Он посмотрел на Бовуара, который мгновенно оценил ситуацию. Он встал, отошел в сторону на несколько шагов, достал телефон и позвонил.

– Вы поедете с нами, – сказал Гамаш Жильберу.

Он взял письмо с кофейного столика, сунул его в карман, потом ухватил запястье Жильбера и повел его к двери.

Жан Ги дозвонился до агентов, охранявших дом почетного ректора, приказал им войти в дом и найти профессора Робинсон.

– И оставайтесь с ней. Мы едем.

Снег перестал идти, на небе появились звезды, а из темного леса на них смотрели дикие существа.

Когда почетный ректор увидела в дверях своего дома Винсента Жильбера, глаза у нее широко распахнулись.

Она ждала детективов из Sûreté, а не его. И уж никак не их вместе. Впрочем, она быстро взяла себя в руки.

– Добро пожаловать, – сказала Колетт. На этот раз она не стала целовать Армана. Обозначенные позиции и границы теперь были видны четко. – Ваши люди уже здесь, старший инспектор. Они в кухне с Эбигейл.

– Merci.

Они вошли следом за ней в дом. Почетный ректор помедлила у двери в знакомую ее посетителям кухню. Арман чувствовал тепло, исходящее от дровяной плиты.

Агенты за спиной Эбигейл Робинсон встали, увидев старших офицеров.

– Patron, – приветствовали они Гамаша.

Бовуар хотел было пройти в кухню, но почетный ректор Роберж остановила его:

– Я подумала, что, поскольку нас тут так много, стоит расположиться в другом месте.

Колетт Роберж пересекла приветливую гостиную и остановилась в самой дальней от кухни комнате. Гамаш быстро осмотрел помещение, инстинктивно определил возможные пути к отступлению.

Почетный ректор привела их в солярий. На обивке дивана и кресел свежо смотрелись растительные принты. Гамаш сразу же оценил эту комнату, три стены которой представляли собой сплошные окна: в солнечный день здесь было бы превосходно.

Но сегодня, в отсутствие тепла и света, казалось, что темные стеклянные панели окон сделаны изо льда.

Доктор Жильбер сел рядом с почетным ректором Роберж на диван, а Эбигейл Робинсон расположилась в одном из кресел.

Бовуар жестом показал агентам, что они должны находиться за дверью, в гостиной. Оставаться невидимыми, но в случае необходимости мгновенно прийти на помощь. После чего они с Гамашем принесли в солярий два попавшихся под руку стула и тоже сели.

Арман разглядывал почетного ректора. Женщину, которую он уважал, которой восхищался и веру к которой потерял.

Она выдержала его внимательный взгляд.

– Какую роль играли вы во всем этом? – спросил он, переходя сразу к делу.

– В этом? – В ее голосе звучало чуть ли не изумление. – В чем в «этом», Арман?

Едва успев произнести эти слова, она спохватилась. Досадная ошибка, нельзя вести себя так по-детски. Хуже того, она отдала ведущую роль Гамашу, тогда как он предлагал ей шанс самой очертить ход событий.

– Заговор, мадам почетный ректор, с целью остановить профессора Робинсон, а если понадобится, то и убить.

– Это ложь! – вспылила Колетт Роберж.

– Что? – почти со смехом воскликнула Эбигейл. Потом, взглянув на серьезное лицо Гамаша, она обратилась к Колетт: – О чем это он говорит?

– Ни о чем. У него провалы с логикой. Он рассматривает ложные корреляции.

– Он говорит, – сказал Бовуар, – что ваша прежняя наставница, ваш друг, участвовала в заговоре с целью убить вас.

– Это невозможно, – пробормотала Эбигейл, хотя теперь в ее тоне слышалось сомнение. – Верно?

Винсент прикоснулся к руке Колетт. Призывая ее к молчанию? Нет, Гамаш так не думал. Это было дружеское движение. Жест поддержки и утешения.

Колетт отрицательно покачала головой:

– Я хотела только одного: переубедить тебя. Я пыталась отговорить тебя от дальнейшего проведения твоей кампании.

– Ничего подобного вы не делали, – возразила Эбигейл. – Я послала вам черновик своей рукописи, и вы поблагодарили меня. Вы организовали лекцию. Вы ни разу не сказали, что не согласны со мной. Вы пригласили меня сюда. Сказали, что я смогу познакомиться с доктором Жильбером.

– Вы поэтому и приехали в Квебек? – спросил Гамаш. – Не для того, чтобы увидеть Рут Зардо, и даже не для встречи с почетным ректором Роберж, а с целью познакомиться с Винсентом Жильбером?

Эбигейл Робинсон кивнула после некоторой паузы:

– Я хотела, чтобы он публично одобрил мою работу. Королевская комиссия прислушалась бы к нему.

– И почему вы решили, что он одобрит вашу работу? – поинтересовался Гамаш.

– Потому что Колетт показала ему мое исследование и он ничего не стал опровергать. У него репутация безжалостно откровенного человека, и я решила, что он… то есть вы согласны со мной. – Она взглянула на Жильбера, однако тот опустил глаза. – И я приехала сюда познакомиться с вами. Попросить вас о помощи. – Она повернулась к своей бывшей наставнице. – Неужели вы и в самом деле собирались меня убить, Колетт?

– Нет. Мы планировали отговорить тебя. Когда ты позвонила и сказала, что хочешь приехать, мы увидели эту возможность. Поэтому я пообещала тебе организовать лекцию, чтобы ты уж наверняка приехала. Я и понятия не имела, что на твое выступление придет столько народу. Но это лишь укрепило нашу решимость.

– Убить меня?

– Остановить вас, – нарушил молчание Жильбер. – Королевская комиссия была права, отказавшись слушать доклад. Даже если ваши расчеты точны, они неправильны. Существуют человеческие факторы.

– И это говорите вы? Мне? – резко бросила Эбигейл. Она усмехнулась, глядя на него. – Вы смеете говорить мне о том, что правильно, а что неправильно? О человеческих факторах?

Гамаш наблюдал за ними с пристальным интересом, борясь с искушением вмешаться в их диалог. Задать свой вопрос. Но он снова заставил себя промолчать, решив просто следить за дальнейшим ходом событий.

– И еще как смею! – Жильбер подался в ее сторону. – Я был на этой вашей лекции. Вы с вашей фирменной смесью фактов и страхов довели слушателей до исступления. Словно продавец шарлатанского снадобья на рынке, вы пытались всучить доверчивым людям этот ваш яд. Сначала вы их напугали, а потом предложили вашу фальшивую надежду. Отвратительно. Но это работает. А теперь политики, которые хорошо знают силу страха, оптом закупили вашу отраву.

– Вы читаете мне проповедь о нравственности и планируете мое убийство? – Эбигейл перевела взгляд с Жильбера на Колетт.

– Нет, – сказал Жильбер. – Она понятия не имела, что у меня на уме. Да я и сам не знал, пока не услышал вас в университете. Колетт там не было. Короткие ролики по телевизору или в социальных сетях не могут передать атмосферу, которая царила в зале. Я видел, что вы делаете. Я видел ваше лицо, когда начали скандировать ваши последователи. Вы не торжествовали, а излучали самодовольство. Вы точно знали, что́ творите. И я понял, что остановить вас невозможно.

Жильбер забыл упомянуть, что на его глазах Эдуард Тардиф поднял пистолет и прицелился в Эбигейл Робинсон, а он ему никак не помешал.

То была первая попытка Жильбера уничтожить Эбигейл Робинсон. Может быть, с точки зрения закона он не был убийцей, но высший суд непременно признал бы его таковым.

Профессор с широко раскрытыми глазами следила за его логическими построениями, его шагами, свидетельскими показаниями и наконец пришла к единственно возможному заключению:

– Вы убили Дебби.

– Нет.

– Да. Вы убили ее, думая, что она – это я.

– Нет. Я ее не убивал. Я не настолько глуп.

Все понимали, насколько неубедительна такая защита.

Гамаш шевельнулся на стуле, и все взгляды устремились на него.

Подошло время задать заготовленный вопрос.

После разговора с Эдуардом Тардифом Изабель вернулась в подвальный оперативный штаб.

Подошло время обеда, и голод давал о себе знать; аппетит разыгрался, когда она шла по залу ресторана, где витал густой житейский запах зимней квебекской кухни. Супы и соусы, рагу и пироги, сытные и сладкие.