— И снова я забыл, что ты образованный, — засмеялся Кастор. — Помогите ка милсдари, встать, хочу осмотреться и подумать.

Пока Кастор вновь осваивал прямохождениепод своды пещеры прибывали все новые и новые люди. Их вёл за собой маленький человек с молотом и гигант с волосатым лицом.

— Гван и Попрыгунчик вернулись, — сказал Орис и ушёл, оставил Кастора на попечение сыщика.

— Людей собирают, — объяснил МистатЛайер. — Те роя боятся, сидят, забившись по углам, а нам то уходить надо. Как думаешь, сможешь их уговорить?

В памяти Кастора всплывали обрывки его самонадеянной речи, и по спине бежали мурашки. Древняя магия показала ему безграничное могущество человеческого существа, лишенного страха. Стоило только захотеть и…

Кастор тряхнул головой. Соблазн был очень велик, но он привык преодолевать соблазны. Он сможет найти другой путь. Страх часть его природы, он научится контролировать его и не терять разум. Монсеньор научил его, что чистота разума превыше всего. Он больше никогда не позволит чужой силе ослепить и подчинить себе его разум.

Пальцы сжали звезду и та засветилась ярче.

— Страх мой верный спутник, — ответил Кастор сыщику. — Так что у меня с этими людьми много общего, надеюсь это поможет их убедить.

Барахольщик явился ночью, когда почти все спали, прополз будто уж меж камней к теплому очагу. Агний, уронив голову на грудь, дремал и он попытался украсть огонь из чаши. Его выдал рой, почуяв бывшего хозяина, он заворочался и загудел. Циклоп проснулся и забил тревогу. Гван схватился за молот, а Орис за кочергу, но первым успел Сырой. Подбежал и боднул Барахольщика лысой головой в лицо. Обессиленный от голода, тот не сопротивлялся. Огарок предложил забить его камнями, но Орис не позволил. Гван поморщился, но поддержал. Убивать безоружных — бесчестье и позор на любой земле. Северяне так и вовсе, приговаривая человека к смерти, давали ему палку. Не на этом берегу, так на том пригодится. Без головы то с палкой сподручнее идти, а Долина теней в холодные дали тянется, поговаривают что и края то ей нет. Прогневил ты мать Землю и отца Дракона, будешь вечность идти, но так и придёшь никуда.

Орис оттащил Барахольщика подальше, связал ему руки и плеснул водой в лицо. Очень уж хотелось поговорить по душам. Орис был уверен, что еретик многое знает и может рассказать, но и обмануть может. А еще наверняка попытается зачаровать. В отличие от магии Создателя, вторая Речь своей власти в этих подземельях не теряла.

— Ничему то тебя жизнь не учит, — плюнул в сердцах Гван и попросил Сырого присмотреть. Тот не отказал, ему было все рвано где досыпать, присел у камушка, руки на груди сложил и ушел сонными тропами. Орис же в эту ночь больше спать не планировал. Он растормошил Барахольщика и протянул ему чашу с водой.

— Пей, — сказал грамард.

Барахольщик улыбнулся, приложился к чаше и осушил её в два глотка.

— Признай, мой звездоголовый друг, я тебе нужен, потому ты так добр ко мне. Ты хочешь узнать, что будет дальше. Что будет, когда явится моя богиня.

— Ну для тебя то ничего хорошего, мастер Кауль Еремин из Дагоста. Твоя богиня ошибок не прощает, а ты много их уже совершил.

Барахольщик изо всех сил пытался улыбнуться невозмутимо, но его выдали глаза. Он боялся.

— Что ты там говорил о великом зле? — спросил Орис.

— Суть его — внутри нас, — ответил Барахольщик. — Мы и есть то самое зло.

— Так вот я собираюсь любой ценой дать злу отпор. Тебе то конечно этого не понять, ты уже поддался, но раз ты до сих пор дышишь, то можешь и изменить своё решение.

— И что мне это даст? Твое уважение, милсдарь? Прощение Создателя? Наш выбор всегда следствие наших желаний, а я желаю силы и власти.

— Этот нерест прошёл, твои перспективы смыло волной, а оставшиеся возможности сожрали крабы. Что будешь делать? Каяться? Вот только покаяние плохо сочетается с силой, не правда ли?

— Не пытайся, грамард, — покачал головой Барахольщик. — Не искушай меня соврать тебе. Я знаю все свои дороги на этом жизненном пути, я их видел. Мойры показали мне каждый узелок. Каждую ниточку. Лучше скажи чего тебе надо? Вдруг моей скудной власти еще хватит помочь.

— Берегонт создаёт поле для второй Речи, а что создает его для магии Создателя? — спросил грамард.

— Я впечатлен, — ответил Барахольщик. — Такой вопрос достоин ответа. И он очень прост — человек есть физическое тело, как и любое другое материальное тело, он обладает полем. Но в сравнении с эманациями берегонта, это поле ничто.

— Что может укротить или разрушить силу берегонта?

— Лишь воля богини.

— Лжёшь, — покачал головой Орис. — Твоя богиня также подвластна его чарам, я знаю.

— Ничего ты не знаешь, — вдруг разозлился Барахольщик, веревки на его руках скрипнули. — Ты глуп и невежественен, как и все остальные, тупые твари Создателя! Вы все — ошибка! А ваш мир… она сотрёт его с лица земли, обернув в огненный кокон! Никто и не узнает что вы когда то существовали!

— Ну наконец-то, — улыбнулся Орис. — Мы начали говорить искренне. А её огненный кокон похож на тот, что породил Килийские острова? Страшное было время, когда земля из воды выходила!

Но Барахольщик на уловку не попался. Он закрыл глаза и тяжело дышал, ему явно было больно, но он ни за что бы не признался в этом. Орис осмотрел его, но ран не нашёл, возможно, когда его первый раз связывали, то сломали что-то. Пока они в банном зале бодались меж собой, он сумел освободиться и сбежать, но вернулся. Зачем? Власть Речи он не утратил, её нельзя утратить, но можно лишиться контроля над роем, если чья-то песнь перебьёт твою. Циклоп его одолел, неужели он вернулся в надежде снова бросить ему вызов? Для драки он выглядел слишком изможденным. Хотел что-то выведать? Отвлечь? Его появление всех переполошило, но ему то от того какая выгода?

Орис повернул голову, увидел спящего Сырого и по традиции караула дважды свистнул, но дед даже не шелохнулся, грудь его мерно вздымалась, видимо сонные тропы далеко его увели.

Барахольщик рассмеялся и Орис все понял, вскочил, принялся кричать и голосить во все лёгкие:

— Караул! Подъём! К оружию!

Никто не ответил. Все в пещере спали мертвым сном.

Кастор во сне махал руками, стонал, но глаза его оставались закрыты, а Звезда мерно горела на груди. Циклоп ссучил во сне ногами, будто бежал куда-то, рой, укрывший его одеялом, мерно гудел. Гван сидел чуть в стороне, свесив голову на грудь, рука его крепко держала молот, так крепко, что костяшки побелели. Как и сам металлический клюв килийского ворона.

— Ты снова их подвёл, малыш-ш-ш, — прошептал за спиной голос Барахольщика. Орис резко обернулся, но мастера и след простыл. Огонь в чашах яростно вспыхнул, будто в них подлили масла. По стенам поползли голодные тени. В надежде на чудо Орис принялся молиться, но Речь Создателя была бессильна. Камень под ногами дрогнул, по стенам побежали трещины. С потолка посыпался песок. Орис обернулся и увидел рой. Тот больше не охранял спящего Циклопа, а замкнувшись в круг, сверлил камень, на том самом месте, где был изображён древний символ. Барахольщик прыгнул в воду и теперь грёб на ту сторону озера. В попытке его перехватить, Орис тоже прыгнул в озеро, вода была жутко холодная, удар вышиб весь воздух, горло схватил спазм. Орису казалось что он чувствует чью-то руку на затылке, рука давила, погружая его под воду. В панике он задёргался и глотнул воды. Закашлялся, попытался выплыть, но теперь кто-то хватал его за ноги и тянул вниз. Он бился с невидимым противником и не мог одолеть, боль в груди стала невыносима, лёгкие горели. Но тут невидимая рука отпустила. Он рванулся к поверхности и сделал спасительный глоток воздуха.

В пещере царил хаос.

Все разом проснулись и забегали.

Гван, размахивая молотом, кричал людям не подходить к воде, но Попрыгунчик и Сырой не послушались и уже плыли к Орису. Грамард огляделся и понял в чем опасность, на том берегу не было ни одной змеи. Все ядовитые твари были в воде. Он начал усиленно грести к берегу, но руки не слушались, да и ног он уже не чувствовал. Попрыгунчик успел первым, подхватил его и развернувшись, поплыл обратно. Сырой же плывя следом, громко шлёпал по воде и кричал, отпугивая змей.