Сырой развёл руки и вернулся к своим.
После него слово взял Огарок и толкнул свою привычную речь — мы им еще покажем!
Как и думал Орис, толпа начала двигаться, люди перемещаться, шушукаться, спорить.
Предположения Камыша тоже сбылись, ювелиры предложили остаться и договориться, за них встали многие, особенно те, кто не поддержал агрессивную позицию здоровяка Огарка. Орис понимал почему. Здесь люди были при деле, у них цель имелась и смысл, возможно, этот лживый контракт оказался лучшим, что с ними случалось в жизни. А еще они продолжали верить, что всегда смогут уйти, когда контракт закончится.
Достаточно быстро образовалось три основных группы и четвертая, до сих пор не взявшая слово, и когда вновь ударил гонг, все посмотрели на Кастора.
Белый посмотрел на них в ответ и взгляд его остановился на Орисе. Грамард уже знал, что задумал сур, но все еще надеялся, что ошибся.
Кастор достал Звезду и поднял над головой. Звезда вспыхнула и многие прикрыли глаза рукой. Голос Кастора в полной тишине зазвучал громко и уверенно, он давно принял решение, а теперь просто сообщал его всем остальным.
— И призвал Создатель апостолов и сказал, вы — дети мои, вы — рубеж против Тьмы, вам — идти, и только я в конце пути, а потому мой свет — горит. Все мы выбраны для этого часа, и чтобы остановить мы должны остановиться. Как когда-то давно великий Владислав Ружский не побоялся ереси, не побоялся тьмы и ступил на кхамирский берег. Теперь мы — его святое воинство и они не пройдут. Никто не пройдёт пока мой свет горит. Так присягните же именем своим во имя Его на этом пути.
Когда Кастор замолчал, в зале воцарилась тишина, никто не посмел даже кашлянуть.
А потом один за другим они склонились. Первыми на колени опустились те, кто стоял за спиной героически погибшего командира воротных, те, кто до сих пор не отмыл кровь с рук, кровь своих товарищей, а за ними вперёд шагнул и здоровяк Огарок, что призывал всех к войне, он был глуп и не понимал, что её не будет. То, что предлагал Кастор отличалось от героической битвы на берегу Чандры, но он скажет об этом позже, много позже, когда никто уже не посмеет выступить открыто против него. Это было так по-белому, что Орис ужаснулся. Он все смотрел в глаза Кастора и хотел найти там хоть искорку страха, но её не было. Он был готов умереть. Умереть и забрать их всех с собой, как когда-то сделал Святой Ястин.
Сырой, со своим призывом покинуть подземелье остался в меньшинстве. Рядом с ним стоял Гван, его брат Циклоп, Камыш, Орис и как ни странно, Бак-Бак. В остальных же белый цвет перевесил. Люди готовы были пойти за Кастором, встать против тьмы, даже не понимая, что это значит. Слаженно и почти незаметно, звездолобые растянулись и образовали круг, их количество сильно увеличивалось в районе трёх выходов. Орис осмотрелся. Расклад был паршивый. Молот толкнул его локтём и покачал головой.
— Что же ты, грамотей, — выкрикнул Огарок. — От своего цвета отрекаешься?
Звон в ушах гудел, как четырнадцать ударов колокола.
Орис не мог встать на сторону Кастора и его самоубийственного плана, но и выступить против не мог, он же грамард — он служит Церкви, служит Создателю, на то ему и дан Дар чтобы всегда и везде выступать против тьмы. И ведь еще недавно он был готов умереть и даже расстроился, что не получилось.
Смех Барахольщика был еще хуже, чем поминальный колокол.
Орис пытался объяснить себе, что ему мешает принести себя в жертву во имя того, во что он верил? И понял, причиной был Святой Кастор и его безучастный, равнодушный взгляд. То, что было внутри, Кастором уже не было.
От зла не убежишь, оно внутри…
— Камыш, а ну-ка расскажи мне, что в вами случилось, пока вы сюда добирались?
— Что? Сейчас? Милсдарь, ты кажись не заметил, но нас вот-вот на лоскуты пустят или на верёвки, чего им больше нужно то, чтобы удавиться в таком количестве!
— Что случилось с Кастором?
— Ну потрепало его слегка, сначала цвера нас драла, как коз, потом вода из озера чуть не смыла, ну был герцог этот северный еще, но это так, мелочь, главное, что Кастор людей от роя чёрного в ущелье спас, звездой своей защитил! А вот дальше чуть не помер, стрела ему в грудь попала, но он крепкий оказался, да и доспех северный не подвёл… Потом мы в монастыре оказались, в окружении чёрно-белых ястинцев, потом бежали от них, к старику попали, тот нам байку про тайное общество собирателей древних реликвий рассказал, они то, мол, и нашли вход в эти подземелья… Он нас на лифте сюда спустил, уж не знаю, что это такое, а потом были эти, символы на полу, они светились так ярко, что я пошел по ним и почти заблудился, Кастор меня нашёл и вывел, ну а потом мы тут оказались…
— Так вы разделились?
— Ну да, совсем ненадолго.
— Тьфу на вас, — в сердцах сказал Гван и сжал рукоять молота. — Ну ясно всё, он на стражей наткнулся.
— На каких ещё стражей? — спросил Камыш.
— Да на тех самых, из-за которых мы уйти не можем, решетки то там не зря стоят! Эти гады желание жить из тебя забирают, напитываются, как кровососы болотные, а ты себе дальше идёшь, вот только уже никуда не выйдешь, потому как с этого момента смерти ищешь.
— Да как так-то, — не понял Камыш. — Он же белый!
— А этим всё едино, — покачал головой Гван и выглядел так, будто дело это безнадёжное.
У Ориса свело внутренности, а в голове опять зазвучал голос Барахольщика:
Ты для себя решил, что сделаешь, если найдешь великое зло, милсдарь грамард?
Ни это ли есть великое зло — человек, чья единоличная воля обрекает людей на бессмысленную гибель? Какой бы страшной не была тьма, которую стережет берегонт, сама она волей не обладает, Орис был в этом уверен. Как и магия Создателя, тьма лишь орудие. А значит важен лишь тот, в чьих руках она окажется.
И потому сейчас свет Звезды в руках Кастора стал подобен тьме в руках Барахольщика.
Грамард обернулся и посмотрел на Циклопа. Тот ему улыбнулся, взгляд его был полон доверия и открытости, как у ребёнка.
— Я хочу чтобы ты спел, — сказал Орис. — Попроси своих новых друзей погулять.
— Да ты с ума сошел, — воскликнул Гван. Тяжёлый молот больно ткнул Ориса в грудь и тот покачнулся. — А ну не смей его слушаться! — прикрикнул он на брата.
Циклоп растерялся и переводил взгляд с Ориса на Гвана и обратно.
— Он всех здесь погубит, — зашептал Орис и предусмотрительно выставил вперёд руки, защищаясь.
Кольцо людей вокруг них медленно сжималось. Огарок шептал что-то Кастору на ухо, а тот морщил лоб, но команды не отдавал. Ждал, преисполненный истинно белого терпения. Он был уверен в свете своей Звезды, а потом и страха не ведал.
— Дай мне слово, — шагнул вперед Камыш и поклонился Кастору. — Не вижу необходимости присягать тебе дважды, после того как ты спас всех нас в том ущелье, моя верность и жизнь принадлежат тебе. Я как никто готов встать против тьмы, на что угодно готов, лишь бы оградить других от слепящего ужаса, который испытал! Но прежде, скажи мне, Кастор Нигаар из Килии, помнишь ли ты слова монсеньора? Те, что он говорит каждому, кто выбрал стезю братства? Мы — это кровь, которую не пролили, а сила наша в разуме. И разум мой говорит, что главная битва ждёт нас наверху! И я верю, что только ты, освещенный Создателем можешь противостоять тьме! Но прежде, свет твой должен вывести нас из мрака подземного под небо, с которого падает на нас благодать Его!
Лицо Кастора дрогнуло и по нему растеклась гримаса отвращения.
— Вероломные трусы недостойны милости Его! Связать, — бросил он и звездоголовые, только и ждавшие своего часа, кинулись исполнять его волю. Камыш был скользкий, вывернулся и отскочил, врезался в толпу, но кольцо вокруг замкнулось, подавляя сопротивление.
Гван попытался было поднять Молот, но тут ему в спину предательски ударил Сырой, сбил с ног и выхватил оружие. Сырой шагнул вперед, опустился на колени и положил Молот к ногам Кастора.
— Я осознал истину твоих слов, — сказал старик и наклонил голову еще ниже.
