Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…

Орис чувствовал, как змеи проникают ему под кожу, вгрызаются в тело, ломают рёбра, сворачиваются клубком за грудиной. Дышать было больно. Где-то далеко запел колокол, отмеряя четырнадцать ударов.

Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…

Орис хотел молиться, но не мог. Не мог достать ни буквы из своей памяти. Кромешная тьма обняла его и укрыла от Создателя. Он был совершенно один здесь, совершенно беспомощный, умирал и умирал, каждый раз, чтобы воскреснуть и стать болью. Стать черной змеёй.

Дурацкая детская считалочка, которую он почему-то не мог выкинуть из головы, продолжала вертеться на языке. Пока боль, как горячий воск, капал ему на руки, на лицо, в глаза, он кричал, но повторял и повторял:

«Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…»

Считалочка превратилась в спасительную менту.

Но зверь все не приходил, никто не приходил и тогда Орис разозлился. Заглотил боль и они стали наконец единым целым. Боль открыла ему двери и её помощью Орис вырвался из темноты, и впервые змеи отступились от него. Впервые он увидел свет, ощутил его. Свет Искры, свет, что источала Звезда Создателя. Он не сразу понял, что слышит молитву, слышит Речь. Она текла бурно, пенилась, как воды Чандры, разгоняя мрак вокруг него и отпугивая змей. Орис потянулся туда, откуда звучала Речь и попытался поймать волну, влиться в поток.

Слова сами пришли к нему, буква за буквой он вспомнил и начал повторять…

Что-то резко ударило Ориса в лицо и он очнулся.

Широкая ладонь Гвана била его по щекам.

— Живой, рыжий ты чёрт, а ну поднимайся и валим отсюда, — прошептал Гван, — Давай ка братец, подсоби.

Циклоп легко подхватил Ориса на руки и понёс.

Тот успел лишь краем глаза увидеть каменную фигуру Барахольщика, тот сидел на полу у очага, скрестив ноги. Глаза его были сплошь заполнены чернотой. Под кожей на лбу и щеках ползали черные змеи.

— Молится, гад, — прошептал Гван. — Но это ненадолго, так что возможно будем пробиваться с боем.

Ворон в его руках загудел от предвкушения, а Орис покачал головой и стал вырываться, Циклоп поставил его на пол. Орис чуть отдышался, боль свернулась змеёй за грудиной и не покидала его, говорить было трудно.

— Идите без меня…

— И не думай, — зашипел ему в лицо Гван. — Если твой брат еще жив, как я ему в глаза посмотрю?

Орис замотал головой.

— Я должен остаться и разрушить это логово ереси, — задыхаясь, сказал Орис. — А вы должны собрать и вывести людей, всех, кого сможете. Идите к озеру, выход должен быть там.

Гван покачал головой и покосился на каменную фигуру Барахольщика.

— Он не позволит.

— Стукнем его и делов то, — сказал Циклоп.

— Нельзя, — ответил Орис. — Тогда он проснётся и мы потеряем свой последний шанс, я иду в Драконий зал, а вы…

— Заперли бригадиры зал, — сказал Гван. — Вчера еще работы прекратили и всех воротных внутрь согнали, а снаружи охрану выставили. Как вода ушла, началось нечисть что, ювелиры заперлись и к себе никого не пускают, водяные и агнии заняли банный, а грузчики все тележки разобрали, к осаде готовятся, говорят сверху паёк не прислали, значит всё, хана нам пришла. Попрыгунчик из караула сбежал к нам, он то и рассказал, что Барахольщик того, как мраморный сидит, вот мы и решились за тобой идти, да заодно разведать что к чему.

— Он ими управляет, — прошептал Орис. — Он знает что они такое.

— Они?

— Змеи, — ответил Орис и Гван нахмурился.

— Пойдём ка, водички холодной тебе надо бы, кажись хорошо тебя приложило, уж не камнем ли с того обвала? Шишак то на лбу ого какой!

— Да нет, ты не понимаешь, он управляет всем, он видит их!

— Пойдём, пойдём, — настойчиво повторял Гван и подталкивал Ориса в сторону выхода. — Отойдем подальше, тогда и обсудим.

— Если он смог, значит и я смогу, — бормотал Орис. — Я смогу, главное понять как он это делает, а значит мне надо в Драконий зал, оно живёт там, там источник, я должен понять…

Орис ощутил вспышку и понял, что где-то далеко погасла Искра, он моргнул и снова остался один. Вокруг клубилась кромешная тьма подземелья без единой искорки света.

Потом раздался страшный грохот, будто снова извергалось озеро и на голову им посыпалась пыль и песок. Циклоп снова подхватил Ориса на руки и побежал. Гван, пыхтя, бежал следом. Откуда-то Орис знал, что Барахольщик сбросил каменную вуаль и открыл глаза. Волна его ярости догоняла их и жгла, как пламя, вырвавшееся из очага. Орис услышал в голове тихий, вкрадчивый голос:

— Не убежи-ш-ш-ш-шь… от зла не убежи-ш-ш-ш-шь, оно внутри…

И сотни черных змей сорвались с его пальцев и бросились следом.

— В Драконий зал, — орал Орис, сердце в груди трепыхалось как птица. — В драконий зал, немедленно!

Но Гван лишь качал головой. Тогда Орис использовал свой последний козырь:

— Ему нужен тот, кто читает ту, другую Речь, — выпалил Орис. — И сейчас он думает, что это был я, что я выпустил Озеро.

Гван и Циклоп резко остановились.

— Поставь его, — скомандовал Гван и поморщился, Циклоп растерянно посмотрел на брата, но послушался.

— Забирайте кого сможете и уходите, спускайтесь вниз, в пропасть, — сказал Орис и как мог, быстро, захромал в сторону Драконьего зала. Оглядываться было нельзя, он шёл и всё повторял:

— Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…

Входов в Драконий зал было четыре. Два на верхнем ярусе и два на среднем, где находилась Барахолка. Орис предпочёл сделать круг и не пожалел сил, чтобы подняться выше. Вход был завален камнями, образовал стену выше человеческого рост, из дыры над ней торчала балка, к которой было приделано ведро.

— Воду принёс? — крикнул кто-то с той стороны. — Или хлеб?

— Воду, — крикнул Орис, потянул ведро вниз и с трудом навалился на балку.

По ту сторону потянули не глядя, заскрипели верёвки, Орис изо всех сил сдерживался, чтобы не стонать от боли. Увидев его в проёме вместо ведра с водой, стражники загоготали, один попытался ткнуть его копьём, но промахнулся, а второй принялся развязывать верёвку, но Орис уже и сам соскользнул вниз, на высокие камни.

— Во даёт, — воскликнул стражник, глядя как Орис ловко балансирует на острой верхушке одного из камней. — Ты циркач что-ли? Из Гтарцев будешь?

— Добрые люди, не гневите матерей в таком святом месте, — попытался Орис выиграть себе немного времени. Каждое слово трепыхалось в горле, а потом раскаленной горечью текло во внутренности. Орис чувствовал кровь на губах и смачно сплюнул себе под ноги, кровь потекла по камням. — Всем нам души скоро предъявлять, да на весы складывать, что если лишь щепотка милости отделяет вас от Небесных кущ радости? — шептал Орис. Голова у него закружилась и он полетел вниз. Что не разбился, понял лишь когда, почувствовал под пальцами мягкое.

— Вяжи его, — сказал один из воротных. — Отнесём Сырому, пусть решает.

— Да на какой ляд он ему нужен то, — не понял второй. — Половиной жопы в чертогах уже, выбросить да и вся милость.

— Не моё это дело умирающих добивать, — сказал первый. — Да и чтоб сдох и вонял тут, тоже не хочу.

Ориса больно дёрнули за руки, и поволокли по каменному полу тоннеля. В щелях светилась пыль берегонта, а вокруг разрастался янтарного цвета мох. Змея за грудиной шевелилась и Орис извергал кровавые брызги. Смерть всегда была близко, но впервые она казалось проникла Орису в нутро и теперь холодила живот, ноги, руки. Забирала его по частям, растворяла, как холодная вода её Величества Чандры. Орис не испытывал страха, только любопытство. Если Создатель встречает каждого у ворот Небесных чертогов, то ведь нужно что-то сказать, прежде чем войти. Станет ли он светом единым или кромешной тьмой? Грехи свои он никогда не считал и не взвешивал, а белоплащникам в этом деле не верил, уж больно много знал он за ними грехов. Сожаления особого тоже не испытывал, это был его выбор и его путь, он знал, вряд ли умрёт в теплой постели. Единственное, что отравляло горечью сердце — брат, которого никогда не видел, и дед, с которым он так и не попрощался.