— Привет, Хейли, — говорю ей в затылок, и она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, как будто только заметила меня. Ее обычно розовые, пухлые губы сжимаются в тонкую линию и ее глаза смотрят в мои. Она больше, чем просто зла на меня, она ранена, и не могу понять, что я могла сделать, чтобы причинить ей такую боль.

— Я не с тобой разговариваю, — говорит она. — Я говорю с братом.

— Послушай, мне жаль, что так вышло с тестом. Я пыталась исправить все с Винклером, но ты же знаешь, он придурок.

— Ты действительно думаешь, что это из-за того дурацкого теста? — Она смеется и закатывает глаза. — Я уже говорила с мистером Винклером. Он поставил мне пятерку.

— Пятерку? — Я не могу сдержать раздражения в голосе. Она всегда была любимицей учителей, всегда. — Это несправедливо. Я тоже заслуживаю пятерку. Я усердно готовилась к этому тесту.

— Ну, он был уверен, что ты жульничаешь, и у него хороший послужной список отличников, в котором есть мое имя.

Делаю вдох через нос и медленно выдыхаю. Я не собираюсь сходить с ума из-за этого. Этот тест не имеет значения. История не имеет значения. Даже размещение в арт-шоу не имеет значения.

Я ходячий труп. Что для меня действительно имеет значение, так это Хейли. Но если у нее пятерка, то почему она выглядит так, словно хочет оторвать мне голову и скормить её голодным собакам?

— Если дело не в тесте, то в чем?

— Если ты не догадалась, то я тебе ничего не скажу. Ты должна сама с этим разобраться. — Она оглядывается на Кайла. — Увидимся позже, Кайл. Я не собираюсь оставаться здесь с ней. Я возвращаюсь домой пешком.

Она поворачивается, и ее кудрявый хвостик прыгает из стороны в сторону, когда подруга уходит.

— В чем проблема? — Я говорю Кайлу. Он вертит ложку в руке и начинает говорить, но Хейли снова поворачивается и возвращается к столу.

— И еще кое-что… — Ее руки сжимаются в кулаки и упираются в бока. — Я думала, мы лучшие друзья. Что все друг другу рассказываем. Я рассказывала тебе все… все. — Она выплескивает все, что есть на душе…

Я точно знаю, что она имеет в виду под словом «все».

— Как ты могла не сказать мне, Либби?

— Сказать тебе что? — Я действительно не понимаю, что «все» — должна была сказать ей я, а если она думает, что этого «все» достаточно, то она явно ошибается.

— Знаешь, что… — Она снова разворачивается и на этот раз выбегает за дверь.

Шесть месяцев назад Хейли потеряла девственность со своим парнем, Майком. Он порвал с ней два месяца спустя, но в ту ночь она написала мне почти сразу, как это случилось, а затем пришла ко мне домой.

Мы игнорировали непрекращающиеся стуки Майка в мою дверь и не спали всю ночь, набивая рты мороженым и чипсами, пока она рассказывала отвратительные, но волнующие подробности. Она никогда не говорила Кайлу об этом. Она сказала, что он точно найдет Майка и убьет его, если узнает. Тогда я смеялась над этим, но теперь, с меткой на лице у Кайла, я задаюсь вопросом, была ли она права.

Не знаю, что она слышала, но, если Хейли злится, потому что думает, что я потеряла девственность и не рассказала ей об этом, она получила неточную информацию. Я даже не могла думать о поцелуях с Аароном, не испытывая при этом чувство тошноты.

— Ты знаешь, о чем она говорит? — Я спрашиваю Кайла. Он качает головой и встает. Его барабанные палочки уже в руке, а я даже не заметила, как они там оказались. — Да, ты знаешь… Она твоя сестра-близнец. Ты должен знать.

— Я знаю, что она в бешенстве от чего-то еще, кроме теста, — говорит он, не глядя мне в глаза. Он выбивает быстрый ритм по столу. — Я должен пойти за ней. Не хочу, чтобы она шла домой одна. Вокруг полно сумасшедших.

На ум сразу приходит Трэвис и Скотт, и я качаю головой, чтобы избавиться от этого ужасного образа.

Кайл прав. Хейли не должна идти домой одна. Не с такими людьми, как подобные парни-отморозки.

— Подожди, я с тобой, — говорю, перекидывая сумочку через плечо.

— Нет, Либби. — Он кладет руку мне на плечо и толкает обратно на сиденье. Что-то черное внутри его метки пузырится, как тогда, когда он сердился на меня. Возможно, он все еще злится. — Позволь разобраться одному. Ей нужно время, чтобы остыть. Если ты пойдешь, то будет только хуже.

— Хорошо, — говорю я. Что еще я могу сказать? Хейли даже не хочет говорить мне причину своей злобы на меня. — Спишемся позже. Хорошо?

— Если не забудешь, — говорит он и начинает проталкиваться к двери в переполненном магазине. Хлопает входная дверь. И я остаюсь одна.

Что это было? Размышляю, стоит ли идти за ними даже несмотря на предупреждение дать Хейли пространство, но, в итоге, решаю не делать этого. Это может разозлить ее еще больше. Чем больше они на меня злятся, тем меньше у меня шансов исправить отметку Кайла. У меня всего семь дней, чтобы все выяснить. Я не могу позволить усугубить ситуацию больше, чем уже есть.

Пробираюсь через толпу к прилавку. Я планировала съесть «Шоколадный Декаданс», еще днем, когда думала, что умру. Хоть это и не последняя моя трапеза, я все равно хочу мороженое. К черту углеводы. Я заказываю большой «Шоколадный Декаданс» с дополнительной горячей помадкой сверху.

Когда поворачиваюсь к сумке, чтобы достать кошелек, я мельком вижу Миссис Лутц, проходящую

мимо кафе-мороженого. Ее широкие плечи обвисли под тяжестью свисающих с рук пакетов. С лица капает пот, но я все еще вижу тонкую черную линию метки, пронизывающую ее душу.

Аарон сказал, что она была отмечена, когда неосознанно помогла кому-то изменить дату смерти. Нечестно, что она получила метку, когда даже не знала, что делает. Это почти также несправедливо, как обвинять кого-то в самоубийстве.

Кто вообще придумывает эти дурацкие правила? Это тот парень, о котором говорил Аарон — Абаддон?

Очевидно, это не Аарон. Он почти плакал, когда говорил о Миссис Лутц и ее метке.

Стоп.

Прежде чем ее духи заставили меня покинуть компьютерный класс, Миссис Лутц сказала, что знала Аарона до того, как он исчез. Она сказала, что он никогда не делал того, в чем его обвиняют. Но Аарон признался мне на мосту Прыгунов, что он — убийца.

Миссис Лутц помогла Аарону убить кого-то, не осознавая этого? Поэтому она отмечена?

Если да, то нет ничего удивительного, что он стал защищаться, когда я спросила его о ней. Он — причина, по которой она отмечена. Он — причина, по которой Миссис Лутц может быть обречена на ад.

Мне нужно с ней поговорить.

Я бегу через кафе к входной двери и распахиваю ее, почти ударяя маленького мальчика по голове металлической ручкой.

— Миссис Лутц! — Я зову её, когда бегу за ней по улице. Она останавливается. Сумки в руках качаются, когда она оборачивается, чтобы разглядеть того, кто окликал ее.

— Миссис Лутц, — повторяю и машу рукой. — Подождите минутку.

Она перемещает сумки в одну руку, другую на лоб и щурится. Когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы меня можно было узнать, она опускает руку со лба и улыбается. Хотя, наверное, не стоит называть это улыбкой, скорее гримасой.

— Либби? — Она делает несколько шагов ко мне. Ветерок развивает ее редкую челку.

— Здравствуйте, Миссис Лутц. — Я прочищаю горло. — Вы торопитесь?

— Вообще-то, я шла домой. — Ее брови соединяются на переносице. — Чего тебе? Разве недостаточно одной шутки?

— Что Вы имеете в виду? — начинаю я, но потом вспоминаю. Когда я впервые спросила ее об Аароне, она подумала, что я шучу над ней. — Я вовсе не шутила. Я действительно хочу знать об Аароне. У Вас есть минута, чтобы поговорить?

Она изучает меня несколько секунд, а затем поджимает губы.

— Мне действительно нужно домой, — говорит она. — Может быть, в другой раз.

— Пожалуйста! — Я беру в руку свою сумочку и трясу перед ней. — Я куплю Вам мороженое…

Ее темно-карие глаза сужаются, когда она обдумывает мое предложение.

— Заманчиво, но, честно говоря, не знаю, что тебе сказать. — Ее взгляд скользит от меня к тротуару у ее ног. — Я мало, что о нем знаю.