— А, вы про это. Это городские словечки. В деревне, ближе всего расположенной к приюту, так не говорят и женщин не называют.

— А как же?

— Я не могу сказать, иначе вы меня с отбора выгоните. Там говорят без инакомысляя, прямо, как есть.

— Да говори уже, не выгоню никуда. Как у вас говорят.

Сказала. Коротко и емко, одно слово.

Из кабинета вышла под непрекращающийся истерический женский хохот. Девушки в коридоре воззрились на меня с недоумением.

— Следующая может заходить.

Из коридоров административной части по указателям выхожу в общий зал, где собираются участницы. Поражаюсь тому, насколько нас стало меньше, даже с учетом тех, кто еще проходит анкетирование.

В зале тесно, душновато, мест посидеть практически нет. Что-то к возможным будущим императрицам без особого почтения относятся. Мне-то в принципе все равно, но пить хочется, я не говорю о том, чтобы уже поесть. Приехали сюда рано, долго стояли в этой очереди на вход, затем очередь на оформление, время к обеду уже. Несколько особо нежных нерри уже начали скандалить со стражей на входе, требуют привести администрацию, требуют отдельные комфортные комнаты ожидания. Стража игнорирует. Делают вид, что они тут статуи, только иногда отвечают, что если что-то не нравится, невест на отборе не задерживают. Никто пока так и не вышел из постепенно наполняющегося девушками зала.

Брожу по залу, переглядываюсь украдкой с подругами. Наши все прошли. Мы авантюристки, наверное даже вернее было бы сказать, аферистки, но не… гулящие.

Когда зал набился до отказа, нам объявили, что теперь нас будут вызывать группами по десять человек для выхода на стадион и представления принцу, двору, ну и всей остальной публике.

Называют первую десятку. Судя по выходящим из зала девушкам, различий по знатности и богатству не делают.

Первая десятка ушла и не вернулась, минут через десять вызвали следующую десятку.

Мое имя назвали в четвертой десятке. Вместе со мной туда попала Пайриз. Нас выводят на стадион и у меня замирает сердце от количества находящихся там людей. Яркое солнце ослепило. Шумно. Крики, свистки, сигналы. Теряюсь. Еле переставляя ноги иду в шеренге девушек к центру стадиона. Тут еще по краям стадиона есть большие квадраты, на которых показывается как мы с девушками идем, только крупным планом. Мелькнуло мое испуганное лицо.

— Выпрямись, — шипит мне в спину Пайриз.

Близость подруги успокаивает. Беру себя в руки, выпрямляю спину.

— Грудь! — доносится сзади.

Что?

— Грудь расправь.

А-а.

Выпятила все, что могла в области грудной клетки, но не так уж и много, я не Ула, вот кому есть что показать.

По указанию нарядного человека, наша десятка выстроилась на стадионе близко к главной и самой нарядной трибуне. С этой трибуны на нас, кандидаток, внимательно и строго взирают господа. Это именно господа, одеты так, что я в своем вроде бы не бедном платье нерри, ощущаю себя как… сиротка.

На центральном месте-троне сидит его императорское высочество собственной персоной. Уж его я теперь всегда узнаю.

У принца скучающий вид, на нас, своих потенциальных невест, смотрит снисходительно.

Неожиданно взгляд принца останавливается на мне. Прищуривается. На лице вдруг появляется ухмылка. Кажется, он меня тоже узнал.

В ряду ниже знатные господа. Нарядный человек оказывается ведущим, и говорит, что будет по одной называет наши имена. Представившаяся должна рассказать кто она, откуда, почему хочет замуж за принца.

Отвечает первая. Стоит ей закончить, и на нее сыпется град вопросов от господ, сидящих на ряд ниже от принца. Ведут себя и говорят, словно строгие, придирчивые судьи, вслух оценивают девушку, критикуют, быстро доведя ее до слез. Многочисленные зрители на других трибунах довольно шумят, похоже, здесь многих невест так выставляют на посмешище. и народу это нравится.

Но вот такие переговоры с судьями, к счастью, длятся не очень долго. Отвечает вторая девушка, третья, и вот, артефакт для усиления звучания голоса передают мне.

— Терин Одал, — представляет ведущий. — Расскажите о себе.

А рассказывать особо и нечего.

— Терин Одал, — произношу я задумчиво, не зная, что можно еще поведать. — Сирота. Приехала с восточной части империи. Округ Хемир. Семьи нет. На отбор прибыла… чтобы эту семью обрести.

— Как интересно, — бодро произносит ведущий. — Получается, семью вы хотите приобрести не простую, а императорскую, так?

— Наверное, это логичный вывод, если я здесь, — отвечаю аккуратно, потому что очент не хочется врать. Судя по выражениям знатных лиц на трибуне, мой ответ посчитали дерзким.

— Какие высокие запросы у сиротки, — кривясь, произносит разряженная дама из судейского ряда. — Но я сразу говорю, что буду голосовать против этой кандидатуры. — Не хватало еще какую-то сироту без роду и племени на отбор брать. Мы его императорское высочество чтим и уважаем. Где платье благородной девушки взяла, а? Украла?

— Я его приобрела благодаря полученной награде за победу в региональном отборе, — спокойно отвечаю я. Плакать, как девушки передо мной не собираюсь. Ясно же, что судьи специально выводят на эмоции, всем нужны зрелища.

Замечаю, что принц наклоняется к одному из судей, что-то ему говорит, и вскоре этот судья, когда закачиваются расспросы от вредной дамы, тоже задает мне вопрос:

— Ну хорошо, вы сирота, но может быть вы знаете, кто ваши родители? Имя рода ведь у вас есть.

— Мои родители были отшельниками, жили вдали от людей, в горах, — выдавливаю я из себя. Тема родителей для меня была и остается болезненной.

— А как вы оказались в приюте?

— Родители пропали. Я предполагаю, что попали под обвал.

— В каком возрасте вы попали в приют?

— Семи лет.

— Вас нашли где-то в горах охотники?

— Нет, я сама вышла к людям. В том возрасте я уже была довольно самостоятельна и хорошо ориентировалась на местности.

Больше ни о чем таком меня не спрашивали, кажется, я не особо заинтересовала судей.

Внимание перешло к Пайриз. Она не представилась сиротой, почти у всех девочек есть легенда, близкая к истине, но не акцентирующая внимание на их статусе.

Пайриз представилась дочкой купца, и это абсолютная правда. Ее мама рано ушла из этого мира, и отец вновь женился на вдове с парой собственных дочек. Пайриз скоро оказалась не ко двору, и ее пристроили в наш приют, причем поначалу даже оплачивали там ее пребывание, однако финансирование закончилось, как только скончался батюшка Пайриз. О наследстве речи не шло, дела у папы в последний год его жизни шли неудачно, а все, что оставалось после, мачеха быстро продала и уехала с дочками в другую страну. Эту грустную правду Пайриз судьям не рассказывает, она у нас болтушка с хорошим воображением, рассказала целую сказку о жизни с мачехой, о том, как та ее мучала, как издевались над ней ее сестры, как позже не хотели пускать на отбор, оставляя дома и заставляя перебирать крупы, и как ей помогла ее тетушка, подарив платье и отвезя на первый этап отбора.

Рассказ Пайриз затянулся. Судьи не успевали вставлять и слова в ее пламенную речь, трибуны волновались и свистели в особо трогательных местах истории. Злую мачеху освистали. Пайриз красиво и изящно плакала. Под конец трибуны одарили мою подругу бурными аплодисментами. Я сама чуть не начала аплодировать.

Глава 5

Дождались, когда опросили остальных, судьи быстро посовещались и вынесли вердикт:

— Пятеро девушек проходят, пятеро нет.

Назвали имена. Я и Пайриз среди тех, кто не проходит. Кажется, судьи особо и не думали, и дело не в наших историях, просто отсеяли тех, кто беднее.

Пайриз и, коса бросает на меня вопросительный взгляд. Я ведь говорила, что руны обещали хороший исход сегодняшнего мероприятия. Едва заметно в ответ пожимаю плечами.

Пятеро принятых девушек уходят, а мы остаемся. Оказывается, еще не все.