— Привет, — радостно подбежала к Владимиру, стоящему к ней спиной.

— Здравствуй, — обернулся быстро.

— Пойдем, — предложила она. Пошли вперед, кругом зелено, весело как будто. Они смеются. Он вел ее к себе домой, зашли — уютно, чисто.

— Ложись на диван, поспи, — предложил заботливый Владимир.

— Хорошо, немного посплю, — согласилась она и погрузилась в сон. Она чувствовала горячие губы на своих щеках, лбу, губах. «Приятно как», — промурлыкала. Его руки скользили по телу, на ней не было платья, только белье, красивое, шелковое, французское — тетка Анна принесла. Хотелось открыть глаза, но веки отяжелели, не поднимались. Его руки холодные и колючие, как льдинки легли на маленькие груди.

— Больно, — прошептала Лиза.

— А так? — он придавил ее тяжелым телом к дивану, словно плитой.

— Больно! — громче вскрикнула Лиза.

— А так? — он стал кусать ее губы. Она почувствовала вкус крови. Попыталась оттолкнуть его. Открыла глаза — над ней нависло железное лицо без глаз.

— Мокрый, фу, мокрый, — закричала громко.

— Мокрый! — все еще кричала она, уже проснувшись, мечась на кровати. — Что это? Что это такое?

В комнату вбежали мачеха с Артемом с включенным фонариком.

— Лиза, что за крики?

Лиза смотрела на нее в ужасе, прокручивая сон.

— Сон, он холодный и мокрый. Его убило, его убило, убило! — кричала Лиза.

— Господи, — трясла ее за плечи Анна Петровна, — послушай, что во сне плохо, на самом деле к хорошему. Это точно — плохой сон к хорошему, успокойся. Лиза замолчала, совершенно обессиленная легла на бок, уткнулась лицом в подушку, рыдая.

— Успокойся, успокойся, — гладила ее по спине мачеха. — Тише, тише, Тшшш.

— Спасибо, еле слышно поблагодарила Лиза, я уже успокоилась. Ей хотелось побыть одной в тишине.

Москва перестала быть мирной. Город объявили на осадном положении. В октябре начали создавать оборонительный рубеж вокруг столицы. На вокзалах формировали эшелоны и отвозили людей на строительство укрепительных сооружений. На подступах к городу десятки тысяч москвичей рыли окопы и противотанковые рвы. В самом городе строили баррикады на случай, если война войдет в город. Тут были в основном женщины всех возрастов. Было холодно в эти дни, моросил холодный дождь, висел туман, вечерами ударяли морозы.

Лиза вместе с другими горожанками тоже рыла окопы — это было невыносимо тяжело и больно, натерла кровавые мозоли, от усталости не хотелось даже есть.

Перестали ходить автобусы — их все отправили на фронт, но троллейбусы, трамваи и метро работали бесперебойно. Сотни аэростатов висели в Московском небе, затрудняя прицельное бомбометание противнику.

Казалось, что шансов удержать столицу почти нет. Самые ожесточенные бои в битве за Москву были на Можайском направлении.

15 октября приняли решение об эвакуации столицы, ходили слухи, что уже заминировали на случай сдачи Москвы Елоховский собор, гостиницу «Москва», Мавзолей, Кремль, метро, в городе началась паника.

Тысячи Москвичей покидали столицу. Началась массовая эвакуация из города — организованная и стихийная. Женщины с детьми и старики с чемоданами, корзинами, баулами сплошным потоком двигались на Каланчевскую площадь к поездам, не зная куда их повезут. Многие уезжали стихийно, кто пешком, кто любым транспортом, выбираясь из столицы, на восток — к родне в деревни в глубь страны, кто подался на Кавказ, в Сибирь. Началась эвакуация в Сибирь крупных заводов с оборудованием, станками, миллионами работников.

16 октября Лиза с мачехой и Артемом не отходили от окон, наблюдая, как обезумевшая толпа людей весь день заполняла Красную площадь. Бежали за новостями, ведь заводы остановились, рабочих поувольняли, выплатив расчетные деньги.

Мачеха Лизы до конца надеялась, что возможно все обойдется, врага не пустят в Москву. Она не хотела оставлять свою богатую квартиру, рассказывали соседки о мародерстве. Деловая и наглая, она находила дрова для буржуйки, у них всегда была еда. Но Артем начал болеть, он вообще был слабого здоровья, а теперь еще и нервы, и страх прибавились. Он кашлял сильно, плакал и кричал по ночам. Это обстоятельство заставило ее задуматься об эвакуации в Ташкент. Детей до 12 лет эвакуировали из Москвы по железной дороге, и Артем получил билет на выезд, но она не могла отпустить его одного так далеко, металась по городу, собирая новости. Лизе она не разрешала никуда уезжать, нужно было кому-то жить в квартире и охранять ее от мародеров. Она давала наставления ей, как закрывать дверь, как дать понять посторонним, что в квартире кто-то живет.

Глава 16

Владимир с конца ноября1941 начал работать на Курском вокзале, из Москвы продолжалась эвакуация больных и слабых жителей, детей, подальше на юг. Просматривая списки, Владимир увидел знакомую фамилию — Синеглазов Артем, девять лет и рядом была просьба на сопровождающего — Синеглазова Анна, мать. Они все в городе? Он испугался, попросил заняться ими своего помощника, подальше решил держаться от всей этой семейки.

Мачеха вбежала в квартиру.

— Лизочка, девочка, ты можешь себе представить, начальник станции твой Владимир, он оказывается после ранения комиссовался и работает сейчас начальником Курского вокзала. Вот это удача! Лиза, ты должна скорее пойти к нему, он не откажет нам, конечно, что ему стоит, он оформит мне пропуск.

— Он ранен? Сильно? — испугано спросила Лиза.

— Какая разница, наверное, сильно раз комиссовали. Давай одевайся поскорее.

— Я не могу пойти, что я скажу? — испугалась Лиза.

— Ничего не говори просто попроси за меня. Думаю, он обрадуется, как тебя увидит.

— У тебя все средства хороши. Чему он обрадуется? — противилась Лиза.

Но спорить было бесполезно, мачеха кричала и плакала, что Артем умрет этой зимой, а мы будем смотреть на это. Лиза пошла на вокзал.

Владимир сидел, согнувшись — болело все тело, не только позвоночник. Его последнее время начали посещать мысли о бессмысленности такого существования: впереди никакого просвета, раны были неизлечимые, он калека, без Лизы он жить не хотел — так зачем все эти постоянные мучения? Сидел с горестными мыслями, смотря в окно, увидел подходившую к зданию худощавую девушку. Всмотрелся — Лиза. Вдруг почувствовал, как что-то внутри взорвалось и разлетелось на множество брызг.

— Она здесь? — воскликнул вслух. — в Москве оказывается, не уехала? Зачем она интересно пришла? Ну, конечно, по вопросу эвакуации, зачем к нему толпами ходят напуганные, измученные, уставшие люди. Помочь всем он не мог, у каждого была своя история, своя правда, своя трагедия.

Лиза зашла в кабинет растерянная, дико смущенная. Перед ней за столом сидел Владимир, исхудавший, бледный, очень уставший и больной. Лизу как колом ударило в грудь и пошатнуло.

— Что вы хотите? — спросил Владимир, не глядя на Лизу.

— Можно ли… хотела узнать… можно ли оформить разрешение на сопровождение моего брата его матери, он больной слабый ребенок и не сможет сам доехать до Ташкента.

— Нет, все места распределены, порядок есть порядок, его нарушать нельзя.

— Нельзя? — еле слышно переспросила Лиза, — аа.

Повернулась и быстро выскочила из комнаты, побежала по улице, добежала до пустующего здания, спряталась за стену от прохожих, слезы обиды душили ее: «Он не узнал меня что ли?».

И она зарыдала от обиды, от неразделенной любви, из-за войны, и прочих бед, которые свалились на нее. Проплакала с полчаса, нужно идти домой, пошла, пряча заплаканные глаза от прохожих. Мачеха встретила ее на пороге.

— Ты чего такая растрепанная, ты достала пропуск?

— Нет, не положено.

— Да ты что! Да как ты могла вернуться без пропуска! — закричала мачеха.

— А как я его должна была силой выбивать, я не умею, — ответила расстроенная Лиза.

— Ты что не могла попросить понастойчивее? — продолжала та громко кричать.

— Он меня не узнал, — тихо сказала Лиза.