что скоро уж могут начинать собираться. Если не в бою, так в стройке от них всяко будет польза.

– А что ж вы говорили про деревни-то? – осенило вдруг музыканта. – Лето вроде тёплое было, неужели снова у нас неурожай?

– Что? Нет, зерна полно, только половина же порченного, – Сиятельство покачал головой. – Неужели ты забыл, отчего вообще мы поехали в степь?

Филипп смутился и почесал голову.

– Да я тут, да… подумал было, что опять земля пересохла и хлеба своего почти и нету. Не всегда ж избыток продают, сами знаете… но нет, не подвела она и разродилась, как могла. Что же, даже скоту не пойдёт?

– Даже… что ты сказал? – вскинул брови Лоренц.

Бедняга-легионер смутился ещё больше. Он, похоже, не привыкший был общаться с кем-то сильно выше него.

– Думал, что урожая нету, а он, оказывается, есть, да больной. Что не так, Ваше Сиятельство?

– Нет, нет… ничего, всё хорошо… – пробормотал он. Она не подвела и разродилась… она… где он встретится с нею… – спасибо тебе за вести. Обрадовал меня. Передай остальным, что приедем мы так быстро, как сможем. Господин Юлис к вам уже вернулся?

– Месяц назад, – кивнул Филипп. – Рассказал в подробностях, что произошло. Иржи-то торопился к лекарям с вами. Мы Кипрейку теперь по вопросам продовольствия стороной обходим, им же спалили всё. Сами, верно, на лебеде теперь… – он вздохнул. – У нас, кстати, всего трое монахов с ним. Пройти им вообще не дают. Сейчас, пока ждём… бездельные солдаты хуже разбойников, вот вам слово. Стараемся не выносить сор, но в ночные патрули уже добрая половина лагеря встаёт, вот как. Голова рвёт и мечет. Ещё, вон, в нескольких дворах командиров сейчас нет… что о вас передать, Ваше Сиятельство?

Лоренц промолчал. Что бы он сейчас смог пообещать? Нестерпимо хотелось вновь сесть на лошадь, взять меч в руки; но он мало верил воодушевляющей речи Филиппа. Что толку от командира, который не может встать со своим войском? Как там сказал тот верзила – что может быть хуже ребёнка в командовании? Только ребёнок-калека.

– Ничего не передавай, – наконец ответил он, уставившись в пол. – Скажи, что нездоров, но в тоске. Скажи, что желаю вернуться, но не знаю, когда смогу поехать верхом.