Я болтать не стала и показала ему на что готова, прижавшись своими губами к его. И все, Макара сорвало моментально. Он схватил одной рукой мои собранные в хвост волосы, за секунду превращая простое касание губ в полноценное вторжение. Глубокое, с обжигающим вкусом, без права хоть немного его ослабить или посметь желать хоть глотка воздуха без него. Другой растопыренной пятерней скользнул по моей спине вниз и стиснул ягодицу так, что я, застонав, взвилась на цыпочки, одновременно вынужденная вжаться в него всем телом, чтобы ощутить животом, насколько он уже твердый. В голове полыхнуло, вынося прочь все, кроме желания неизведанной раньше силы, оно же рванулось по всему кровотоку, топя в себе и прошивая насквозь. Меня тряхнуло, как будто по позвоночнику пустили ток, изогнуло, разорвав варварский поцелуй.

— Нет, Лизка, поздно теперь, — торжествующе прохрипел неверно истолковавший мою реакцию Макар, буквально валясь на спину на кровельное железо под нами и затягивая меня на себя. — Поздно заднюю включать, девочка.

Он решил, что я испугалась и хочу все остановить? Ха-ха! Девочка аппетит нагуляла до легкого озверения от такого денька.Ты, главное, сам мой темп потяни, дядя!

Макар

Когда такая безбашенная девушка, как моя валькирия Лизка решает, что сексу между вами быть, причем именно сегодня, то мужику остается только расслабиться и получать удовольствие в этой лихой поездке. Хотя с такой дикой кошкой хрен ты расслабишься, она на все сто заведет-пришпорит и столько же сверху накинуть потребует.

Хреново синее платье-искушение и так-то почти стало приговором моему здравомыслию. В башке стало жарко-пьяно, а извилины таковыми быть перестали, слившись в одну, прямую и ниже пояса. Но этого, оказывается, было чертовой девчонке недостаточно. Это разве здоровая херня, когда в момент побега от готовых прострелить нам головы бандюков в моей черепушке засело намертво видение, как она на том подоконнике светанула передо мной отсутствием под платьем трусов. На спине ее нес, каждую секунду рискуя под пули попасть, а поясницу жгло прямо, ведь именно там прижималась она ко мне своей голой жаришкой. А потом еще первой по лестнице той ржавой полезла, мазнув мне бесстыже по лицу летучим подолом. Само собой, в подъезде заброшки темнотища полная почти и не разглядеть ничего. Но нахер мне разглядывать, если я уже ЗНАЮ. Я планы строил подпоить и в постель завалить? Я? Меня завалили, в легкую. В прямом смысле, причем, потому что от того, как чертова девчонка отвечала на мой поцелуй, который сама и спровоцировала, колени дали реальную слабину.

Пугал ее ведь, давая крошечный шанс одуматься, а у самого уже полыхало и замерзало внутри от страха, а вдруг и правда протрезвеет. А я, мне как тогда себя оттормозить, чем, бля?

Осел на задницу на еще не остывший от дневного солнца металл кровли, потянул Лизку за собой, вжираясь в ее рот, не давая больше шанса помыслить об отказе и дурея окончательно сам. Она застонала-заворчала, вливая в наш поцелуй еще больше жара и атакуя в ответ меня, так, что в кайфовом вкусе стало больше соли, и дернув мою рубашку из-за пояса брюк, нырнула ладонями под нее, добираясь до кожи.

Я в долгу не остался и столкнул тонкие лямки платья с ее плеч и стянул ткань разом до талии. И тогда только разорвал раняще-сладкое сражение наших ртов за господство в охватившем сексуальном безумстве и рухнул на спину, желая еще и глазами мою добычу сожрать. Вопрос, правда, кто чья еще, потому что Лиза выпрямилась, чуть прогибая бесстыдно спину, откровенно подставляя обнаженную грудь под мой похотливый взгляд. А я жрал-жрал, глаза себе выжигал. Но не на сиськи ее роскошные, не только. На нее саму, всю, восседающую на мне гордой победительницей, в чьей власти хоть наградить, хоть отказать. Кожа бледная, будто светится в отблеске далеких фонарей несуществующего сейчас для нас города внизу. Над нами только ночное небо с миллиардом звезд, но их тоже нет сейчас, только глаза ее — темные провалы казалось бы, но горят, мерцают, душу жгут. Ноздри тонкие ходуном ходят, соски острые торчат, чертят огненные линии по моим нервам прямо из-за частого дыхания. А дерзкие пальцы времени не теряют, расправляясь с моим ремнем и молнией на брюках.

И тут какая-то сука с явно суицидальными наклонностями решила мне позвонить. Забить бы, конечно, но мелодия на бл*дском телефоне казалось громоподобной какой-то в этой нашей жаркой тишине на забытой богом заброшке. А еще это рингтон мог стать откровенным палевом, мало ли кто услышит.

Матерясь сквозь сжатые зубы, я, не поднимаясь, полез в карман пиджака, вылавливая орущий гаджет. Зыркнул злобно на экран. Ну ожидаемо, чего уж.

— Артур, бля, ты не вовремя, — рыкнул, отвечая, но охранник, походу, страдал частичной глухотой.

— Макар Алексеевич, где вы? Вам помощь нужна? — заголосил он, и как раз в этот момент Лизка расправилась с моей ширинкой и без всяких прелюдий нырнула ладонью под трусы и крепенько так поприветствовала мой уже гудящий от напряжения член рукопожатием.

Меня подбросило прямо-таки, прогнув в пояснице в попытке загнать себя в кольцо ее пальцев еще крепче.

— В гостиницу валите и ждите! — рявкнул, захлебнувшись воздухом. — Нахер мне сейчас помощь не сдалась!

Ткнул слепо в отбой и отпихнул телефон от себя по металлу кровли. Ага, время спасать меня уже упущено.

— А вы уверены, Макар Алексеевич, что вам помощь не нужна, — ухмыльнулась нахальной кошкой Лиза и, отпустив захваченное, сдернула трикотаж.

Член выскочил из плена ткани, шлепнул меня по животу, поясницу опять прошило от ожога прохладой по уже безбожно текущей головке, а Лиза уставилась на открывшееся зрелище.

— М-да, таких масштабных задач передо мной еще не вставало, конечно, но была не была, — пробормотала она и приподнялась, приподнимаясь надо мной на колени.

— Платье долой! — приказал я шепотом и сам скользнул ладонями по ее гладким бедрам, собирая долбанную ткань.

Лиза меня слушаться не спешила, предлагая справляться самостоятельно, просто пока завороженно глядя вниз на мой агрегат. Что, девочка, реальный матерый мужик, это не мальчишка ровесник, и чуток ссыкотно? Не бойся, я хорошо сделаю, другого потом не захочешь уже.

Приподнялся, сдирая текучую ткань с нее, но как только сдернул — через голову бросил, предоставляя выпутываться самой, захватил одной рукой волосы в хвосте, врезаясь в ее губы с поцелуем, а второй стиснул ох*енно упругую плоть ягодицы, властно сдвигая и заставляя сесть влажной жарой поверх ствола.

Лизка вскрикнула, застонала-замычала мне в рот, а меня такой близостью к желанному совсем в зверство стаскивать стало. Целовал жестоко, реально трахая ее в рот языком и буквально растирал по себе, принуждая ерзать на члене, протекать все сильнее, доводя этим и себя до невменоза почти. Но терпел-терпел, пока стоны не стали уже молящими о разрядке всхлипами. Только тогда отпустил на секунду, позволяя вздохнуть обоим и тут же перевернулся, подминая Лизку под себя.

Выругался, осознав, что голую ее разложил по сраному железу. Приподнялся, стряхнул в темпе пиджак, кинул рядом и одним движением переложил на него Лизку. Навалился, сожрал и тихое “ах!” от неожиданной смены положения и протяжный вскрик, когда, больше не церемонясь толкнулся в нее, и горле завибрировал собственный ответный рык от ожога ее теснотой и мокрым пеклом. Еще бесполезная секунда обоим на оклематься от первой ослепляющей вспышки вторжения, и сорвало. Резко сел на пятки, чтобы Лизку насмерть не размазать на этом железе, стиснул ее за бедра, дернул на себя, насаживая по самый корень, и замолотил. Долбил, скалясь, даваясь раскаленным воздухом, обливаясь жгучим потом. Видел только ее перед собой, изогнувшуюся в спине моей волей и для моего варварского наслаждения. Перло от того, как мечется, хаотично шаря вокруг руками, царапая в бессмысленных попытках найти опору. От того, как гнется, силясь раскрыться навстречу еще сильнее, запрокидывает голову, стонет, рот себе зажимая ладонью. От того, как глаза распахивает, а смотрит одурманенно, как в никуда. От того, как в себе сжимает, туго, жарко, так что сам чуть не орал, как пацан, и все чаще-крепче, потому что вот оно, все ближе-ближе-ближе…