Нет, я не могла убить бога. Я не могла успокоить его пустыми извинениями. И уж тем более я не могла побудить его сердце к состраданию.

Но…

— Я заключу с тобой сделку, — проговорила я.

Витарус сделал паузу, его это заинтересовало.

Боги не были сострадательными или склонными к логике. Но им было скучно. Они любили игры, любили заключать сделки.

Я не позволила своей надежде проявиться, когда он наклонил голову, и на его губах появилась медленная улыбка.

— Прямо как твой отец, — сказал он. — Знаешь, он тоже заключил со мной сделку давным-давно.

Глава

22

Сделку?

Мой разум ухватился за эти слова и не отпускал их.

Сделку.

Не наказание. А обмен.

Казалось бы, такое незначительное различие, но оно перевернуло все мои представления о том, что произошло в тот день между моим отцом и Витарусом. История, которую я рассказывала себе пятнадцать лет, о том, что мой отец проклял своего бога, а тот, по ужасной случайности, решил проклясть его в ответ, оказалась ложной.

Мой отец сделал выбор.

Предательство перевернуло все внутри меня.

— Сделка. — Это слово застряло у меня в горле. — Он заключил с тобой сделку.

В глазах Витаруса блеснул интерес, пробиваясь сквозь скуку, как солнце сквозь тучи.

— Ты не знала?

Я ничего не сказала, но мне не нужно было говорить, ведь бог и так знал мой ответ.

Он рассмеялся, а звук будто дождем пролился на поля.

— Ты пришла сюда, ненавидя меня за мою жестокость. Но как же меняется твое сердце, когда ты понимаешь, что это твой собственный отец проклял твой народ.

Он не мог. Он бы этого не сделал. Он…

Но мои пальцы сомкнулись на ветвях розовых кустов, шипы до крови впились в кончики пальцев.

Мои странные розы, которые выросли прямо здесь, на месте, где стоял Витарус, все эти годы назад. Я думала, что они растут здесь потому, что на этой земле когда-то стоял бог.

Но…

Мой отец был так расстроен тем, что не смог спасти урожай. Поля, которые он не мог заполнить.

Витарус увидел во мне осознание этого. В этот момент единственным существом, которое я ненавидела больше, чем отца, был он — за безграничный восторг на его лице.

— Все, от чего он был готов отказаться ради плодородной почвы, — пропел он. — Я говорил ему, что жизнь требует смерти. Ему было все равно.

Витарус вертел розу между кончиками пальцев. Лоза теперь обвивала всю его руку, цветки и листья так распустились, что заполнили всю ладонь.

— Красиво, не правда ли? Жаль, что они не съедобны. Скажи мне, девочка, был ли он разочарован этим?

Мои глаза горели. Мой глупый, эгоистичный отец. Правда заключалась в том, что он даже не дожил до появления роз. Он был первым, кто умер от этой болезни, и первые ростки этих кустов пробились из земли после его смерти. Я прекрасно помню, как смотрела на них, когда шла домой с похорон, смотрела на эти маленькие зеленые бусинки, как на уравнение, которое не имело смысла.

Что ж, они действительно не имели смысла. И никогда не имели.

Я раздавила розу в своей сжатой ладони. На моей коже остались черно-красные пятна.

Все это было напрасно.

Я боролась. Я училась. Я пожертвовала всей жизнью, которая у меня осталась, и я преуспела, я преуспела в создании лекарства, но все было напрасно.

Витарус наклонил мой подбородок вверх, его покрытая розами рука смахнула слезу с моей щеки, шип оставил красную царапину на моей коже.

— Почему ты так удивлена? — пролепетал он, задавая искренний вопрос. — Неужели ты до сих пор не знаешь истинную природу людей?

Он обнял меня, как любовник, положив руку на каждую щеку — одно прикосновение смерти, другое — жизни. Я чувствовала, как внутри меня бушует и то, и другое, поднимаясь от его прикосновения — болезнь и жизненная сила, упадок и рост. Мое отражение смотрело на меня из его любопытных глаз, окутанных золотым блеском его желания.

Он хотел поглотить меня так же, как он поглощает увядающие посевы. А я хотела сдаться и позволить ему сделать это.

Но тут что-то шевельнулось за его плечом, что-то едва заметное в густой облачности. Маленький отблеск серебристо-белого цвета.

Крылья.

Вейл.

У меня свело живот.

Вейл не мог быть здесь. Витарус не потерпел бы вампира в своем присутствии. Не было ничего, что боги Белого пантеона ненавидели бы больше, чем напоминание о предательстве Ниаксии.

Возможно, Вейл знал об этом.

Витарус нахмурил брови, заметив, что я отвлеклась. Он начал поворачиваться, но в порыве отчаяния я снова повернула его лицо к себе. Его кожа была очень горячей, и я резко вдохнула, пытаясь подавить желание отдернуть руку.

— Я сказала тебе, что хочу заключить сделку, — заявила я. — Я хочу расторгнуть сделку моего отца.

Я не могла предложить Витарусу ни изделий, ни богатства. Но в бессмертной жизни одна вещь становится ценнее всего остального. Я услышала ответ, который Вейл сказал мне несколько месяцев назад:

Любопытство, мышка. Любопытство.

— Это будет игра, — сказала я. — Если я смогу вернуть тебе все то, что ты отдал моему отцу, ты заберешь обратно чуму. Ты будешь относиться к нашему городу так же, как и раньше.

На мгновение я подумала, что просчиталась, и мелочный гнев Витаруса все равно победит. Но…

Вот. Вот оно. В его глазах мелькнуло любопытство. Жестокое развлечение. Его костяшки пальцев погладили мою щеку и на коже расцвело гниение.

— Ты не знаешь, что предлагаешь мне, дитя.

— Мы договорились? — сказала я.

Вдалеке все быстрее летел Вейл. Теперь я могла различить его очертания: он мчался по воздуху с невероятной скоростью.

Витарус не смог устоять перед этим. Он улыбнулся и наклонился к моему уху.

— Договорились, — прошептал он, а затем выпрямился. Теперь, когда он снова стоял во весь рост, меня почти парализовал страх. Но он протянул руки, ожидая, выжидая.

Мой отец заключил сделку от отчаяния.

Я зачерпнула горсть земли из-под земли и вложила ее в руки Витаруса.

— Почва, — сказала я.

Ладонь Витаруса оставалась открытой, ожидающей.

Мой отец заключил сделку, потому что его окружал увядающий мир — почва, которая не давала жизни, посевы, которые не росли.

Я сорвала цветок с кустов роз и положила его на грязь в ладонях Витаруса.

— Цветы.

Медленная, страшная улыбка расползлась по его губам.

Вейл почти был здесь. Я видела его лицо, теперь уже отчаявшееся, его протянутую руку, которая тянулась ко мне, хотя он был еще далеко. В ней был один единственный цветок, всего лишь крошечная красно-черная точка вдалеке.

— Что еще? — спросил Витарус.

Мой отец заключил сделку, потому что его окружал увядающий мир.

Почва, которая не давала урожая.

Урожай, который не всходит.

И дочь, которая должна была умереть.

Мой отец ненавидел богов за то, что они отняли у него средства к существованию. И он слишком сильно любил свою семью, чтобы отпустить ее. В тот день он стоял на коленях в поле и смотрел на меня, как на разбитую надежду, так же, как он смотрел на те мертвые растения.

Теперь это казалось таким очевидным.

Я думала, что не доживу до семнадцати, двадцати, двадцати пяти лет. Но вот мне исполнилось тридцать лет, сердце все еще бьется, смерть идет в ногу со мной, не обгоняя. Я все еще живу, как и проклятые и одновременно благословенные цветы, оставленные моим отцом.

Я чувствовал себя дурой за то, что не поняла этого раньше. Что моя более долгая, чем ожидалось, жизнь была не просто удачей. Я жила, пока город увядал. Почему мне даже не пришло в голову задаться этим вопросом?

Я вложила свою руку в руку Витаруса, положила поверх цветка и грязи.

Вейл упал на неровную поверхность земли прямо за Витарусом.

Но внимание бога было приковано ко мне.

— И? — произнес Витарус на выдохе.