Оттуда транспорт плохо ходит, добираться неудобно, — проворчала я и села обратно.

— Чего?

— Иди на хрен, Соленый! — ответила за меня Ирка.

— Тачку отгони, где взял, пока хозяин не кинулся.

А то теперь уже шестью месяцами, как по малолетке, не отделаешься, баран.

Ничему тебя жизнь не учит!

— Слышь, че ты гонишь, мелкая?

Тачка — моя.

— Да откуда бы ей у тебя взяться?

— Да оттуда!

Я теперь с такими серьезными людьми работаю, что вам и не снилось.

Бабок скоро полные карманы будут, так что я теперь ровный пацан.

Слышь, Лизка, лови момент!

Скоро девки гроздьями вешаться станут, — Колька свесил из окна руку с зелеными четками и принялся их демонстративно перебирать.

— Смотри, как бы они из-за твоей ровизны не соскальзывали, гроздья эти.

— фыркнула я и отвернулась.

— Ирк, ну ты ведь девка умная, скажи сестре своей, что хорош нос воротить.

Я же это… все по-серьезному хочу.

У меня того… планы мемориальные.

— Чего?

— офигели мы с Иркой в унисон.

— Ну это… метро…матримониальные планы, вот!

Мы изумленно переглянулись с Иркой.

— Че, уел?

— осклабился Колька, — А вы думали я тупой совсем?

Не-е-е!

Я умный и серьезный.

Че будем мутить, Лизка?

Потом женюсь, зуб даю!

Держаться больше не было сил, и мы с сестрой заржали, аки кобылицы.

— Приезжай, когда еще штук десять хотя бы умных слов выучишь!

— сквозь смех отмахнулась я.

— Не такой тебе, да?

— озлился Соленый, — Перебираешь, зараза?

Ну ты гляди, Ерохина, чтоб от перебора недобор потом не случился!

Взревел движок, и мерс рванул с места, оставляя после себя только вонь выхлопных газов и жженой резины.

— Ишь ты, раскатал губу, — прокомментировала его отъезд Ирка.

Набродились мы по городской толкучке и магазинам до упаду, передавая под конец ни в какую не желающую спать в коляске мелкую с рук на руки.

Купили и обувь и еще чуток обновок, десять раз поскандалив, невсамделешно конечно.

Ирка балда все вымогала купить ей тряпки повыпендрежнее, а мы с мамой настаивали на практичном.

Короче, домой мы приползли усталые и довольные, еще и нагруженные помимо обновок и кучей продуктов с оптового рынка.

Вот чесс слово, громить притоны в сто раз легче, чем ходить с моими за покупками.

Но все, безусловно, компенсируется сияющими выражениями лиц родных, и какой же это кайф, когда у тебя есть деньги, чтобы сделать их такими.

— Ой, а нам записку под дверь кто-то сунул, — сказала открывшая дверь Ирка, подхватила сложенный листик с пола, развернула и прочитала.

— “Приходил, не застал.

Абрикосова 46.

Жду.

Сегодня.

Макар.

” Тут еще и номер телефона.

Это чего за нахальный такой Макар с телеграфно-повелительной манерой общения, а?

Я плюхнула на пол пакеты и выхватила у нее записку.

Пробежала глазами и заморгала, потому что перед ними слегка поплыло.

— Эй!

Лизка!

Ты чего, пойдешь?

— изумленный окрик сестры застал меня уже на середине второго лестничного пролета.

Я замерла, осознав, что ломанулась без единого слова вниз.

Подняла голову и посмотрела в встревоженное лицо свесившейся через перила Ирки.

— Если что, где искать знаете, — буркнула ей и вымученно улыбнулась.

Я бегу к Лебедеву?

После того, как он ушел молча, без единого слова, и кинув бабки как шлюхе на стол.

Ерохина, ты дура?

Ага, причем, эпичная, хуже тех, над кем прикалывалась всегда, что их мужик пальцем поманит, и они уже несутся, высунув язык.

А сама-то!

Но в конце концов!

Макар приходил.

Узнал мой адрес и приходил, значит, ему есть что мне сказать, а я, чего уже перед собой-то выделываться, хочу услышать, что он скажет.

Так что да, я иду.

Гордость — помолчи.

Макар

— Пап, а кто тут раньше жил?

— спросила Лена, осматриваясь в доме Камнева, в котором он предложил нам пожить, пока не обзаведусь постоянным жильем.

— М?

— нахмурился я, обернувшись.

— А, дядя Ярослав с женой и детьми.

Дом был на мой взгляд замечательный.

Не новострой, да, но с хорошим ремонтом.

Раньше похоже был на два хозяина, но после обе половины объединили, и получилось очень даже достойное жилище.

По-крайней мере для тех, кому особенно выбирать не приходится.

Частный дом с большим двором всяко же лучше, чем запереть мелких в съемной квартире или вообще в номере гостиницы.

— Отстой, — Ванька начал кривиться еще во дворе, внутри свое представление, отыгрывая принца крови в вынужденном изгнании, продолжил, но я до сих пор это игнорировал.

— Мойте руки, — махнул я в сторону ванной.

— Сейчас сварю нам пельменей, поедим, и пойдете спать.

— Фу, магазинные пельмени, — процедил выпятив губу сын.

— Не стану я такое есть!

— Значит, пойдешь спать с пустым брюхом!

— отмахнулся я, читая в телефоне сообщение Боева, что они, кажись, нашли подходящее помещение для нового производства.

С удобным расположением и владельцем без охрененных запросов по цене аренды и возможностью даже небольшими силами организовать достойную систему безопасности.

Ждут только меня, чтобы получить окончательное одобрение, и можно сразу начинать оборудование завозить и устанавливать, благо его еще даже из фуры не разгрузили.

Красавчик все же Андрюха, всегда таким был.

Цель поставлена — цель достигнута, без вариантов и для друзей небо и землю местами поменяет, если прижмет.

— Не хочу с тобой жить!

Обратно хочу!

— пробурчал Ванька, но хоть не орет.

— Ага, я в курсе, — усмехнулся я, думая о своем, и пошел на кухню и водрузил пакет с продуктами на стол.

Так, что тут у нас.

Ага, кастрюли в шкафу внизу, в выдвижном ящике ложки-вилки, а вот тут тарелки.

Ну норм все, чего еще нужно.

Холодильник уже включен, Яр говорил, что заскочит.

Я распахнул дверцу и присвистнул.

Заскочил, ничего себе, можно было и не заезжать в магазин, Камнев обеспечил нас пропитанием на первое время.

Спасибо сердечное, мужик.

Я уже в который раз глянул в окно кухни, в которое как раз было видно ворота с калиткой.

Интересно, скоро Лизка придет?

Где это ее вообще носит вместе со всем семейством.

Боев сказал, что живет с матерью и двумя младшими сестрами.

Судя по району и дому в общем и их обшарпанной в конец двери в частности, явно не в шоколаде-то моя девочка вынуждена существовать.

Ну ничего, чуток терпения, Лизок, и заживем хорошо.

Снова глянул в окно, ощущая, что внутри что-то натянулось уже до высокочастотного звона, прямо на разрыв.

За*баный был все эти дни, да, Лизка у меня где-то на границе сознания, кипящего от всего свалившегося, дрейфовала, но при этом его собой, будто границей какой-то нерушимой, окружила.

Такой, что чуть только дерьмо все откатит, и вот она, куда извилиной ни шевельни.

Встает сразу колом, прям намертво, да еще все нутро тянет, как нервы и так изжеванные на кулак наматывает.

К ней хотелось, в нее, хоть на минуту, на пять, насовсем и по самое глубже не влезть.

Чтобы опять смотрела так пьяно-бешено, принимая и выжимая.

— Нам что, еще и с Ленкой в одной комнате жить придется?

Голос твоего ребенка совершенно неуместен там, где ты мысленно уже вовсю наяриваешь девушку, по которой оголодал зверски.

Передернувшись, как от лопаты снега за шиворот, я заметил, что вода уже закипела, и, отлипнув от подоконника, взялся за пельмени.

— А в чем проблема?

— Я не хочу жить с этой мелкотой в одной комнате!

— снова перешел на повышенный тон сын.

— У бабы и деда у нас были свои!

Хочу свою комнату!

— Хотеть не вредно, — я снова начал раздражаться на его закидоны.