Мне тут еще единорогов, какающих радугой не хватает! Ужас!

— Не комната, а сплошное разочарование, — пробубнила я, почесав нос, а затем чихнув на всю комнату. — Черт, не уж-то простыла? Да не, вряд ли.

И снова мыслями вернулась к Кириллу.

Опасный — первое слово, которое приходит на ум. Почему? Не знаю. Наверное потому, что он излучает какой-то животный магнетизм, от которого меня так трясет, точно я в лихорадке. Его взгляд карих глаз будоражил меня, заставляя трепетать и непроизвольно покоряться. Его непоколебимая уверенность, сквозившая абсолютно во всем: жесты, мимика, поступь, как говорит и держится. И еще, немало важно — моя мама не отдала бы меня на сохранение тому, кто не смог бы обеспечить мне соответствующую обстановке защиту. Мой отец, ну, или вернее отчим, — Родионов Николай, как оказалось, был страшным человеком, запачкавшим свои руки по локоть в крови. Он страшен и безумен. А Кирилл?

Резко села на кровати, обняв колени руками и начав раскачиваться из стороны в сторону, продолжая размышлять.

Бессонов Кирилл Дмитриевич.

А ведь он должен быть в стократ опаснее, чем Родионов. Почему? Да потому что от отца, который, как оказалось, ничем не гнушится, и от него может защитить меня только еще более опасный человек. И как оказалось, им является Кирилл, или, как его называют другие — Бес.

А ведь ему идет.

Жесткий, волевой, упрямый и могущественный мужчина, в руках которого сосредоточена немалая власть. Он может лишь одним мановением руки приказать кого-то убить.

От этой мысли по спине пробежали неприятные мурашки.

Его все боятся и, как бы странно это сейчас не прозвучало, уважают. Но за что?

Ведь очевидно же, если Родионов убивал людей, то и Кирилл… Да, можно сказать с уверенностью, что и он тоже.

И все же… Да, может с другими он и жесток, но со мной… Его добродушная и приятная улыбка, ласковый взгляд, который задерживается на мне каждый раз, когда Кирилл думает, что этого не вижу, а эти, словно невзначай, мимолетные касания? Я ведь не глупая, вижу, что нравлюсь ему, но… Может, я и ответила бы взаимностью а его страсть, то и дело полыхающая в его взгляде, как только мы оказываемся наедине и находимся слишком уж близко друг от друга…

Да, может, я и поддалась бы своей слабости, но… Что-то останавливает меня. Наверное, страх.

Страх, что меня просто используют, а затем вышвырнут на улицу, как ненужную тряпку, о которую вытерли ноги. Я так не хочу.

Кирилл вызывает во мне сильные эмоции, но что в них превалирует — не знаю. То ли страх, то ли влечение.

Стоило только подумать о влечении, как перед глазами тут же возник Кирилл.

Вот он сидит в своем кабинете за ноутбуком, а уже через секунду целует меня, сидящую на полу и зареванную.

Господи! Эти поцелуи сводили меня с ума! Я ничего не соображала — полностью отдалась во власть чувств и эмоций.

Жаркие, страстные и ненасытные… Кирилл подавлял меня, завоевывал мою душу и сердце по крохотным частичкам, а я и рада была сдаться на милость этого сильного и безудержного мужчины.

В его объятиях плавилась, точно воск, растекаясь лужицей у его ног, задыхалась и сгорала от того жара, что исходил от его сильного, тренированного тела… Голова кружилась. Сердце отбивало такой ритм, что в ушах звенело, в голове гудело, тело дрожало от неутоленной страсти…

А Кирилл все продолжал и продолжал меня целовать. И я ведь уже была фактически готова отдаться прямо там, в кабинете, но Бессонов каким-то нечеловеческим усилием воли все же сдержал свой животный порыв, и отпустил…

Уходила из его кабинета на негнущихся ногах. Господи! Мне еще никогда в жизни не было так стыдно, как в тот раз! Ну почему я поддалась? Почему сама не остановила? А что, если он подумал, будто я легкодоступная? Что я… Что я проститутка какая-нибудь?

Но как бы я не ругала себя последними словами, как бы не изводила от неведения, Кирилл даже и словом не обмолвился о том случае в его кабинете, и продолжил вести себя так, словно между нами вообще ничего не произошло. А уж когда он пригласи меня с ним прокатиться, я и вовсе удивилась. Он вел себя непринужденно, раскованно и легко.

Мы побывали в его новом, но еще не до конца готовом клубе, я немного потренировалась, пока сам Бессонов был занят делами, а затем он предложил мне то, чего я снова никак не могла ожидать — вместе провести остаток дня.

И ведь все было бы ничего, если не одно весомое «но»…

Слова Кирилла в фойе кинотеатра о том, что он желает меня. Хочет услышать, как я буду стонать под ним, извиваться от страсти, пока он ласкает мое тело… Что он жаждет почувствовать, как его член проникает в меня…

От этих мыслей я вспыхнула, точно спичка. Боже мой, и ведь думая о том, что Кирилл мне сегодня сказал, я непроизвольно все это представила у себя в голове, будто это происходило наяву… Будто я и он… мы…

Боже мой! Это же… это просто… Неприлично!

Но мой внутренний голос тут же возразил: «А что такого неприличного, когда мужчина и женщина так страстно желают друг друга? Это ведь нормально!»

И все же, снова почувствовала, как лицо заливает краска стыда.

Нет, с такими мыслями я точно не смогу успокоиться. Нужно принять холодный душ! И как можно сгореть, иначе я не сдержусь и сделаю то, о чем потом буду вспоминать и каждый раз краснеть от стыда!

Недолго думая, подскочила с кровати и, подхватив легкий халатик, бросилась в душ.

Да, освежиться мне точно не помешает. Ведь ледяная вода поможет, не так ли?

Но как бы я не желала, тот жар, что разгорелся во мне из-за мыслей о Кирилле, никак не желал проходить. Казалось, что он становился только сильнее и сильнее. Да что же за напасть-то? Почему так?

Выйдя из душа в тонком халатике и с обмотанными полотенцем волосами, завалилась на кровать, не удосужившись высушить волосы феном. Вот серьезно, мне сейчас было совершенно не до них — все мысли снова были заняты Бессоновым.

Это неправильно! Он — точно вирус, от которого я никак не могу избавиться, излечиться. Он настолько глубоко проник в мои мысли, что иногда даже снится по ночам.

Во сне он ничего не делает — только пристально наблюдает за мой, заставляя сердечко заходиться в бешенном темпе, а кожу пылать от того огня, что разгорался во мне с каждым вдохом и выдохом.

А что же будет со мной после того, что сказал Кирилл в фойе кинотеатра? Что же может присниться? Даже и представить страшно.

За окном уже глубокая ночь, возможно, Кирилл уже давно спит, а вот я… — горько усмехнулась, — лежу на кровати и думаю о нем. Что за бред? Ну зачем мне это? Ведь прекрасно же понимаю, что мне это не нужно, что не до романтических бредней, но ничего не могу с собой поделать — мысли то и дело возвращаются к этому мужчине.

Не знаю, что в меня вселилось, но я словно наяву почувствовала губы Кирилла на своих… Такие мягкие, но при этом напористые, они ласкали и одновременно завоевывали…

Не особо отдавая себе отчета в том, что делаю, повела руками вверх по телу, представляя, что это руки Кирилла.

Уверенные, сильные… представила, как его рука сжала мне сперва одну грудь, затем другую… И эта смелая лаская вызвала шквал мурашек по всему телу, с губ слетел чуть слышный стон.

Задела вершинку груди, которая, на удивление, оказалась слишком чувствительной, и меня словно легким разрядом тока пронзило. Снова тихий стон срывается с губ, растворяясь в темноте комнаты — лишь лунный свет, проникающий через окно, завешенное легкой тюлей, освещал пространство вокруг.

Сейчас я осталась наедине сама с собой, и никто не может видеть, что я делаю, никто не проникнет ко мне в потаенные мысли, никто не узнает секрета, который и для меня стал невероятным открытием — я хочу Бессонова Кирилла. Хочу, как мужчину!

Повела руками вниз, чувствуя, как остро реагирует тело, как ускоряется сердцебиение и учащается дыхание…

Между ног начало сладко тянуть, желая большего. Да, мне хочется, чтобы смелые ласки достались и той части тела, которая никогда не знала мужчину.