Галеон в долгу не остался – плюнул в ответ багровым пламенем, и корабли сцепились в пушечном поединке, точно два живых существа, а впрочем, может, таковыми они и были.

Жреческое судно, которое не успел увернуться от маневра “Холодного сердца”, просто разорвало на куски – часть гнилого носа на мгновение оказалась рядом с левым бортом Дорана и словно прилипла к нему. А потом втянулась внутрь без остатка, впиталась, словно масло в мягкий хлеб.

Горестный хор набожных голосов завопил и сразу стих, потому что остаток калечного пилигрима прибрала в себя “Лилия”. Как гигантский питон кролика. Съела и сразу разрослась, стала плотнее и больше.

Призраки, как скорпионы, пожирали друг друга, спасаясь от голода. Добывая себе крупицы бытия через окончательное небытие себе подобных.

“Лилия”, внезапно рванув вбок, вильнула кормой и буквально кончиком реи коснулась скелетообразного остова литайского корабля. Вопль, вспышка – и второй призрак стал подкормкой, а в днище разогнавшегося “Холодного сердца” таранным ударом врезался кракен.

Корабль откинуло в сторону, и он едва успел выровняться, как кракен ударил второй раз – в нижнюю часть кормы, вышибая доски и давая путь внутрь соленой воде.

Благоразумная и осторожная бригантина попыталась отплыть подальше от баталии, но ей наперерез злющей осой рванула “Каракатица” – мстить за плен, обман, страхи и видения. Только вместо ядер она теперь зарядила в борт одноглазому бомбами. Что Морено успел положить внутрь снарядов, было не ясно, но сработало оно преотлично. Вспыхнувшее рыжее пламя заметалось по палубе, охватило мачты, обрывки парусины, ящики и прочее гнилье, вынуждая бригантину уйти дальше от схватки.

Та, решив не спорить с судьбой, а еще скорее – полюбовавшись на то, как “Лилия” сожрала двух собратьев и не подавилась, предпочла бегство бесславной гибели.

Триремы тоже было не видать. Похоже, ее еще в самом начале схватки “прихватил” себе Доран, иначе с чего бы вдруг “Холодному сердцу” из почерневшего корыта превратиться в снежную искру?

Буревестник на носу “Грозовой чайки” злобно коротко крикнул, и бригантина камнем ушла на дно, что удивительно, продолжая гореть. Багровые отсветы от нее виделись еще полмили, а потом растворились в темной воде.

Дороти попробовала встать – получилось с трудом.

Но благодаря Сердцу Океана силы возвращались быстро. Фиши заорал Хиггинсу и крутанул штурвал – на “Свободу” пер еще один призрак, а пушки Саммерса, как назло, запаздывали с залпом.

“Холодное сердце” вынужденно маневрировало, уходя от кракена, который как гончая преследовал его, не давая встать в позицию для стрельбы.

Крутой разворот, почти невозможный для живого корабля крен, обманный маневр – и вот, в очередной раз уворачиваясь от спрута, Доран оказался рядом с покалеченным кофом, который растопырился раненой лягушкой, заращивая дыры.

Финал столкновения был предсказуем и отвратителен – вопль, мерзкий чавкающий звук, и “Холодное сердце” разбухло, стало еще ярче и больше. Иней на его мостике засверкал вовсе нестерпимо.

Доран без раздумий сожрал более слабого собрата. Как сольпуга скорпиона.

В глубинах моря опять ударил мрачный колокол, отмеряя только ему ведомое время.

Но “Лилия” все еще была крупнее, сильнее, и у нее был цепной гигантский спрут, а Дороти ничем не могла помочь Дорану, потому что на “Свободу” тараном шел последний призрак.

Налландец, так похожий на обычный корабль, но с пустой палубой и так и не показавшейся на глаза командой, возник по левому борту, плавно заскользил мимо, но, пройдя ровно полкорпуса, остановился, встав борт о борт, качнулся…

И раскрылся.

Распахнулся сразу весь – гигантской истекающей слизью пастью. Мачты, паруса, палубные доски – все оказалось не более чем подделкой, ярким огоньком на приманке дьявольской рыбы-удильщика.

Дороти попятилась, потом развернулась и рванула к Фиши, который, разинув рот, стоял и смотрел, как их собирается сожрать уже двести лет как мертвая тварь.

Верхняя челюсть акулообразного чудовища, подобного левиафану, нависла над палубой, из ее нутра несло смрадом и гниением, как из старого склепа.

Но ровно за мгновение до того, как пасть должна была схлопнуться, в нее плюнули огнем пушки – Саммерс и Бринна выждали и не прогадали момент.

У налландца случилось острое несварение – картечью ему прошибло гостеприимно распахнутые внутренности аж до самых трюмов.

Второй залп заставил гадину сдать назад, сложить паруса на манер акульих плавников и попытаться скрыться, но Фиши уже проглотил свой страх, невозмутимо пыхнул трубкой и двинул “Свободу” вдоль курса налландца, а стреляющие с перерывом, но в строгой очередности пушки загнали призрака туда, где в пене и грохоте плевались друг в друга белым и багровым “Лилия” и “Холодное сердце”.

К несчастью, фортуна привалила безголовому: налландец, уклоняясь от пушек Дорана, неосмотрительно повернулся к его противнику боком и поплатился почти сразу же. Вспышка, чавканье, ор, и за секунду все было кончено. налландец стал частью ”Лилии”.

Дороти припомнилось, как в порту, в кабаке, один пьянчужка предложил взять на “Свободу”, которая тогда кишела серыми крысами, крысобоя. Мол, когда от этих тварей спасу нету, они даже кошек грызут и наглеют до того, что в сапоги залезают, крысобой – единственное спасение. Тряс головой и показывал клетку, за прутьями которой сидел огромный, толщиной с ногу, пасюк. Создавали таких просто, но мерзко. С полсотни крыс ловили живьем, скидывали в одну железную клетку, закрывали в подвале, а спустя месяц находили в абсолютно чистой и пустой клетке одну единственную крысу-каннибала. Крысобоя. Огромного, отожравшегося на сородичах, распробововшего на вкус братьев по крови и не желавшего больше другой пищи. Дороти тогда заплатила за аренду монстра серебром, и крысобой очистил ей судно от крыс за два дня, полностью отработав свою цену.

Горько сознавать, но сейчас Дороти видела воочию последнюю стадию рождения такого же крысобоя, который может сожрать любого себе подобного. То, что крысобой был призрачным – сути не меняло.

Кем бы ни являлся Хозяин неупокоенных мертвецов, страх перед ним оказался куда меньше желания быть. И если можно было льстить себе надеждой, что Доран вступил в драку потому, что вспомнил ее, то мотивы “Лилии” были кристально ясны – она хотела всосать в себя всех и забрать Рог.

И тогда “Свобода” окажется обречена. Против бури, вызванной Рогом, они точно не устоят.

Нужно было помогать “Холодному сердцу”, но как?

Дороти махнула Фиши, тот кивнул: они осторожно подчалили и встали борт о борт с “Каракатицей”, как зрители, которым случайно достались билеты в первом ряду на смертельный бой двух чемпионов.

И Доран тут явно был не в фаворитах.

“Холодное сердце” билось на два фронта и уже выдыхалось – пламя, изрыгаемое пушками, стало бледнее и короче, корабль терял скорость, иней на палубе потускнел.

Кракен не давал ему покоя – то атаковал с флангов, сбивая с курса и заставляя увиливать, то с разгона поднимался из глубины и таранил в днище. Благо пробоинами призрака оказалось потопить не так просто, но от подобных ударов Доран явно слабел.

Дороти дала сигнал Фиши встать к баталии левым бортом, на котором были заряженные, но еще не отстрелявшие свое пушки, и передала приказ для Саммерса. Придется стрелять прицельно, пытаясь подранить “Лилию” и при этом не задеть Дорана. Задача не из легких.

Спускаться на орудийную палубу Дороти не стала – кракен в любой момент мог передумать и вернуться. Рядом на “Каракатице” по бушприту легко прошел Морено и встал на самом его конце, наблюдая.

Если “Свобода” еще могла помочь стрельбой, то возможности “Каракатицы” явно оказались исчерпаны.

Дороти приветственно подняла руку, Черный Пес ответил тем же, оскалился и крикнул:

– Есть чем воевать, моя прекрасная леди?

Вместо Дороти ответили пушки – тремя выстрелами. Первое ядро упало далеко за “Лилией”, второе не успело самую малость – галеон уже вышел из-под обстрела. Третий залп был удачнее, он пролетел выше темного борта и, намотал на себя призрачные снасти – канаты от пары парусов на носу, а потом исчез вспышкой.