«Я что-то не так произнесла?» – испугалась молодая женщина.
Она пока ещё нисколько не поняла, какую злую шутку решил сыграть с ней Антуан Грумберг, а потому подумала совсем о другом. Ей было известно, что преподаватель в рамках того, как принято изучать языкознание, требовал все цитаты сперва проговаривать на том языке, на котором они некогда были произнесены, а только потом можно было зачитывать их перевод. Вот Мила и подумала, что как-то совсем коряво она фразу произнесла. Всё-таки у кого ей было учиться такому? Она воспользовалась привычной сноской с транслитом.
- Что, прямо так благородный сэр Вильям де Бут и сказал? – грозно посмотрел на неё преподаватель.
- Возможно я не совсем так произнесла, но смысл его слов заключался в следующем – если потомки признают эти труды достойными, то дни нашего миры сочтены.
- Хорошо, продолжайте, - дозволил преподаватель и окинул расшумевшуюся аудиторию недовольным взглядом.
- Несмотря на то, что точки зрения сэра Вильяма де Бута придерживались практически все великие умы того времени, сэр Ом Андский нашёл единомышленников. В частности, брат императора выразил восхищение его работами в своём письме невесте. Этот факт мог бы остаться безызвестным, если бы послание не стало известно на весь мир в результате того, что послужило причиной разрыва помолвки. Несостоявшаяся супруга ответила всего одним предложением: «Кирим асс», что переводится как…
- Поцелуй меня в задницу! – выкрикнул кто-то и, не сумев сдержать смеха, едва не свалился со стула.
- Переводится как «вы для меня умерли», - угрюмо продолжила Мила, так как посчитала, что какой-то дурак решил над ней поиздеваться. Преподаватель, однако, промолчал, но как-то странно и вместе с тем выразительно посмотрел на Милу. Выглядел странно и Саймон. Покуда аудиторию по новой охватил смех, он сидел и хмурился.
Мила решила, что не стоит обращать на всё это внимание, и потому продолжила:
- Таким образом, отказ от возвышенного литературного языка начал возводиться в ряд тяжелейшего преступления, и это повлияло на ход философской мысли. Лишь полвека спустя находится ещё один смельчак. Им стал Энтони Бауш, герцог Дагманский. Известность он получает благодаря своему труду «Дохайто виа торадо»…
Новый взрыв хохота. Преподаватель аж покраснел от злости, а из аудитории послышался очередной громкий голос, едва разборчивый от смеха.
- Ой не могу! Пускай ветры где попало. Вот уж название для книги!
- Лер Свон, да что вы себе позволяете! – вдруг закричал на Милу сделавшийся пунцовым преподаватель. – Думаете, нашли изысканный способ оскорбить своих однокурсников и меня?
- Что? – часто захлопала ресницами Мила. Она растерялась, хотя уже сообразила, что именно не так в её докладе.
- Как смеете вы ругаться прямо в аудитории, да ещё прикрывать это постыдное деяние докладом?
- Но… но это не я придумала. Я взяла цитаты из книги, в ней так было написано.
- О, да неужели? И как называется эта книга?
- Я точно не помню, но она десятая по списку, - пролепетала Мила.
- И где вы нашли столь уникальное издание «Трактатов о философии»? – продолжая наседать, подошёл к ней преподаватель совсем близко.
- В общественной библиотеке.
Мила никак этого не ожидала, но преподаватель, нисколько не обращая внимания на её грязное платье, ухватил её выше локтя и потащил в сторону выхода из аудитории. Молодая женщина даже взвизгнула от растерянности и боли, вместе с тканью пальцы мужчины сильно ущипнули её кожу.
- Тогда пойдёмте, вы мне эту книгу покажете. И держите свой доклад покрепче. Вы же сноски по всем правилам оформили, надеюсь? Вот мы сейчас и проверим, что там на этих страницах!
Пожалуй, такого поведения от преподавателя никто не ожидал. Но он оказался чрезвычайно уязвлён тем, какое пренебрежение было оказано его предмету. Достойнейшему из предметов, изучению и преподаванию которого сей человек посвятил всю свою жизнь. И стоит ли говорить – в общественной библиотеке, конечно же, нужная книга имелась. Вот только Мила сразу поняла, что она не совсем та.
- Обложка та же, но вы только посмотрите, как она криво лежит и едва держится. Какой‑то шибко умный хрен заменил содержимое, – сразу поняла Мила как именно её провели.
- Хватит! Я прекрасно понимаю, что произошло. Вам мало издевательств, вы ещё и книгу испортить посмели!
На этом преподаватель выгнал Милу, а сам… сам направился к ректору.
***
- И тут он мне говорит, что зря, наверное, пришёл.
- Раз я стою здесь, то утверждаю - он действительно пришёл зря, - угрюмо буркнул Найтэ, и Олаф фон Дали тут же нервно усмехнулся.
- Ценю вас за ваше оригинальное чувство юмора, вот только оно снова ничуть не уместно. У меня на столе вообще-то лежит докладная, в которой чёрным по белому написано, что кто-то действительно проник в библиотеку, надругался над книгой, а после решил скрыть свою деятельность.
- И что с того?
- Вообще-то это значит, что объяснения лер Свон имеют под собой основу и применить к ней все желаемые меры наказания уже нельзя.
- Вы так серьёзно говорите, как будто бумага разучилась гореть, - с презрением фыркнул Найтэ и тут же удостоился мрачного взгляда своего ректора.
- Бумага не разучилась гореть ровно так же, - сквозь стиснутые зубы начал отвечать Олаф фон Дали, - как наш новый библиотекарь распускать язык. Из-за своего страха, как бы не произошло событие посерьёзнее, причём такое, в котором его обвинят, он начал всем и вся рассказывать о том, что обнаружил. И только потом, благодаря дружескому совету, написал вот эту вот докладную.
Пухленький и короткий палец Олафа фон Дали несколько раз постучал по лежащему перед ним листку. Лист из-за этого немного съехал в сторону и помялся, но ректор не обратил на это внимание. Будь у него на то возможность, он бы эту докладную уже скомкал в плотный комок и действительно бы сжёг в камине.
- Хорошо, - устало вздохнул Найтэ. – И что там написано?
- Что, когда библиотекарь осматривал книгу, клей был ещё свежим.
- А сейчас уже нет? Не свежий клей?
- Использовался сок адолового дерева.
- Редкая вещь, - цокнул языком Найтэ.
- Вот-вот. Поэтому не будь преподаватель так рассержен на лер Свон, что сразу отвёл её в библиотеку, то уже никто ничего не заметил бы. Клей успел бы засохнуть. Ведь сами понимаете, покуда до меня донесли бы про непотребство, покуда я бы распорядился провести проверку, покуда разбирательство бы произошло… А тут всё своевременно. Или несвоевременно.
- Несвоевременно, но продолжайте, - потребовал Найтэ и, решив, что не хочется ему стоять, сел в кресло напротив Олафа фон Дали.
- В общем, преподаватель ничего не понял и с воплями на лер Свон покинул библиотеку. Он решил, что это она книгу испортила так, что обложка открепилась. А вот наш новый библиотекарь отчётливо помнил, как он эту книгу в последний раз выдавал. И именно что лер Свон. Всё было целёхонько и возвращала она книгу целёхонькой. Поэтому он удивился, начал осматривать «Трактаты о философии» и сразу понял, что ничего-то студентка не выдумала. Содержимое книги действительно было ненадолго подменено. Кому-то понадобилось вытащить блок страниц и на время заменить их на свои.
- Хм. Я бы мог сделать предположение, что в последний раз книга выдавалась отнюдь не лер Свон, но раз библиотекарь в этом убеждён… Он ведь не на одну свою память полагается?
- Вы правы.
- Тогда, - тут Найтэ постучал кончиками пальцев по подлокотнику, прежде чем сделал вывод. – Тогда мне неприятно такое говорить, но получается, что возникшее беспокойство оправданно. Кто-то действительно тайком посмел взять книгу.
- Вот-вот. И это никак не даёт мне покоя, кто же это у нас пронырливый такой?
- И умный, - вставил своё слово Найтэ. – Клей ведь правильный подобран. Когда сок адолового дерева застывает, он уже не поддаётся анализу. Никто и никогда не узнал бы наверняка, в какой момент обложка и страницы соединились друг с другом. Более того, для каверзы место тоже выбрано идеально. В библиотеке так много маршрутов студентов пересекается, что вычислить одного из них невозможно.