– Приехала в гости к Мирне.

– Разве это ответ на мой вопрос?

– Полагаю, да.

Винсенту Жильберу давно перевалило за семьдесят. Невысокий, жилистый, с морщинистой задубевшей кожей, он выглядел на свой возраст и даже чуточку старше из-за отшельнической жизни в гуще леса.

– Обычно вы выражаетесь яснее, Арман. Я вот думаю: не повлияло ли на вас вчерашнее происшествие?

Несмотря на язвительность этих слов, Винсент Жильбер говорил мягким тоном, словно приглашая Гамаша рассказать, что случилось, если у того будет желание. Время от времени, подумал Арман, святая часть демонстрирует добрые намерения.

Но тут ему пришло в голову другое. Может быть, Винсент Жильбер не хочет его слушать, а сам желает высказаться о событиях в университете?

– Вы знакомы с Эбигейл Робинсон, Винсент?

– Мне известна только ее репутация. Я читал ее исследования.

– И?..

– И ничего. Я врач, а она статистик.

– Тогда зачем вы читали ее работы?

– Я устал от статей о компосте. Любопытно: я таки выяснил, что ее последнее исследование позволяет получать хорошее удобрение. Excusez-moi, Арман. Марк!

Рейн-Мари долго боролась с собой, но в конечном счете вынуждена была признать, что с мадам Дауд очень трудно общаться.

Она изо всех сил пыталась изобразить сочувствие, пока Хания с непроницаемым лицом выслушивала извинения Клары. Не помогло и то, что извинения Мирны были встречены молчанием. А теперь в эту бездну Клара изливала поток слов, звучавших все менее искренне. И наверное, произносила их и впрямь не от души.

Рейн-Мари смотрела на Ханию, видела ее искривленные губы, и ей приходили в голову слова из стихотворения Рут: «Но кто тебя обидел так, что ран не залечить?»

Впрочем, они знали, кто ее обидел. Не только ее мучители. Они все – своим молчанием и бездействием.

Часы показывали начало двенадцатого. Скоро объявят о представлении.

Похлопав себя по карманам, Гамаш понял, что оставил телефон в куртке, а ему хотелось сделать несколько фотографий. Выйдя из комнаты, отведенной под гардероб, Арман услышал голос хозяйки дома.

Доминик разговаривала с припозднившимися гостями:

– Можете оставить пальто в комнате, просто бросьте на кровать. И чувствуйте себя как дома.

Какая-то льстивая нотка в голосе Доминик заставила Армана посмотреть в конец холла.

И когда он увидел вошедших, заготовленная улыбка сползла с его лица.

На него, застыв от изумления, смотрела Колетт Роберж. А за ее плечом стояли Эбигейл Робинсон и Дебби Шнайдер.

– Bonjour, – сказал Арман, не давая себе труда улыбнуться. – Я не знал, что вы приедете.

– Почетного ректора Роберж пригласила я, – заговорила Доминик, чувствуя напряжение и пытаясь разрядить атмосферу. – Мадам Роберж позвонила сегодня вечером и спросила, устраиваем ли мы новогоднюю вечеринку. Я ответила, что буду рада ее видеть.

Гостьи положили верхнюю одежду на кровать, а потом снова вышли в холл и вместе с хозяйкой направились к Арману.

– Я спросила, могу ли привести с собой гостей, – пояснила Колетт.

– Я думала, вы имеете в виду своего мужа, – пробормотала Доминик.

– Мы, кажется, обречены все время сталкиваться нос к носу, старший инспектор, – усмехнулась Эбигейл Робинсон.

Они остановились.

– Excusez-moi. – Гамаш отвел почетного ректора Роберж в сторону и понизил голос. – Мне казалось, я просил вас не отпускать из дому профессора Робинсон. Она должна была оставаться там.

– Просили, но…

– Мы же не арестованы! – Эбигейл вмешалась в разговор, который явно не предназначался для чужих ушей. – Или нет? Приехав сюда, мы не нарушаем никакого закона, верно?

Арман глубоко вздохнул:

– Non. Но ради вашей же безопасности и безопасности других…

– Никто не знал, что мы едем сюда все вместе, – заметила почетный ректор. – Даже хозяйка дома.

Теперь настала очередь Колетт ухватить Армана под руку и отвести его в сторону.

– Не предполагала увидеть вас здесь, Арман. Откуда вы знаете Жильберов?

– Они мои соседи. Мы тоже живем в этой деревне. А вот что привело сюда вас, Колетт?

– Эбби настояла. Помните, я вам сказала, что она хочет с кем-то встретиться?

– И этот человек здесь?

– Может быть.

– Может быть?

– Все, что я знаю: она попросила меня позвонить и узнать, не устраиваются ли тут какие-нибудь вечеринки.

– Тут? В этой деревне?

– Да. Она знала про Три Сосны. Я позвонила Доминик, и та пригласила нас.

– Она пригласила вас и Жан-Поля, а не… – Он кивнул в сторону Эбигейл, потом бросил взгляд на собрание в гостиной.

Пока никто не заметил новых гостей. Большинство по-прежнему украдкой посматривали на Ханию Дауд, хотя подходить к ней решались немногие. Она стояла одна, точно грозная крепость, вокруг которой все шире становился ров.

Даже Рейн-Мари отошла подальше.

– И кого же хотела увидеть Эбигейл? – допытывался Арман. – Вы ведь наверняка спросили у нее.

– Спросила, но она не ответила.

– Почему?

Колетт вздохнула:

– Я не знаю.

Он уставился на нее:

– Ведь вы могли отказаться. Вы не обязаны были тащить ее сюда. Что за игру вы ведете, Колетт?

– Никакую игру я не веду. Просто пытаюсь помочь дочери друга.

– Почему?

– Pardon?

– Почему? Почему вы пошли на все это? Чем вы ему обязаны? Или ей? Почему вы устраиваете для нее все это? Вы же знаете, как все это выглядит.

– Как? – Почетный ректор тоже начала раздражаться. – Как именно это выглядит?

– Вы организовали ее лекцию. Вы пригласили ее к себе в дом. Привезли на эту вечеринку. Все это выглядит так, будто вы поддерживаете ее кампанию.

– Да, я ее поддерживаю…

– Да бога ради! Оставьте эти слова для заседания попечительского совета. Мы оба знаем, что вы делаете очень… – Он замолчал, подыскивая нужное выражение. – Опасный выбор.

– Опасный? – Она чуть ли не рассмеялась. – Вы чувствуете какую-то угрозу, Арман? Сильная, умная женщина выдвигает некоторые веские аргументы, которые никак не согласуются с вашими убеждениями. И вам это не нравится.

– Я глава отдела по расследованию убийств Sûreté du Québec, Колетт, а не студент, которому можно читать лекции, которого можно запугать или затравить настолько, что он подчинится. Угрозы в адрес профессора Робинсон реальные и доказанные, а вы вывозите ее из безопасного места на публику. Возможно, вы ставите под угрозу не только ее жизнь, но и жизнь тех, кто здесь находится. Да, вы сделали опасный выбор. Закона вы не нарушили, но вы бросаете вызов здравому смыслу.

Некоторые гости уже начали узнавать Эбигейл Робинсон.

Камеры телефонов теперь были направлены на новую гостью.

Гамаш посмотрел на почетного ректора:

– Я не пытаюсь ее остановить. Я только пытаюсь сохранить ей жизнь. А вы?

– Что это должно значить?

Он показал на гостей, снимающих Эбигейл. По гостиной прокатилась волна электронных сигналов.

– Через считаные секунды ее фотографии появятся в социальных сетях. Если у вас осталась хоть крупица здравого смысла, скажите ей, пусть она встретится с тем, ради кого приехала, завтра. В вашем доме. Без лишних свидетелей. – Он в упор посмотрел на нее. – Уезжайте домой, Колетт.

И тут он обратил внимание, что Эбигейл Робинсон смотрит на кого-то в толпе.

На Ханию Дауд.

Руки номинантки на Нобелевскую премию были сложены на груди. И она тоже сверлила взглядом Эбигейл.

Нет, не может быть, чтобы это была она, подумал Арман.

Но…

Винсент Жильбер спрашивал, почему мадам Дауд находится здесь. А если не ради визита к Мирне она появилась в Трех Соснах? Может быть, то было только предлогом? А причина – вот она.

Не приехала ли в Квебек профессор Робинсон, чтобы встретиться с мадам Дауд? А Хания Дауд – чтобы встретиться с Эбигейл Робинсон? Но если так, то с какой целью? О чем могут говорить героиня Судана и женщина, предлагающая массовое убийство?