Они глядели друг на друга в упор… Ненависть и борьба за престол Уэссекса… Старший из рода Этелингов, Этельвольд считал, что единственный имел на него право. Он же и первым дал команду атаковать.

Огромная и сплочённая армия викингов неслась навстречу воинам Эдуарда, размахивая устрашающе своими боевыми топорами. Воины фаланги уэссекского войска, находящейся в авангарде, использовали длинные копья, ощетинились вперёд пиками. Пролилась первая кровь поверженных врагов… Далее с обоих сторон действовали лучники и копейщики. Когда обе силы схлестнулись в смертельном бою, в долинах Нортумбрии разверзся кромешный ад. В бой вступила конница, в воздухе витала смерть наряду с лязгом оружия и свистом летящих стрел.

Как же не хватало сейчас кентского отряда, что обычно находился в авангарде в качестве основной силы, было бы гораздо проще одолеть врага. Но из-за алчности и упрямства нерадивого Эльгера они ранее были перебиты и в данный момент уже являлись удобрением почвы нортумбрийских лесов.

Этельвольд с нескрываемой радостью наблюдал, как его воины оттесняют армию Уэссекса назад, адреналин бурлил внутри, и он также ринулся в атаку, за ним последовал его союзник Эохрик, который постоянно находился рядом. Этельвольд мчался навстречу своему брату, словно тот был единственной целью…

— Эдуард! Мне быть королём! Я старший из Этелингов и имею все права на престол! — взревел Этельвольд, приближаясь. Эдуард казался безмятежным, его лицо словно не выражало никаких эмоций.

— А ведь могло быть всё иначе, брат! — лишь воскликнул Его Величество.

— Ты не брат мне! — орал неистово Этельвольд, обнажив свой меч, затем ринулся в атаку на короля.

Возможно, ещё спустя несколько мгновений братья бы схлестнулись в поединке, но в спину Этельвольда вонзилось копьё и тот застыв, рухнул из седла наземь.

Тело мужчины парализовало от дикой боли, накатывающей холодными волнами смерти. Отголосками звучали крики сражающихся воинов и лязг оружия, небеса затягивало серой дымкой… В мгновенье промчались яркие моменты из жизни, детство при дворе, весть о гибели отца… и последней вспышкой в сознании был образ Санны, взор её прелестных глаз и сверкающие слезинки, что катились по щекам, когда он силой брал её в тронном зале…

«А ведь могло быть всё иначе, брат…» — словно шелест звучали в голове слова Эдуарда перед тем, как мрачные краски окружающего мира потухли навеки.

А неистовое сражение продолжалось, долины были усеяны телами убитых и раненных. Король Эдуард дал приказ отступать, противник оказался сильнее, чем предполагалось изначально. Викинги оттесняли англосаксов к берегам реки Уз, те отчаянно отражали атаки.

Можно считать, что Эдуард проиграл это сражение, но потери в рядах данов и нортумбрийцев были колоссальные, в этой битве также погиб и Эохрик, король Гутрума.

Смерть лидеров буквально обезглавила остатки армии викингов. Король Эдуард отступал с оставшимися в живых воинами в сторону своего лагеря с осознанием того, что восстание против него подавлено, хотя и огромной ценой колоссальных потерь.

Из обрывков разговоров данов сидящий на морозной почве Эрик сделал выводы, что пленных будут допрашивать на рассвете и многих казнят. Естественно, доспехи и оружие у них изъяли, благо, что хоть плащ тёплый оставили, ведь до утра и околеть можно…

Уже в лесу сгущались сумерки, викинги решили сделать привал чуть поодаль от места бойни, ведь слишком много тел вокруг, своих-то погребут, а с покойными саксами никто возиться особо не желал.

Основная часть данов направилась по тропе вглубь леса, а сторожить пленных осталось около двадцати человек. Они бодро о чём-то переговариваясь, разожгли костёр. В котле варилась ячменная каша, в деревянных кружках был налит подогретый пенный эль.

По оживлённым крикам и разговорам викингов Грандвелл понял, что с поля боя пришли вести и саксы отступили, а также Эохрик и Этельвольд мертвы. У данов был очередной повод потребить алкоголь в честь победы, а также помянуть своих погибших в бою королей.

Эрик дождался момента, когда полностью стемнеет, пришло время действовать. Сидеть и ждать своей участи было не в его характере, лучше рискнуть, нежели плыть по течению обстоятельств в неизвестность. Сидя со связанными за спиной запястьями, он попытался стянуть перчатку с правой руки, где на безымянном пальце был перстень с небольшими острыми зубцами. Затем Грандвелл прилёг набок, согнув ноги в коленях в попытке достать руками до обшивки на сапогах. Казалось, от мороза оголённые пальцы совершенно не сгибались и не слушались, но усилием воли граф начал царапать кожаную обшивку сапога шипами своего перстня. Между слоями кожи в обувь графа была вшита металлическая пластина-лезвие, этому трюку научил покойный отец Георг Грандвелл.

Эрик тихо и методично ковырял кожу на своём сапоге около часа, затем кончиками озябших пальцев ему всё же удалось извлечь то самое лезвие.

Всё это время сидящий рядом Дейн молча и с интересом наблюдал за манипуляциями графа явно понимая, что это хоть призрачный, но шанс на спасенье.

— Держи крепко пластину, — тихо молвил Эрик, придвинувшись к своему тэну ближе. — Просунь её под верёвки на моих руках, остриём к верёвкам.

После того, как Дейн выполнил просьбу, граф начал ёрзать связанными запястьями в попытке разрезать путы лезвием, которое крепко держал Дейн за своей спиной. Идея графа обнадёживала и спустя час ему удалось освободить запястья от тугих верёвок. Руки немного затекли, но Эрик с облегчением вздохнул, надевая снятую перчатку. Действовать следовало тихо, дабы не привлечь внимание данов, что расположились неподалёку у костра. Они весьма эмоционально о чём-то спорили и хохотали, попивая пенный эль. В морозном лесном воздухе витал запах варёной каши и копчённого мяса, дразня безжалостно проголодавшихся связанных у стволов деревьев пленных.

Эрик же времени не терял, он максимально бесшумно освободил связанные руки Дейна, велев тому держать их за спиной, а также не делать лишних движений, чтоб не создавать шум. Затем граф принялся освобождать свои связанные ноги, максимально подогнув в коленях и когда дело увенчалось успехом, Эрик перерезал аккуратно путы, которыми они с Дейном были привязаны к стволу дерева.

— Мы свободны, Дейн, — шепнул Эрик своему тэну, у которого в глазах уже блестел азарт и желание поскорее убраться отселе. — Но бежать сейчас опасно, нас непременно догонят и убьют. Также желательно попытаться освободить и остальных…

— Но как, Ваше Сиятельство? — с тревогой спросил Дейн полушёпотом.

— Подождём удобного случая…

Шорох в темноте со стороны пленников вызвал интерес у сидящих возле костра данов, Эрик напряжённо наблюдал, как один из них приближался вальяжной походкой, слегка пошатываясь, видно эля было уже выпито немало. Изрядно хмельной викинг остановился в нескольких шагах подле графа и Дейна, окинув тех презрительным и надменным взглядом. Мужчина был без шлема, в одной руке он держал свиной окорок, которым на ходу закусывал. В тусклом освещении чуть поодаль разожжённого костра Эрик разглядывал пристально этого викинга, его сальные и спутанные волосы, накидку из бобрового меха на плечах, свисающие в ножнах клинки, прикреплённые к широкому кожаному поясу…

— Чего пялишься, сакс? — издевательски рявкнул воин, слегка пошатываясь сплюнул наземь. — Небось голоден? А? — викинг приблизился к графу и демонстративно покрутил копчённым окороком перед ним, затем жадно отгрыз кусок мяса. — Вкусно! Возможно, на рассвете покормят тех, кого оставят в живых! — мужчина неприятно захохотал и тут же закашлялся. Затем он присел на корточки перед Грандвеллом, вглядываясь тому в лицо. — Не нравишься ты мне, сакс! Наверное, тебе первому перережу горло, — викинг чуть подался вперед, обдав графа хмельным дыханием и торцом ладони провёл по своей шее, изображая характерный жест.

Эрик только этого и ждал, он одним резким движением притянул к себе воина и полоснул по горлу врага своим лезвием, тот захрипел и рухнул наземь. Грандвелл в считанные секунды изъял у него два клинка, вот они, долгожданные добытые трофеи в виде оружия… Один из них граф швырнул Дейну, тот соображал молниеносно, бросился к соседнему дереву с целью освободить привязанных пленных. Острым клинком перерезать ненавистные путы оказалось гораздо проще и быстрее, нежели тонким лезвием.