— Я, — сказала я. — Я отдаю тебе себя.

Витарус наклонился ближе, его губы были так близко, что касались моих.

— Люди, — промурлыкал он. — При всех ваших недостатках, может быть, вы все-таки не такие уж скучные.

Его поцелуй был яростным и глубоким, его язык раздвигал мои губы, требуя, исследуя. Я не могла дышать. Мир растворился. Жизнь и смерть столкнулись друг с другом. Он вдохнул в меня воздух, и его дыхание было ростом, солнцем, водой и светом, а затем он глубоко вдохнул, отбрасывая все это и разжигая, как огонь, болезнь, которая преследовала меня с самого рождения. Мои силы иссякли. Мои легкие сморщились. Моя кожа стала горячей от жара и холодной от дрожи. Сердце билось, билось, билось, пульсируя лишь тонкой, бессильной кровью.

Пятнадцать лет болезни, которую удалось предотвратить благодаря сделке с моим отцом, теперь снова обрушились на мое больное тело, причем вся сразу. Пятнадцать лет слабости рвались по моим венам, унося с собой мою несправедливо затянувшуюся жизнь.

Вдалеке послышался знакомый голос, назвавший меня по имени.

Но этот крик отчаяния отошел на второй план, когда Витарус, спустя целую жизнь, разорвал наш поцелуй.

— Сделка заключена, маленькая больная овечка, — прошептал он, слизывая мое здоровье со своих губ.

А потом он исчез, и я упала навзничь на бесплодную почву, прямо в объятия смерти.

Глава

23

Когда я впервые встретилась со смертью, я увидела ее лицо еще до того, как увидела лицо повитухи, моей матери, моего отца. Моя смерть определила всю мою жизнь. Это было мое начало и мой единственный конец. В течение пятнадцати лет смерть висела, прижавшись к моему горлу так близко, но так и не смогла коснуться меня.

Теперь я была в ее власти, и ее хватка была неистовой. Она вырывала из меня жизнь одним безжалостным движением.

Домом смерти стало поле почерневших цветов.

— Ты шла сюда, — шептала она, — очень, очень долго.

— Лилит. Лилит.

Кто-то звал меня по имени. Знакомый голос, к которому я хотела повернуться своим лицом, чтобы увидеть. Я моргнула. Это было тяжело. Я увидела чистое небо.

Я еще раз моргнула.

Лицо.

Два лица.

Мина, моя сестра, ее глаза сияли ярче, чем когда-либо за долгое время. Ее слезы были теплыми на моей щеке.

Я открыла рот, и внезапная волна слов подступила к моему горлу — слов, которые я всю жизнь не знала, как ей сказать, ласк, которые я не знала, как ей предложить. Но я не могла говорить, мое дыхание было влажным и обжигающим, создавая на губах лишь железно-сладкие пузырьки.

Я моргнула.

Домом смерти стало поле цветов. Я уже смирилась с тем, что попаду туда, даже если опоздала на пятнадцать лет. Смерть шла рядом со мной.

— Похоже, тебе грустно уходить, — сказала она.

Я перестала идти.

Я понимала, что это было правильно. Мне было грустно уходить.

В другом мире нежное прикосновение повернуло мое лицо.

Глаза открылись с огромным, невозможным усилием.

Вейл склонился надо мной. Его рука сжала мою так крепко, что я почувствовала это на том свете. Возможно, в этом был смысл. Вейл, как и я, балансировал на грани жизни и смерти.

И опаленная роза, зажатая между нами, теперь увядала, как и я.

Глаза Вейла говорили: «Останься», и впервые в жизни я захотела этого. Я хотела остаться так сильно, что готова была умереть за это.

Я пыталась говорить, пыталась сказать ему…

— Ты хочешь жить, Лилит? — прошептал он.

Я снова моргнула и едва смогла открыть свои глаза.

Домом Смерти стало поле цветов, и кто-то тянул меня за руку, но я не…

— Лилит, ты хочешь этого? — снова прозвучал Вейла, снова, более неистовый.

И я знала, что он мне предлагает. Я знала, что он примет любой мой ответ.

Смерть остановилась. Повернулась ко мне.

На мгновение я встала между ними обоими. Вейлом и смертью.

Ты хочешь этого?

Я заставила себя открыть глаза.

— Быстрее, Лилит. — Голос Вейла был настойчивым, грубым, как будто он едва сдерживал слезы. — Ты хочешь этого?

Я хотела жизни.

Я хотела времени.

— Да, — задохнулась я, когда смерть схватила меня за руку.

Я почувствовала острую боль в горле, когда аромат мертвых роз захлестнул меня.

Где-то в далеком мире мое тело корчилось, легкие боролись за очередной глоток воздуха.

Я сопротивлялась. Смерть крепче прижалась ко мне.

— Я так долго этого ждала, — разочарованно сказала она мне.

Что-то горячее наполнило мой рот, скопилось в горле. Сладкое, с горьким привкусом.

Я поперхнулась и зашипела.

— Пей, — приказывал и одновременно умолял меня знакомый голос.

Мышцы, которые я едва контролировала, сделали глоток. Смерть была на вкус как лепестки роз. Она стекала по моему подбородку, скапливаясь в пыльной земле.

Пустые глаза смерти смотрели на меня, ее рука сжимала мою.

— Я хочу остаться, — сказала я.

— Это невозможно.

— Мне нужно остаться.

Я выдернула руку из хватки смерти. Отвернулась от поля цветов.

И я резко вдохнула воздух.

Вейл крепко прижал меня к своей груди, обнял, прижался лбом к моему. В его глазах стояли слезы, а на губах — кровь.

— Я хочу остаться, — задыхаясь, произнесла я.

— Я знаю, — прошептал он, когда его рот опустился к моему, и я растаяла в его объятиях, окруженная увядшими розами.

Глава

24

Миллион снов поглотили меня. Сны о моей матери, о моем отце. Сны о Мине. Сны о пыльной коже на шатких половицах. Сны о янтарных глазах и серебряных крыльях.

Мне снились будничные дни и страстные ночи. Мне снилось тело, прижимающее меня к кровати с шелковой простыней. Мне снились иглы, флаконы и лепестки цветов на стене.

Во сне я не могла дышать, и я боролась и боролась, а потом я опускала голову между коленями и захлебывалась кровью и розами.

Время шло. Прошло так много времени. Вспышки прошлого и будущего, этого мира и следующего, жизни и смерти. Боль и лихорадка. Сознание и бессознательность.

Я мертва — подумала я. Я мертва. Это смерть.

Или это жизнь?

Может быть, — произнес голос, — это что-то среднее, мышка.

Глава

25

Я резко проснулась, задыхаясь и отплевываясь.

Я не могла сориентироваться. Все мое тело ощущалось странным, чужим. Мое сердцебиение было слишком громким, запахи слишком сильными, свет слишком ярким. Голова раскалывалась. Мои собственные чувства переполняли меня, перекрывая все остальное.

До тех пор, пока не почувствовала, что чья-то рука крепко держит мою, словно хочет вернуть меня в этот мир.

— Осторожно. — Голос Вейла был ровным, твердым. Настоящим. — Осторожно, мышонок.

— Я мертва, — выдохнула я. Слова лились из меня без моего разрешения. — Я умерла. Я умерла, и Витарус, и мой отец, и… и…

— Медленно. — Только когда он положил руки мне на плечи и начал толкать меня обратно к кровати, я поняла, что наклонилась над ней, едва не свалившись на пол.

Я позволила ему прислонить меня спиной к изголовью кровати и на поистине неприличное количество подушек, мои руки были крепко сцеплены на коленях. Он посмотрел на меня изучающим взглядом.

Я чувствовала себя ужасно. Голова кружилась, меня знобило и лихорадило, желудок сводило. Во рту было сухо, горло пересохло. И все мое тело… мое тело не чувствовало себя так, как всегда, как будто меня только что поместили в версию дома моего детства, где каждое измерение было скорректировано на несколько дюймов.