— Если ты шестой, где твоя татуха? – с вызовом спросила Тоннеля, показывая предплечье так, чтобы ему был виден волк.

— Это место для посвященных, — лукаво улыбнулся Маркус. – Тебе туда доступ закрыт.

Тоннеля хмыкнула, раздевая парня глазами, пытаясь осознать, о какой же именно части тела он говорит.

— А вот и вторая вершина, Лия, — шепнул на ухо Валера.

Я откровенно пялилась на Маркуса, скользя по его телу глазами. Футболка повторяла силуэт торса, и понимание, что, сними он эту футболку, я не смогу усидеть спокойно на месте, смущало. Крепкие руки, увитые рисунками, казались такими сильными и мужественными, что на мгновение представила, как они ласкают меня. Валера кашлянул, и снова реальность, где для него была, как на блюдечке. Я вжалась в кресло, вонзая ногти в подлокотник.

— Цветная, ты горишь, — послышался голос Юли. Щёки вспыхнули, откуда она знает? Все уставились на меня.

— Ты действительно горишь, — указал Маркус пальцем куда-то. Я проследила за движением. Из-под ладони выбивались языки пламени, съедая подлокотник.

— Черт, — выругалась я, отрывая руку от кресла и пытаясь сбить ее пламя. Боли не было, чувствовалось лишь небольшое тепло, не наносящее вреда. Моя стихия врастала в меня, становясь частью.

Компания подобралась довольно странная, но все же мы оказались в старом доме в тайге по собственной воле.

Хозяина никогда не видели. Виталик нашел его через интернет, договорился о жилье и оплатил первую неделю. Главным условием было: не искать с ним встречи, да этого и не было нужно. Мы не знали, сколько потребуется времени, чтобы захотеть назад. Уверенность была в одном: нужен глоток воздуха, встряска, которая покажет, что все эти годы жили неправильно. Впрочем, мы сами это знали, просто не находили в себе силы и уверенности все бросить и уехать.

— Это же так круто, — глаза Юли горели, именно она предложила первая. Её мутило от человеческих волос в прямом и переносном смысле, затылков и задушевных бесед с клиентами. – Цветная, ты подумай, только мы пятеро на весь лес!

— А что, я за, — подал голос Виталик, скользнув взглядом по Юле, и я в который раз убедилась, что она явно в его вкусе.

Ещё бы! Юля выглядела очень эффектно: короткие черные волосы с выбритым правым виском, пирсинг в носу, небольшое кольцо в хряще смотрелось привлекательно, тоннели в ушах, из-за чего мы и дали ей прозвище – Тоннеля. Ну и, конечно же, татуировки, я не знаю, сколько всего их было, но особенно выделялась бабочка на шее и забитый рукав. Она подчеркнула свою сексуальность по максимуму. Кажется, ей было двадцать четыре, закрытая информация, заговори кто об этом, она сразу закрывалась и берегла две священные для нее цифры, как зеницу ока.

— Так что скажешь, Цветная? – вырвала она меня из задумчивости.

— С вами, — кивнула я.

Ко мне давно приклеилось прозвище Цветочек или Цветная. Поначалу злилась, спасибо маме, выбравшей прекрасное из имен. В детстве меня дети часто задирали, намеренно «забывая» имя. Кем я только не была: кактусом, лопухом, каллом. Даже завела блокнот, где записывала всё, на что были способны дети моего детства. А мама ничего, говорила, что они просто маленькие, а имя у меня красивое, тем более, что означает «невинная», «бессмертная», «непорочная».

Бессмертными были только те, кого я лупила, когда больше не было сил терпеть. Так что с детства имя свое ненавидела, хотя сейчас оно кажется мне довольно красивым. Лилия. Я перекроила его на Лию, когда мне исполнилось десять, спасибо солагернице, с которой проводили лето в одном из пионерских лагерей. Она была старше на несколько лет, но казалось на целую вечность.

Мне часто говорили, что у меня красивые глаза, я лишь пожимала плечами, хотя сама понимала – не врут. Некоторые считали, что ношу цветные линзы, но редкий оттенок достался от матери. Хоть с чем-то повезло. Для усиления контраста перекрасилась в блондинку, правда мой русый не такой уж темный, но все же теперь голубые глаза выделялись еще больше. Что касается стрижки, предпочитала каре, так уж повелось со времен динозавров и меня устраивало.

Из девчонок я была старшей, только эти пара лет в нашем возрасте не имели такого значения, как в детстве, когда тебе шесть, а кому-то два или три – между вами пропасть. Я не скрывала своих лет, если кто спрашивал – говорила открыто, какая разница, сколько на бумаге, главный документ – лицо и руки, если дело во внешности. Выглядела ли я на двадцать шесть? Женщина вправе и в сорок быть двадцатилетней, пока мой организм сделал лишь небольшой шаг в сторону увядания, ведь говорят, что до двадцати пяти мы растем, а потом, увы.

— Валера, что-то не так? – обратилась к самому старшему из нас.

— Нет, Лия, просто такое чувство, что мы должны туда поехать.

— Слепой стал провидцем? – хмыкнула Тоннеля, а я бросила на неё негодующий взгляд.

Валера не любил, когда его жалели, научился жить в мире без света и был тем, за которым хотелось тянуться. Настолько сросся с прозвищем, что даже некоторые знакомые не сразу могли вспомнить, как его настоящее имя.

— А что до тебя? – будто вспомнила Юля о Тамуне.

— Здесь ничто не держит, — отозвалась она.

— Просто помните, что в любой момент мы можем вернуться, — подвела итог Тоннеля, только знала бы она, как ошибалась.

На первый взгляд, мы совершенно не клеились друг к другу, впрочем, на второй и третий тоже. Наша встреча была случайностью, которая оказалась не случайной.

Знакомство началось около полугода назад в одной из групп лечения зависимостей, у каждого был скелет в шкафу. У Виталика – проблемы с игроманией, он брал кредиты, влезал в долги и спускал все в тотализатор. Стоило ему однажды выиграть с маленькой ставки, как это засосало и потянуло в водоворот. Он сорвался второй раз, лечился и пришел за поддержкой в клуб «Возрождение». С виду брутальный и уверенный в себе, он боролся с внутренними демонами, ища поддержки в таких же как он.

Я, Тами и Слепой сражались с желанием опьянить мозги алкоголем. Слепой запил после потери зрения. Не хочу примерять на себя чужие беды, но мне кажется, что я бы не смогла так жить, он был сильнее любого из нас, сумев справиться и принять нового себя.

В моей жизни алкоголь заменил мужа, вернее, мужем он мне так и не стал, мы были обручены, но авария унесла его жизнь и мою возможность быть счастливой. Если вы скажите, что мужчин в мире полно, я соглашусь отчасти, просто наши чувства, мои чувства, были сильны, мне потребовалось восемь месяцев, чтобы осознать, насколько далеко я зашла и что самой справиться не получится.

Тами потеряла сестру, они были очень похожи, я видела фото, которое Тамуна носила в кошельке. У них была духовная близость и разница всего в два года, но смерть не щадит ни красоту, ни возраст, не смотрит, кто молод и красив, она забирает без разбора. Тами винила себя в гибели родной души, ведь на ее месте должна была быть она сама. Мари по ее просьбе шла на встречу с человеком, но водитель не дал ей совершить задуманное. Она так и осталась на перекрестке с широко открытыми от испуга глазами, а Тами не могла себя простить за это, она ушла в мир без боли, по крайней мере нам хотелось считать, что боли там нет. Когда человек умирает, кого мы жалеем, его или себя?

Нам кажется, что умершего. Только, если задуматься, именно мы оплакиваем невозможность быть рядом с ним, нам не хватает человека, а не наоборот, боль испытываем мы, горюем, мечемся, но продолжаем жить в ожидании, что в один день все притупится и можно будет жить дальше.

Тоннеля победила наркозависимость, хотелось в это верить. Она воспряла за время нашего знакомства, с каждой встречей я видела изменения, это давало надежду, мы все радовались друг за друга, став семьей. Наши настоящие семьи не всегда могли понять, у них не было тяги, которая заглушала разум и заставляла совершать глупости. Когда находишь единомышленника, пусть и в таком месте, становится легче бороться, ты понимаешь, что не только тебе тяжело, есть люди, которые, как и ты, сражаются за право быть счастливыми без зависимостей. Так мы нашли друг друга, сблизились и решили сбежать от мира хоть ненадолго, спрятавшись как можно дальше.