Сур выпучил глаза, уверенный, что ослышался.

— Ты ума лишился, грамард? — прошептал сур. — У нас приказ!

— Хватит уже столичного святошу отыгрывать и молитвы шёпотом возносить, разговаривай нормально, — ответил Орис, закинул ноги на скамью, снял сапоги и отбросил в угол. Потом снял куртку и закатал рукава рубахи. За три дня пути рубашка пропиталась потом и грамард мечтал помыться и переодеться. С кухни к его радости уже тянуло сладким, верёзовым дымом и Орис в предвкушении вдохнул аромат будущего ужина.

С кухни вышла женщина в сером платье и переднике, добротная, широкая в бедрах, румяная, вот только волосы отчего-то острижены, как у монашки и потому голову она прятала под чепец. Покачивая бёдрами, кухарка подплыла к ним с двумя кружками пива и аккуратно поставила сие сокровище на стол. Сур попытался мотнуть головой и попросить воды, а еще лучше чая, но Орис вовремя пнул его под столом ногой и заулыбался женщине.

— Добрая дарья, — польстил кухарке грамард, — слышали мы, имеется тут Святой источник, а не дадите ли господарям водицы испробовать, мы бы и в дорогу прихватили от хвори всякой.

— Ша, водицы то той, — хохотнула кухарка. — Шиш да не шиша. Убегла вся.

— Убегла? — поднял брови сур.

— А вы что ж не потому приехали? — кухарка упёрла руки в бока, лоб её морщился. — Мы то так и решили, стало быть послали вас из Высокого, осмотреть чудо нашенское.

— Добрая дарья, что ж за чудо? — спросил Орис упавшим голосом.

— Так вода из Черного вся убегла, а за ней и источник пересох, вот уж как пять дней.

Не успели они больше ничего спросить, как дверь распахнулась и на пороге трактира выросла фигура. А за ней еще одна и еще. Люди толпились за спиной высокого, худого человека в белой рясе и с любопытством заглядывали в зал, очень им хотелось гостей посмотреть.

Сур застонал, но тут же взял себя в руки и поднялся навстречу местному священнику. Пока белые приветствовали друг друга, Орис надевал сапоги.

Аббатом монастыря Святого Ястина, был Касий Капет и приходился он родственником тому самому герцогу Капету, погибшему на болотах, вот только вся земля его давно принадлежала герцогу Решаньскому Тарху Руффу, и хотя последние десять лет церковь не раз намекала герцогу, мол, милсдарь, не посодействуете ли Создателю, не вернёте ли землю его законному владельцу, аббату Капету, но герцог не уступал. Хотя где Решань, а где та Бургань, с высоты то и не видно, лупу придётся просить, а потому аббат жил здесь в своё удовольствие, со всеми правами со-герена и никто его не трогал. Главное налоги в казну герцога платить вовремя, да за чужаками присматривать. Ниварцы хоть и соседи, но слишком уже нескромно гремят золотом, а такого местные не любят, морщатся как от плохого пива. Заветы Ястина всё еще в ходу, тот человек достоиный, кто в сердце сохранил скромность и смирение. Потому весь избыток своего кошеля этот человек по воскресеньям должен в церковь нести, да вместе с грехами там и оставлять.

Аббат Капет смирением не отличался, был он громок, как колокол, и часто горяч до красноты. В костях его тлело праведное негодование и вспыхивало оно примерно из-за всего. Хлеб ему был недостаточно ароматен, хоть сразу из печи принеси. Сундук сделали, так кривой же, куда слепые мастера глядели, а ну переделать! Сапоги ноги натёрли, эх ты, сапожник называется, плетей бы тебе дать, да Создатель не велел на бездаря гневаться. И горе то в том, что не знали лекари снадобья вылечить этакую хворь, а потому в часы просветления аббат неистово молился. Чаще всего молился он на рассвете, на балконе собственного дома, что с видом на Черное Озеро и был он в этот час нагой как новорожденный. Об этой его причуде знал весь город, но смеяться никто не смел, только так, изредка, кто бросит в сердцах — луч тебе в задницу, святоша, да пойдёт по своим делам. Но тот злополучный день запомнили все, потому как бегал аббат Капет голый по набережной и кричал во всю мощь лёгких:

— А ну вернуть как было! Кому сказано! Где вода, я вам говорю? А ну ко мне бездаря смотрителя! — и кричал так достопочтенный аббат пока не охрип и не упал без сил на канаты причала. Через час уже весь город толпился на пристани и в ужасе гудел. Вместо Черного Озера зиял провал, да такой, что никакому герцогу и не снился, а над провалом туман стоял.

— Кипящий котёл вместо озера! Прямо как в сердце Создателя, — сказал брат Радон, скромный служитель Собора Святого Ястина и личный писарь аббата Капета. Прервав свой рассказ, брат глотнул пива, поставил кружку на стол и утёр бороду. Та смешно топорщилась и монах часто поглаживал её пальцами левой руки, правая же рука плетью лежала на столе. Орис с интересом поглядывал на неё, но рука ни разу не двинулась с места.

Рассказывал Радон долго и основательно, с отступлениями, и уже не в первый раз, а Орис всё кивал и говорил, а давай ка еще разок, брат, уж больно красиво говоришь, а я пока доем. Сидели все вместе за большим столом — монах, мельник, кузнец, корабельщик, Кастор и Орис, остальные топтались кто у стен, кто у дверей в трактир.

— Я то вот, как дурак — ерёмушка, возьми да и подойди к краю, — зашептал мельник. Он не то чтобы смелостью отличался особой, скорее любопытством недюжим. — А темно внизу, хоть глаз выколи, и тьма то нечистая, дух жаркий, будто над ведьминским котлом. Глянул я вниз и увидел, что корабли на дне провала лежат, в зеленой тине, зачерпнув грязи кто бортом, кто носом, как игрушечные!

Мельник перевёл дух и глотнул пива.

Кастор слушал молча, иногда закатывая глаза к потолку, видел горлов в гнёздах, встряхивался, вскакивал с места и начинал расхаживать туда-сюда. Орис давно приметил эту его привычку, ему так лучше думалось. Рассудок Кастора не мог принять рассказ горожан, потому он всё порывался пойти и посмотреть своими глазами. Всем телом и лицом сур выражал недоверие. Орис же не торопился, ел и слушал. Чутьё, дарованное ему Создателем, разгоралось из искры в пламя. Тайна исчезнувшего озера…

— Хлоп и нет воды, — снова заговорил мельник, — и всего-то ночь понадобилась. Ниварцы предложили брёвен нарубить, да корабли со дна на берег вытащить, но сначала то трюмы надо разгрузить. Вот потому и городок наш будто вымер, все в ком еще сила и смелость есть, на дне озера копошатся, остальные же от страха по домам сидят. Сам аббат, как понял, что случилось чудо-чудное, так от Звездного алтаря не отходит, молится, а брата Радона в город послал, порядок блюсти. Бургомистр то наш от страха заперся в своём доме и не выходит, говорит, письма строчит герцогу, так все ж знают уже, сгинул герцог то, а что молодая жена его сделает, а? Воды из кувшина нальёт? Ниварцы молодцы, они то не растерялись, не зря говорят купцы — ума палата, сразу и гернов наняли, чтоб ворота охранять и грамарда вот вызвали, да еще цены снизили для горожан, чтоб отвлечь, да успокоить. Три дня толпились люди на площади, скупали соль да мясо, кто в дорогу, кто про запас, а вдруг таки сорваться с места придётся. Только благодаря ниварским купцам порядок и сохранился.

Орис увидел как дернулась щека корабельщика, тот явно был с мельником не согласен. Да и потерял корабельщик куда больше, что теперь его мастерство здесь стоит, раз озера нет? Но не собрался и не уехал, сидит, бровями играет, да кулаки жмёт до белых костяшек. Он единственный, кто пришёл с оружием, топор его стоял прислонившись к скамье. Орис мысленно поставил себе черточку, выловить корабельщика один на один, да побеседовать, что-то тот явно знает. Потом грамард встал и с ленцой потянулся. Улыбка его всё ещё была сладкой и непринужденной, будто девицу соблазняет. Пусть все эти люди думают, будто исчезающие озёра Орис чуть ли не каждый день видит, а потому и не волнуется. Картину портил Кастор, тёмным лицом и суетливостью, но на него грамард старался не смотреть. Да, мол, случайный попутчик, а потому и мнение его обособленно, в сторонке стоит.