– Иногда я завидую тому, сколько всего умного умещается в твоей голове. Но потом понимаю, сколько глупости там рядом – и успокаиваюсь, – ворчливо отозвался Черный Пес. Шлюпка стукнулась в борт “Каракатицы”. – Пойдем, надо перенести его ко мне в каюту…

– Нет.

– Что? – Черный Пес так удивленно задрал брови, что они почти залезли под головной платок.

– С ним все будет хорошо. Он живой – и это главное. И кстати, он тебя не помнит. Поэтому не забудь представиться… как ты там любишь говорить, пена морей, дно дна, единственный и неповторимый Рауль Морено. Мне кажется, ты Дорану – живому Дорану – понравишься. У вас с ним одинаковый дар встревать в приключения на ровном месте.

– То есть ты?..

– Возвращаюсь на “Свободу”. Мне еще предстоит исписать сто фунтов бумаги, излагая историю полковника Филлипса, который пытался продать иверцам некий артефакт, в сговоре с губернатором выкупленный у пиратов. Я вернусь в Йотингтон, – Дороти постаралась придать своему лицу невозмутимое выражение.

Это было сложно, все время хотелось смотреть на Дорана, на то, какие бледные у него щеки, на то, как вздымается и опускается широкая грудь, на капли воды, которые скатываются с его губ. Смотреть было нельзя, и невозможно было не смотреть.

Поэтому она отвернулась.

– Значит, история закончена? – тихо спросил Морено.

– Да. Я дала слово Черной Ма и теперь беру его обратно. Я верну в порт “Свободу”, сильно поумневшую команду… Кстати, как мои люди, они?..

– Из солдат не выжил никто – твой сволочной полковник с их собственным капитаном всех перетравили. В жертву. Пытались найти Рог и отогнать призраков, а когда поняли, что не выйдет – придумали его продать. С команды взяли клятву на крови, и те слова не могли сказать, пока Филлипс на борту лютовал. Теперь зато болтают – не заткнешь. Кстати, мастера-канонира у тебя больше нет. Утопла по случайности. Так что если ты решишь немного задержаться…

– Не решу. Возвращаюсь на “Свободу” и в течение часа жду там свою команду. Если кто-то откажется служить под моим началом и захочет остаться у тебя – я в обиде не буду.

– Хорошо, я передам. – Морено задумчиво нахмурился, чуть наклонился вперед, чтобы не слышали остальные матросы в шлюпке, и прошептал: – Почему ты бежишь? Торопишься, словно демон в спину дышит. Сейчас-то почему? Парень придет в себя, очнется, хоть узнает, кому жизнью обязан… Ты же спасла его… и нас отчасти.

Ложь далась легко, легче, чем все остальное. Потому что она была так близка к правде, что Дороти самой хотелось верить в нее.

– Морено, мое происхождение не дает мне права потакать своим грехам, даже если они – лучшее, что со мной произошло за многие годы. Мне пора стать обратно командором, а тебе…

– …знать свое место, – тихо, но проницательно закончил Черный Пес, помолчал и едко добавил: – Что ж, бывай, моя упрямая командор. Семь футов тебе под киль.

Благое пожелание прозвучало зло, словно проклятие, и Дороти поспешила отвернуться, чтобы не видеть, как бессознательного Дорана осторожно переносят на борт “Каракатицы”, как Морено, не оглядываясь, поднимается за ним, а на его место садится тот самый офицер, который пытался предупредить о предательстве на балу в Йотингтоне, а с ним еще двое матросов, служивших на “Свободе”.

– Ну как вам, господа, схватка с иверцами? – светски поинтересовалась Дороти, кивая, что можно отчаливать.

Матросы слаженно и молча заработали веслами, офицер, немного подумав, откликнулся:

– Жаркое было дельце! Хорошо, что вы вовремя подоспели и мы сумели потопить этих недоносков. Только вот память подводит, с какого борта началась стрельба?

– Дык, с левого, сэр, – подсказал один из матросов, быстро сообразив. – Аккурат с левого и навалились…

Весла мерно погружались в воду, шлюпка сильными рывками шла от “Каракатицы” к “Свободе”.

На душе у командора Дороти Вильямс было гнилостно и больно, точно она тот самый кракен, которого сейчас вживую глодают акулы. Но другим об этом знать было необязательно. Все, кому она могла доверять, остались в прошлом.

С сэром Августином она успела перекинуться только парой слов. Тот торопился, и Дороти была ему уже не интересна – никаких кракенов у нее на борту больше не обитало.

Посетовав, что вообще-то хотел поймать живой экземпляр, а куча мяса в сетях ему ни к чему, тем более что от кальмаров у него несварение, Августин сразу перешел на рассказ про создание гарпунной пушки.

Тут позади него возник темноволосый северянин и коротко сказал:

– Пора!

– Я хотел рассказать…

– Большой кракен уходит на север, вслед за китами – здесь для него мало еды. Время…

– Большой? – удивилась Дороти. – То есть этот был маленький?

– Недокормыш, – лаконично подтвердил темноволосый.

Сэр Августин развел руками, пригласил заехать на Янтарный в конце сезона дождей – он как раз планирует вернуться из похода и все записать. Потом сделал шаг прямо в воду, где его подхватили две пары сильных рук, а через минуту корабль тряхнуло – дракон северян, отлепившись от днища, ушел в пучину, так и не поднимаясь на поверхность.

Дороти поняла, что забыла спросить у фон Берга, как же он, живой, может путешествовать с мертвыми, но потом рассудила, что наверняка бы ничего не поняла в его объяснениях.

Шлюпки при свете масляных ламп челноками ходили от корабля к кораблю – команда Пса забирала забытые в спешке вещи, которыми они успели обрасти за время плавания, а команда Дороти спешила вернуться обратно на свой борт.

Через полчаса, когда уже почти рассвело, последней ходкой приплыли два бочонка крепкого вина – прощальный дар от Морено. А привез их Фиши, у которого под глазом наливался чернотой синяк.

– Решил вернуться во флот Его Величества, – потирая след от тяжелой, и наверняка капитанской, руки, объяснил он. – Подумал, если тут остались такие люди, как командор Вильямс – может, и для флота еще не все потеряно.

– Я помогу с патентом, – искренне пообещала Дороти, потому что за такого рулевого капитанам впору дуэли объявлять. – Офицерское звание обещать не могу, но сержантское будет. Слово благородной леди.

– Предпочитаю заслужить, – ответил Фиши, фыркнул на молодого матроса у руля и неспешно раскурил трубку. – Эта ходка последняя, или мы что-то забыли, капитан?

– Нет, мистер… – Дороти сделала выжидательную паузу.

– Мистер Смит, – с достоинством представился Фиши.

– Нет, мистер Смит. Отходим. Здесь нас больше ничего не держит, – Дороти потерла лицо ладонями и представила, как она отоспится за все эти безумные недели разом.

В своей каюте.

Которая до сих пор помнит выходку Дорана. И запах Морено тоже. Проклятье!

Спать расхотелось сразу, и Дороти украдкой бросила взгляд на палубу “Каракатицы”. Пиратов уже отнесло течением – новый рулевой (кто бы сомневался, что это будет Саммерс) пока привыкал к штурвалу.

На палубе царила обычная суета.

Морено как всегда раздавал короткие резкие указания и ухитрялся быть сразу и везде. На “Свободу” он не оглядывался, хотя взгляд Дороти наверняка почувствовал.

Дорана, похоже, сразу унесли в капитанскую каюту, потому что около нее уже дважды мелькал Хиггинс с лекарским ящиком.

Фамильное невезение Вильямсов сработало в последнюю секунду, когда Дороти уже почти решила отвернуться.

В дверях каюты, пошатываясь, возник Доран Кейси – бледный до синевы, но живой и на своих двоих.

Он растерянно оглядел палубу “Каракатицы”, спросил что-то у матроса, попытался отбиться от подхватившего его под плечо Морено, а потом увидел Дороти.

И замер, раскрыв рот.

Просто стоял и смотрел, как на призрака, и даже вырываться из держащих его рук перестал. И взгляда не отводил.

Потом его тронул за плечо Саммерс и протянул конверт. Доран посмотрел на него непонимающе, опять взглянул на Дороти, нахмурился и снова посмотрел на конверт.

Дороти заставила себя отвернуться. И уйти от борта.

Кончено.

Внутри словно ржавой пилой прошлись, но время лечит любые раны. Это она знала точно.