— Не ругайся! — состроила строгую гримасу я и спаслась бегством в комнату.

Но спастись не вышло, минут через десять пришла мама, села на мою кровать и стала гладить по волосам, не взирая на то, что я старательно изображала из себя спящую зубами к стенке. В груди снова отчаянно защемило, и я поняла, что еще чуть, скажи она хоть слово утешающее, и я позорно разревусь. Так что вскочила и опять сбежала. На этот раз прочь из нашей квартиры, вверх по лестнице и на чердак. Вот там-то уже и позволила себе пореветь, то и дело мысленно матеря себя и спрашивая: ну вот с хера ли?

— Слышь, Ерохина, ты хоть в курсе какая у меня в квартире слышимость с этого сраного чердака? — раздался раздраженный женский голос, и я дернулась и больно врезалась в балку над головой. — Мало мне топота этих долбо*бских голубей, которые спать днем не дают, так теперь еще и твои завывания слушать!

— Ночью спать не пробовала? — традиционно огрызнулась я на Светку Лаптеву, что высунулась по пояс из чердачного люка и уставилась на меня.

Мы с ней по жизни в вечных вялотекущих контрах. Она лет на пять старше меня и путанит еще чуть ли не со школы, чего нисколько не стесняется и бодро шлет на хер всех, кто пытается ее устыдить или упрекнуть. Всегда ходила одетая в фирму, с офигенским макияжем даже мусор выносить, в старой хате покойных родителей — горьких пьяниц — ремонт забабахала — всем соседям на зависть.

— Ночью я работаю, чтобы не быть как вы, нищеброды горемычные, — так же почти беззлобно привычно отбила Светка. — Ты че воешь-то?

— А тебя *бет?

— Нет, *бут меня, Ерохина, исключительно за хорошие бабки и никак иначе.

— И как оно? — вырвалось у меня само собой.

— С какой целью интересуешься? В конкурентки метишь?

— А если и так! — зыркнула я на нее зло.

— А если так, то ты — дура *банутая, — припечатала Лаптева.

— Это почему же? Ты вот живешь — не тужишь. Нас вон всех нищебродами зовешь.

— Лизка, лучше нищебродкой оставайся до гробовой доски, чем как я. Начнешь — обратной дороги нет, — неожиданно серьезно и зло ответила Лаптева.

— И кто мне это говорит, — фыркнула я, сквозь всхлипы.

— Тот, кто знает реально, о чем речь. — Светка поднялась на чердак полностью и присела возле меня на корточки, брезгливо отмахнувшись от паутины. — Лизка, под мужиков за бабло ложиться — это не херня какая-то, от которой только болячки и возможность нарваться на извращугу или там субботник бандитский опасность. Это такое паскудство, что тебе под кожу въедается, и ничем потом его оттуда не вытравишь. И мужики это потом чуют, как если бы от тебя разит вечно продажностью. Захочешь тормознуть, завязать — а хрен тебе. Куда бы ни поехала, везде найдутся такие вот нюхачи, что в тебе шлюху готовую давать за деньги, почуют.

— Да уже один учуял походу, — утеревшись, зло усмехнулась я и неожиданно для себя призналась извечной врагине. — Еще и не начинала, полезла на мужика сама, как ума лишилась, а он мне сначала предложил личной телогрейкой под строгим присмотром во избежании бл*дства на стороне стать, а когда отказалась — утром деньги на столе оставил и свалил без единого слова.

— Ты деньги-то, надеюсь, взяла?

—- Еще чего!

— Ну *банутая, че, — посмотрела на меня, как на слабоумную, Светка и поднялась. — Слушай, Ерохина, раз ты мне все равно сон обломала, то пошли винца что ли хряпнем, и расскажешь мне все подробно. Че-то мне кажется ты что-то привираешь.

— Не договариваю, — поколебавшись, согласилась я. Не домой же возвращаться с зареванной мордой и давать родным еще больше поводов переживать. — И я только чай.

Макар

Гонять в башке все и дальше, усугубляя и так устроенный там Ерохиной бардак, я смысла не видел. Убрал жратву со стола, и пошел в спальню. Присел на край кровати вполне готовый к тому, что Лизка еще попытается устроить сцену “янетакая” и в одной постели спать не захочет. Но она даже не шелохнулась, знай себе сопела ровно, свернувшись на боку. Бедолага моя, все же вряд ли у нее в жизни такие вот насыщенные дни приключались, если и для меня даже сегодня было приключений выше крыши. Еще бы ей не отключиться начисто, после полбутылки шампусика в одно лицо, ведь видел, что и с первых глотков повело. Тоже мне, алконыряльщица лихая. Аккуратно подцепил одну из прядей ее темных волос, потянул носом, вдохнув запах… и все.

Разбудил меня пронзительный звук звонка моего сотового, заверещавшего на тумбочке. Схватив его, сразу зыркнул на Лизку, но она по-прежнему дрыхла, никак не среагировав.

— Да! — рыкнул хрипло, не глянув даже, кому приспичило трезвонить в такую рань, и, подорвавшись с кровати, вывалился из спальни в коридор.

— Макар Алексеевич, это Валентина Макеева! — прозвучал в трубке смутно знакомый голос.

— Кто? — недоумевая спросил, топая на кухню.

— Уборщица я в здании, где ваш офис. — пояснила звонившая, и стало еще непонятнее. Откуда у уборщицы мой личный номер, и с хера ли ей мне звонить в… глянул в окно кухни. Походу, утро совсем не ранее уже, но сегодня-то воскресенье так-то.

— Что-то случилось, Валентина?

— Ой, беда тут у нас, Макар Алексеевич! Я отгул взяла на понедельник, надо мне по врачам, так что решила в воскресенье выйти, чтобы значит не бросалось в гла…

— Валентина, в чем дело? — ледяным тоном оборвал я поток ненужной информации.

— А! Так нападение у нас!

— В смысле?

— Так ввалились какие-то мужики страшные в масках и этом… камуфляже, матом на всех давай орать, мол, всем стоять, руки вверх и все такое! Охрану всю согнали в подсобку, отобрали телефоны, у кого были, и заперли, двери кабинетов ломают, все документы выносят, сейфы тоже вон потащили. А старший охранник Лешка Савушкин меня успел в туалет на первом этаже затолкнуть и свой сотовый сунул, велел в оконко вылезать и вам звонить, сказать у нас захват какой-то. Радорский что ли, я с перепугу не запомнила, но Лешка сказал — вы поймете.

— Я понял. Спасибо, Валентина. Идите домой, — отчеканил я и оборвал связь, чтобы набрать начальника охраны предприятия Зорина.

— Палыч, у нас, походу, рейдерский захват. Звонили из офиса, там какие-то бравые парни охрану нашу подвинули и документы вместе с сейфами выносят.

— Твою же мать! — прокомментировал мое сообщение Зорин.

— Короче, в офис лететь уже поздно скорее всего, так что ты поднимай, кого сможешь, и мчите на само производство. Если они еще и там не успели вломиться, то вставайте стеной, вызывайте ментов и стойте. Главное, их не впустить, а то потом не отобьемся.

— Понял, сделаем, Макар Алексеевич, но думаю я, что вряд…

— Не думай, Палыч, делай-делай давай!

Следующим я набрал Валентина, велел живо брать мои документы, одежду чистую, прихватить баул Лизки и нестись сюда ко мне, оставив Артура выписываться из гостиницы и решать вопросы с отправкой Тани домой. После звонил выяснял расписание вылетов ближайших в свой город и бронировал билет. Быстро ополоснулся, как раз приехал Валентин с моими вещами и Лизиной сумкой.

— Лиз! — позвал от дверей в спальню, застегивая на ходу рубашку. — Лиз, проснись, сказать нужно кое-что.

Никакой реакции, сопит и дальше. Подошел и слегка потряс за плечо. Лизка перевернулась с бока на спину, ресницы дрогнули и стали приоткрываться.

— Лиза, мне нужно очень срочно улетать. Но я вернусь, слышишь меня? — слегка тряхнул ее еще, и девушка раздраженно что-то пробормотала, отмахнувшись. — Я вернусь обязательно, и мы еще раз все обсудим, поняла? Я тебе денег оставлю на прожить до моего возвращения. И домой на такси езжай, постарайся по улицам особо не шастать, мало ли нарвешься на кого-нибудь из вчерашних ублюдков. Короче, лучше вообще дома сиди пока не приеду. Поняла?

Ерохина снова проворчала что-то и перевернулась в кровати. Ладно, с личным позже разберусь, куда она уже от меня денется.

Следующую неделю я существовал в некоем подобии ада, разбивая себе бошку о бесконечное количество продажно-бюрократических и криминальных стен, пытаясь спасти то, во что было вложено несколько лет моей жизни и неимоверное количество труда от зари до зари. Но потерпел полное поражение. Оба моих предприятия оказались захвачены, новая охрана и на порог не пускала, все документы изъяты под прикрытием якобы ОБЭПовской проверки, но по факту я узнал, что это случилось с подачи моего бывшего тестя, имеющего друзей в этой структуре.