– Чего два дня назад ночью делал?

– Дайте-ка упомнить… вечором ходил в храм на праздник. Долго там пробыли, – помощник Юса задумчиво покосился на кандалы, – деньгу отдали хорошую, нас девчонка тамошняя очень нахваливала. После молитв прошли по деревне, мы все вместе, вчетвером там были, с хозяином. А оттуда ужо и по домам. С петухами встали ужо. Ну да мы же виделись с вами, помните? Вы ж заходили к нам с утра!

Лоренц недоверчиво прищурился.

– Вас было много того дня… так ведь это от тебя пивом несло! – запоздало сообразил он. – Ты же говорил, что упился в ночь, что с утра лечиться пришлось!

Мужик смутился.

– Ну да, отметил чутка… посидели все у Августины, выпили, развлеклись… ужели подсудное дело теперь?

– Посидели, значит, все… – прошептал Лоренц. А ведь у остальных подмастерьев он ничего не учуял в то утро. – А сегодня как время занимал?

Тот покачал головой.

– Сегодня премерзкий день был, господин! Сначала обыски, потом свиньи эти, гонял их от амбара, чтоб не подъели у нас там всё, значится! А после эта, того-самое, согнали всех тушить конюшни. Таскал воду с пруда, руки все обморозил. Ужели вы меня там не видели? Я же прям вот перед вами проходил с вёдрами!

– Лжёшь, ублюдок, – прошипел Лоренц, медленно вставая со стула. – Дворянину лжёшь! Хочешь дыбу на себя примерить?! Отвечай, где был сегодня!

Мужик оробел и отодвинулся назад.

– Не вру, небом клянусь, не вру! Ужели не видели меня?

– Взять его! – рявкнул Сиятельство, ударив тростью о каменный пол. Из-за спины его показались трое караульных; один заломил его руки, двое других подхватили его за плечи. – Тащите к стене! Добровольно не говорит, так заставлю!

– Нет, стойте, не надо! – мужик пытался вырваться из хватки, затем, едва не заплакав, подогнул ноги, попытавшись встать на колени. Постовые удержали его на весу. – Постойте, я скажу, я…

Лоренц поднял руку.

– Где сегодня был? – сурово спросил он.

– Я… я работал у себя, нам хозяин распоряжения выдал, – он едва не хныкал, – он сам на пожар пошёл, а я…

– Снова лжёшь! – прорычал Лоренц. – Приковать его к стене! Тебе сейчас мигом язык развяжут!

Ключи от цепей валялись прямо здесь же на полу. Всего за пару мгновений мужика прижали к каменной кладке, подняли его руки и провернули на два раза ключи на замках. Он обессиленно повис на цепях.

– Отпустить остальных, Ваше Сиятельство? – тихо спросил один из постовых. Лоренц, помедлив, покачал головой.

– Зависит от того, что за причины у него говорить нам неправду, – так же негромко отозвался он, хоть и не пытался скрыть своей злости. – Может, он воровать зерно пошёл. Вы сможете… заняться им?

Тот кивнул и вышел из комнаты. Сиятельство повернулся к висящему на стене.

– Что ж… – тише проговорил он, – давай пообщаемся. Как тебя зовут?

Мужик промолчал. Юноша нахмурился.

– Жаль, что ты такой несговорчивый, – он сложил руки на груди. – Можешь меня не бояться. Я своими руками тебе вреда не причиню. Не назовёшь имя? Будешь Жаном. Скажи, Жан, за что тебя сюда привели?

Пленный посмотрел вниз и дёрнул прикованной рукой. На ногах у него были новенькие кожаные сапоги на небольших узких каблуках. Не самая удобная обувь для того, кто работает на амбаре. Постовой снова зашёл с камеру, в руках его была длинная плеть-двухвостка.

– Это ведь не твоё? – так же негромко продолжил Лоренц. – Ты украл их сегодня? Потому и не признаёшься, где был?

– Я был у себя, – хрипло повторил пленник, – я дежурил, чтоб никто не зашёл в амбар. Хозяин оставил меня одного, и я должен был…

– Лжёшь, – тихо и равнодушно отозвался юноша. – Прошу вас, – он обернулся к постовому. Тот чуть размял плечи, подошёл к стене и, чуть покачав рукоятку в ладони, замахнулся плетью. Пленник стиснул зубы и тихо охнул; на рубахе его появились тонкие рваные полосы.

– Давай ещё раз, – спокойно повторил Лоренц. – Где ты был утром? Не говори про амбар – я заходил к вам. Юс был на месте. Один. И про пожар тоже не сочиняй. Где ты был?

Постовой провёл пальцами по ручке плети. Мужик отвернулся и замолчал.

– Ты не хочешь говорить? Или не можешь придумать чего-то правдоподобного? – Лоренц наклонил голову к плечу. Ему не хотелось, чтоб стражник продолжал его избивать; всё, на что он надеялся, так это на то, что названный Жан достаточно испугается, чтоб расколоться до начала порки. Но он, похоже, оказался крепким орешком. – Я не хочу, чтоб невинному причиняли боль. Но молчание говорит мне, что ты всё же виновен. Давай-ка мы снимем с тебя эти краденные сапоги, чтоб можно было вернуть их хозяину сразу, как только ты признаешься. Будьте добры.

Караульный что-то тихо проворчал и опустился вниз. С левой ноги он снял обувь быстро, а с правой отчего-то замешкался, будто той было теснее. Стянув всё-таки сапог, он обнажил тугую выпирающую повязку белого льна, из-под которой поблёскивал металл.

– А ты, похоже, не только сапогами поживился, а? – Лоренц одобрительно кивнул на немой вопрос постового. Жан попытался было пихнуть того ногой, но следующий удар плетью не заставил себя ждать. Караульный вспорол ткань и поднял упавший на каменный пол нож. Пленный снова попытался было отпихнуть его руку, но получил ещё один удар.

– Я не представляю, ВашСиятельство, где он мог такое стащить, – стражник почесал голову и передал Лоренцу клинок. – Дорогое такое… верно, такое только у старостовой семьи могло быть. Хотя и им не по карману будет.

– Подождите… – юноша коснулся лезвия, провёл пальцами по богато украшенной рукояти и вздрогнул. Перед глазами разом вспыхнули и Кипрейка с её песочным скакуном, и мальчишка с факелом, и труп с объеденным носом, и Олаф с раной в спине. Он перевернул нож и тихо выдохнул: на навершии был выгравирован такой знакомый знак звезды над холмом. Лоренц почувствовал, как задрожали его руки.

– Если ты так и не начнёшь мне отвечать, – так же тихо прошептал он, – то перейдёшь на дыбу, и стражник с плетью покажется тебе наслаждением. Понял меня?

Мужик промолчал.

– Ты понял?! – рявкнул Лоренц, ударив кулаком в стену. – Клянусь, сейчас только я стою между тобой и виселицей! Чей это нож?!

– Мой, – прошептал мужик. – Он давно у меня. Много лет уже. Это мой.

– И вместо того, чтоб продать его и жить без забот, ты устроился подмастерьем в амбар? – прошипел юноша. – Зачем ты хранишь оружие наших врагов?! Не отпирайся, я знаю, откуда оно!

– Это память, – пробормотал Жан, – память… первое, что унёс из-за моста…

– Что ты знаешь о смертях в деревне?! – Лоренц махнул рукой постовому с плетью. – О мельничихе, старике с храма, моём оруженосце? Младшем Благородии?!.

– Ничего… – взволнованно прошептал мужик, – ничего, правда, я о тех людях не знаю, Благородие не трогал, Ваше Сиятельство… он же ребёнок, как можно было бы?..

– А остальных, значит, можно?! – рассвирипел Лоренц. – Зачем носишь с собой?! Деревенских боишься? Или волновался, что кто найдёт в доме и караульным подаст на тебя?! Ещё раз спрашиваю, что знаешь о смертях?! Зачем тебе фратейский нож?! Объясни ему, что мы ждём ответов! – рявкнул он в сторону стражника.

Тот хмуро кивнул. Жан тихо проскулил от удара, и снова, и снова, и, когда охранник в четвёртый раз поднял руку с плетью, мотнул головой.

– Небом клянусь, ВашСиятельство, не трогал ни вашего слугу, ни мельничиху, ни старика, – прохрипел мужик. – Если кому и причинил зло, так только хромому бродяге нищему, который принялся за мной следить на днях! О нём, верно, никто не справлялся. Он, как пить дать, из оспенных кварталов пришёл…

– Снова лжёшь, – прошептал Лоренц, сжав рукоять ножа. – Ты видел его меч. Ты видел мой герб. Только полный дурак решит, что это нищий бродяга. Ты убил его ножом – вот этим ножом! – в спину, как свинью на мясо!..

– Я не видел, – жалобно ответил Жан, – небом клянусь, не видел!..

– Стой, – вдруг остановил его юноша. – Стой, – он поднял руку постовому, который уже готов был занести плеть. – Почему ты клянёшься небом? Почему не свидетельствуешь перед Всесветным?