Если бы дерево могло рассказать о Лианоре, оно бы зацвело.

Как раз сейчас, равнодушная к его тревогам и волнениям, весна вступала в свои права. Из земли поднималась новая зелень, полная жизни и упоительной свежести. День ото дня погода становилась теплее, первые насекомые пробуждались от зимней спячки. Элирий поднял глаза, сквозь щедро цветущие ветви любуясь залитым всеми красками небосводом. Неподалеку в полумраке как драгоценное вино благоухали бледные соцветия абрикоса; из-под кроны его время от времени раздавались приятные слуху соловьиные трели, размеренные и невесомые, словно журчание арфы. Музыка сада дарила наслаждение, богатые ароматы весеннего вечера кружили голову… одним словом, благодать.

И вот солнце зашло. Ночное пение приобрело особенное очарование: одинокий голос соловья, известного певца любви, более не тонул в гомоне других пернатых. Птицы над его головой осторожно перепархивали с ветки на ветку. Однако… почему такой странный час выбрал Элиар для прогулки? Солнце опустилось за горизонт, а значит, сила его крови также неминуемо пойдет на спад.

В подтверждение неприятной догадки Совершенный почувствовал резкую усталость. Священная кровь небожителей зашумела в ушах, а земля принялась раскачиваться под ногами, как море, вместившее в себя целый мир – Лианор. Море… как хочется увидеть его снова. Услышать мерный шум прибоя, хотя бы в тяжелой морской раковине, в невинном дурачестве прижатой к уху…

Приятная прогулка по знакомому побережью до оконечности мыса приведет к старому заброшенному маяку. Там длинная тягучая волна стирает следы босых ног, размазывая по песку ажурную пену, а море так славно играет жемчужинами и сверкающими кусочками перламутра. Там алые цикламены – как стайка мотыльков на скале, только бы не спугнуть! Так все это невесомо, так хрупко, что хочется остановить мгновенье. Там ослепительный белый песок крепко просолен и перемешан с разбитыми штормом блестящими морскими раковинами. Там кто-то боится за него и зорко следит, чтобы он не порезал ноги… и это так по-детски наивно и глупо, но в то же время искренняя забота отзывается в сердце неуместной радостью и теплом… Все это спокойствие и благодать по-прежнему есть там – сохранено памятью в маленькой бухте, где, рассматривая сгущающуюся синюю мглу, Учитель и ученик безмятежно бросают камешки в набегающие волны. Откуда-то неподалеку чуть слышится шелест пресной воды, но за долгие годы он так и не сумел обнаружить прячущийся в лесу источник…

Цветущее персиковое дерево за спиной быстро растворялось в гаснущем закатном свете. Когда растаял последний луч, темнота упала, как бархатный занавес на клетку, в один миг отделив птицу от внешнего мира. Тяжелые крылья феникса были оплетены ловчей петлею – их не поднять. Да и небо забыло его слишком давно.

Из-за стремительного потепления последних дней разница между дневными и ночными температурами все еще была велика: в сутках словно бы уместились два разных времени года. С заходом солнца резко холодало, и все признаки зимы, едва отступив, немедленно проявились вновь.

Элирий ощутил, как его новое слабое тело начинает бить озноб. Едва не заскрипев зубами от гнева, он вынужден был повернуться и попросить проводить себя в опочивальню, где в изнеможении рухнул на кровать и провалился в сон, даже не дожидаясь, когда Шеата поможет переменить одежды.

Сегодня все повторилось в точности. День тянулся, однообразный и унылый, а вечером, когда из окон начал литься приглушенный лиловый свет, в комнату, где еще не стихло эхо недавней опасной ссоры, ожидаемо явилась Шеата. Чтобы вновь заставить его совершить принудительную прогулку и вновь практически лишиться чувств с заходом солнца.

– Ночью у вашей светлости снова открылся кашель, – предупредительно сообщила Шеата, поклонившись. – Я принесла вам шафранный чай и медовые груши: в холодный весенний сезон они помогают бороться с неприятной сухостью горла. Кроме того, сон ваш был неспокоен – как бы вновь не поднялся жар. Возможно, мессира потревожила гроза? Приближается равноденствие, и осадки становятся обильны.

Действительно, дождь практически не прекращался с тех самых пор, как его нахальный ученик вышел отсюда, только что не хлопнув на прощание дверью. Элирий придирчиво глянул на аккуратно почищенные, нарезанные аппетитными ровными ломтиками фрукты, разложенные на продолговатом блюде, и, наколов крохотный кусочек, лениво отправил в рот.

– Вовсе нет. Меня тревожат другие заботы.

Говоря откровенно, ночью дождь и в самом деле будто намеревался вломиться внутрь, яростно барабаня в стекла, да еще и практически беспрерывно грохотал гром. На приятный отдых это походило мало. В эти дождливые, сырые дни хотелось запасать сон и силы впрок.

Но пусть дождь всласть пошумит за окнами, главное, внутрь ему не пробраться. В заточении есть свои плюсы: пленника охраняют так, что внутрь не просочиться ни единой крохотной капле.

– После ритуала восстанавливать энергию следует постепенно, шаг за шагом, – осторожно продолжила Шеата, деликатно переходя к основной мысли, которую намеревалась выразить. – Прошу, избегайте переутомления и соблюдайте размеренный режим дня. Вашей светлости требуется спокойный сон и полное отсутствие нагрузок. Снаружи еще слишком мало тепла, а ночи длинны. Прогулки на свежем воздухе, определенно, начались слишком рано и не идут мессиру на пользу, как и предупреждал, тревожась исключительно о вашем драгоценном здоровье, его высокопреосвященство Великий Иерофант.

– Отчего же? – нарочито удивился Красный Феникс, продолжая неторопливо лакомиться знаменитыми золотыми грушами Бенну. Восхитительно сочные сахарные ломтики таяли на языке. – Напротив, к вечеру поднимается такой замечательный промозглый ветер, что в следующий раз я непременно желаю запустить воздушного змея.

Для запуска змеев, само собой, было еще рановато. Но Шеата только украдкой вздохнула и почтительно склонила голову, принимая новое распоряжение, сделанное в пику волчонку.

– Как прикажете, – спокойно отозвалась она. – Завтра же я подготовлю для этой забавы все необходимое. А сейчас, если ваша светлость не отказывается от прогулки, приглашаю пройти в сад и полюбоваться закатным цветением персика.

Персик – известный символ бессмертия, а потому в поэтичных легендах Совершенных цветок был крепко связан с фениксом, возрождающимся после гибели. В прежние времена Элирий любил наблюдать, как медленно раскрываются созревшие цветы персикового дерева, но кто бы мог подумать, что ему и в самом деле доведется возродиться после смерти, подобно легендарному фениксу?

Шеата склонилась, чтобы переодеть его домашние туфли, и острый глаз Элирия тут же выхватил мелькнувшие под высоким стоячим воротником змеящиеся метки. Узнаваемые черные следы, стыдливо спрятавшиеся под одеждой.

– За что твой господин наказал тебя?

Жрица смешалась и инстинктивно подняла руку к горлу, не давая ему смотреть.

– Не стоит внимания вашей светлости… – тихо ответила она. – Я была наказана из-за моих собственных оплошностей. Прошу, не беспокойтесь об этом… и, если вас не затруднит, не говорите господину, что я расстроила мессира и потревожила его покой недостойными жалобами.

– Вот как. – Элирий нахмурился, с тяжелым сердцем размышляя над увиденным. Темные дуги бровей сошлись над переносицей, добавив юному лицу строгости.

Он все еще слишком мало помнил прошлое, но происходящее отчего-то казалось странным, нетипичным для Второго ученика. Прежде тот, кажется, был справедлив и чист сердцем. Да, вспыльчив, порою резок и склонен к быстрым решениям, но не жесток. Должно быть, его Элиар сильно изменился за минувшие годы: это уже не тот простодушный кочевник, которого он знал когда-то. Даже в знакомом гортанном голосе вдруг проявились непривычные нотки, особенно при последних, сказанных перед самым уходом, ультимативных фразах.

Элирий молча поджал губы. Кто научил волчонка этой жестокости? Этой выверенной, насквозь расчетливой стратегии умело противостоять наставнику?