Пес повел плечами, словно ремни перевязи, на которой висел палаш, ему натирали. Дороти кровь бросилась к щекам, когда она припомнила, почему так могло быть. Стоило отвлечься от постыдных воспоминаний и думать о деле.

– Но поставщик захочет денег, – нахмурилась она, потому что не успела обсудить с Морено важный момент: вся казна “Свободы” осталась в Йотингтоне, как и его собственные средства.

– Я буду ему должен. Это дороже денег, – ответил тот и толкнул дверь с прибитой не по центру маской аборигенов.

Впрочем, в таверне все было такое – кривое, на один раз. Чтобы как можно меньше тратить на ремонт, когда пьяная матросня в очередной раз вынесет ставни или выломает двери. Вместо стульев предлагались скамьи из тонких неструганных досок.

Основательными тут были только столы – целиком выточенные из местного водяного дерева и водруженные на известковые плиты.

Чад от очага шел жуткий: воняло горелым мясом и маслом. Запах табака среди этой вони терялся, хотя курили здесь многие. Основная зала была большой, но и народу тут, несмотря на поздний час, набилось больше сотни.

Завсегдатаи сгрудились у пары столов, где шла какая-то азартная игра. Какая – было никак не рассмотреть из-за толпящихся вокруг людей и снующих между ними полуголых разносчиц.

Приход Морено со товарищи прошел почти незамеченным, только какой-то забулдыга пытался повиснуть на них, но ему врезали под дых и выкинули за дверь.

Морено приподнял бровь, и в мгновение ока нужный ему стол – в углу, рядом с дверью, ведущей на кухню – оказался свободен, а хозяин таверны уже кланялся подобострастно, узнавая, что гости хотят пить в этот славный поздний час.

– Пива, – коротко приказал Морено, усевшись и усадив рядом с собой Дороти.– И мяса.

Прислужница-аборигенка, в платье, которое до такой степени не скрывало ее верхние прелести, что были видны темные сосцы, обмахнула стол тряпкой и молча поставила два кувшина с пивом. Вторая девушка, конопатая алантийка, одетая чуть более скромно, принесла оловянные кружки и вяленую рыбу.

– Мясо надо ждать, мистеры. Оно у нас еще не дошло, – томно выдохнула она, поглядывая разом на всю команду – у кого в кошеле больше, с ходу было не угадать, а на внимание Морено она явно не рассчитывала. На Дороти она взглянула с ревностью, увидев в ней конкурентку.

– Во что играют, золотко? – Фиши притянул девицу к себе на колено. Та покочевряжилась для виду, но потом села. И так ясно – таких на кухне с десяток, и еще пяток уже в зале – вон к клиентам трутся. Так что пиво есть кому донести. А с каждой девицы хозяин получает свою долю, так что все возражения тут только для виду и чтоб цену задрать.

Впрочем, команда Морено жадничать не собиралась, как и упускать своего. Дороти их понимала, и пока еще была на королевской службе, всегда старалась отпускать команду на берег. Спокойные матросы всегда лучше тех, что злятся. А лучше женщины мужчину ничто не успокоит. Женщины из ее команды тоже предпочитали проводить время на берегу в веселой компании.

Со стороны толпы раздались подбадривающие крики, точно там поставили на кон полновесное золото. Потом все стихло, чтобы через секунду опять рвануть победным ором.

– На руках борются, мистер. “Батавия” против “Санта-Розы”.

– А еще кто, милая? – Фиши опустил в разрез платья мелкую монетку и полез к служанке под юбку, та захихикала, изображая смущение.

– Ох, мистер, руки у вас холодные.

– Сейчас согреются, так кто еще, детка?

– Ох…

– Я вижу Мбанди, он квартирмейстер на “Дьябло” дона Гильермо, – себе в кружку сказал главный плотник “Каракатицы”, который был налландцем и как все эти снулые люди имел совершенно непроизносимую и незапоминаемую фамилию с двумя ударными гласными.

Дороти почувствовала, как напрягся рядом Морено: судя по всему, новости были плохими. Про “Дьябло” она не слышала, видимо, это было пиратское судно из залива – там сложились свои когорты грабителей. Или если судить по имени капитана, это мог быть кто-то из ошметков Иверского флота, который они потопили два года назад. Дезертир, наверняка.

– Это плохо? – тихо спросил она.

– Разберусь, – буркнул Морено. – Мое дело, не суй в него свой миленький нос.

– Даже не собираюсь, но буду безмерно благодарна, если ты развяжешь мне руки. И прикажешь, чтоб принесли воды.

Морено побарабанил пальцами по столу недовольно, но руки Дороти приказал развязать. Ненадолго. Только чтобы связать спереди.

Служанка – в этот раз метиска с пухлыми губами – притащила блюдо с мясом. Свинина была прожарена плохо, но при этом имела здоровый цвет и хорошо пахла.

Бринна, одна из бойцов абордажной из матросов, щедро плеснула пива из кувшина в опустевшую кружку какому-то пьянчуге и, дружески обняв его за плечи, начала выпытывать последние новости.

– Что слышно, красавчик? Брешут, что на Малом Крабе встали два королевских фрегата и готовят на кого-то сеть…

– Да, селедку тухлую им в глотку! – пьяница забулькал пивом, спеша запить гнев. – Корма акульи, пытаются наших парней взять! Но наши им нарисуют плавники, давно уже ушли в порт Вейн. Хрен им, ублюдкам алантийским! Знавал я одного типчика из ихних – он мне все клялся, что товар достанет первосортный, а привез гнилье – сверху ящика белый сахар, а снизу земля! Земля! И этот сраный потрох – на службе у их сраного величества.

Толпа взорвалась ором – видимо, победил фаворит.

Фиши окончательно расправился с юбками конопатой и теперь шептал ей что-то в шею – то ли вызнавал новости, то ли предлагал найти местечко потише, например в узких комнатушках, что прятались за ярко-красной шторой в любой таверне. Скорее второе. Девица хихикала, но вести клиента не спешила – Фиши еще не показал деньги, а за медную монетку давали только пощупать.

– О, это они могут, – Бринна подлила еще и только открыл рот для вопроса, как на нее вывалили:

– Да они ж Черного Пса повесили! Век на палубу не ступать, с неделю назад, на площади Йотингтона. Там был брат моей свояченицы. Своими глазами видел, как петлю затягивали. Народу собралась тьма…

Пьянчуге удалось привлечь к себе внимание всей команды, Фиши даже перестал лапать конопатую, а Морено так и вовсе подпер голову кулаком, точно ему нянька, которой у него отродясь не было, сказку рассказывала.

– А он вышел, значится. Улыбался. Весь гарнизон форта согнали, чтоб, значит, его подельники отбить не смогли. Хотя, вот горе-то, отбивать было уже некому – всю команду как есть переказнили раньше капитана. Прям вдоль дороги от порта в город развешали, точно извергов каких… и тела снять не дали!

Изверги сочувственно покивали, глотнули за свой упокой, но перебивать не стали.

– Губернатор указ зачитал, что, мол, за прегрешения перед богами и королем приговаривается Черный Пес Морено к казни через повешение. Ну значится, палач в маске петлю как положено накинул, а Черный Пес тут и говорит, что перед богами он чист, а величество ихнее он драл через душу в мать по три раза. Глаза ему, значит, завязали, палач за рычаг дернул и…

– Какая встреча! – В стол перед их компанией со свистом воткнулся абордажный топор. – Марлин вылез из алантийской сети и даже чешую при себе оставил.

Забулдыга заткнулся и поспешно отполз в темный угол.

Морено, не обратив внимания ни на топор, ни на говорящего, неспешно допил пиво, поставил кружку на стол, утер губы и только потом сказал:

– Дон Гильермо, а ты все также сначала бьешь, а потом смотришь куда. Если у тебя и с бабами так – гляди, останешься без наследников.

Названный доном Гильермо громадный иверец с бородой, окрашенной в ярко-рыжий цвет, оскалился, но без смеха – глаза у него оставались холодными, а взгляд цепким, – с подначкой:

– Ты ж вроде не по бабам. Откуда ж тебе знать, где у них что? – процедил он и осклабился.

Морено рванулся из-за стола молнией.

У Дороти мимо носа что-то мелькнуло, и в следующее мгновение Морено уже стоял на столе, а бритвенно-острое лезвие его палаша упиралось рыжебородому под кадык.