Где-то вдалеке ухнула граната. Забил «калашников» – короткими, вроде бы неуверенными очередями. Со стороны оврага? Тяжелой россыпью грянули винтовочные выстрелы. Это Буслай!

С юга ответил пулемёт М-60. Дробно застучали автоматы ФН. Группа Кирилловича взялась за дело.

Шериф уставился на меня внимательными зрачками стервятника.

Морщась, я улыбнулся разбитыми губами.

Давайте, ребята, не жалейте патронов!

Так, чтоб казалось, будто село атакует целая дивизия.

– Твои друзья? – спросил Турчинов, – Давно хотел пообщаться… – и ударил меня кулаком в живот.

Пока я корчился, он извлёк рацию, уточняя обстановку. Отдал пару распоряжений. Десятка два «оборонщиков» побежали к БТРам.

– Нас прервали, – вздохнул шериф, опять засовывая рацию в карман. Щёлкнул пальцами. И автоматчики стали выхватывать людей из толпы. Одного за другим.

– Ну, что, боец, – шепнул Турчинов у меня над ухом, – Теперь начнётся самое интересное…

Их выстраивают в линию у разбитой пулями стены.

Пять человек. Мужчина с окровавленной головой едва держится, опираясь на плечо жены. Старуха тихо молится. Крепкий дед стискивает зубы. У пацана лет двенадцати – совсем взрослые глаза.

– Демократия – это ответственность, – говорит Турчинов, откупоривая банку пива, – Подумайте над этим. Ровно одну минуту.

Высокий «оборонщик» в грязно-зелёной майке садится за пулемёт.

Я скашиваю глаза.

БТР с автоматчиками на броне выруливает с площади. Поворачивает на юг. Другая машина – на восток.

Медленно.

Чересчур медленно…

Уматывайте, твари!

Кажется, я слышу, как тикает «ролекс» Турчинова.

Сколько уже прошло?

Полминуты?

Минута?

Долговязый пулемётчик равнодушно зевнул. Его длинные пальцы обняли рукоять ПКМ-а.

Шериф допил «хайнекен», отбросил пустую банку и глянул на циферблат…

– Я знаю пособников, – вдруг раздался в тишине уверенный голос.

Турчинов обернулся к толпе.

Раздвигая людей, неторопливо выбрался вперёд дедушка лет восьмидесяти. Ветхий пиджак, линялая кепка. Изломанные артритом пальцы обнимают палку-посох.

Мы с Егором переглянулись.

Неужели этот кого-то сдаст?

В людях – много дерьма. А в селе трудно соблюдать конспирацию…

Шериф поманил старика, дружески хлопнул его по плечу:

– Не бойся, дедуля. Говори правду. Кто помогал бандитам?

Тот бесхитростно улыбнулся и ответил:

– Я.

Турчинов зло прищурился:

– Шутить вздумал?

– Нет.

Дедушка скинул кепку, пригладил лысину и белые, как снег, волосы, смешно торчащие на затылке – будто остатки одуванчика колыхнулись в воздухе. Твёрдо повторил:

– Я помогал!

– Хорошо, – засмеялся Турчинов и достал пистолет, – Кто ещё?

– Только я.

– Дед, ты меня утомил, – вздохнул шериф.

И выстрелил старику в голову.

Перешагнул через тело. Скомандовал пулемёту:

– Огонь!

Ничего не произошло. Только пулемётчик стал крениться, заваливаясь вбок. Умер он секундой раньше, когда неразличимыми хлопками ожил «ганс» Змея. Два выстрела – точно в сердце.

Одновременно в кадык шерифу упёрся его же «вальтер». Удобная вещь – пластмассовые браслеты. Особенно, если заранее подпилить перемычку.

– Не рыпайся, – шепнул я.

– Стволы на землю! – сказал Егор на чистейшем русском. В каждой руке у него – по «ингрэму».

– Be quick! – заорал Змей. А я ткнул шерифа пистолетом:

– Прикажи своим.

Он скосил ненавидящие зрачки и хрипло озвучил:

– Выполняйте!

Около двадцати автоматчиков, оставшихся на площади, начали складывать оружие. По-моему, они даже не поняли, что произошло. Чем шериф не угодил союзникам?

Мы успели.

Дедушка-одуванчик подарил нам пару минут.

Белые, как снег, волосы трепал ветер…

Я отвернулся. Нет времени заботиться о мёртвых.

Змей торопливо собирает автоматы. Пока враг не опомнился.

Сперва местным не верится. Толпа стоит, растерянно наблюдая за происходящим. Что за удивительные «американцы», которые махали пачками долларов и вдруг обезоружили «оборонщиков»?

Потом намечается неясное движение. Толпа колышется, будто рябь на морской глади. Ещё немного и всё бросятся врассыпную.

Этого только не хватало. «Чистильщики» начнут отстреливать их на улицах, как куропаток.

Матвей срывает с головы кевларовый шлем и тёмные очки. Его узнают. Радостный ропот бежит по толпе.

Кто-то, самый смелый, выскакивает вперёд и возбуждённо хлопает Матвея по плечу.

Некогда праздновать!

Впереди у нас трудная задача.

Вывести из деревни почти двести человек. Через блокпосты и кордоны.

Я оглядываюсь на Егора. Надо быстро отобрать и вооружить самых боеспособных. И избавиться от пленных…

Турчинов будто ловит мои мысли. Бормочет, скосив глаза на ствол у своей шеи:

– Я вам нужен! Без меня не выберетесь!

Он цепляется за жизнь со звериным упорством. Хотя, какой он зверь? Он намного хуже…

– Матвей! – командует капитан, – Раздай автоматы…

В этот момент что-то происходит.

Я даже не успеваю сообразить что. Резко оборачиваюсь и несколько предназначенных мне пуль вонзаются в Турчинова. Прикрываясь его телом, падаю на землю.

Очередь долбит асфальт, взметая фонтанчики пыли.

Мир вокруг будто застывает. Я вижу неподвижное лицо Егора. Пустые зрачки умирающего Турчинова. А главное, вижу, как летят ко мне диковинные «пчёлы». С трёх сторон.

Они вращаются. И вспарывают землю рядом. Они так хотят до меня добраться…

С верхнего этажа школы работает что-то тяжёлое, кажется пулемёт. Из кустов рядом со школой – автомат. И короткими очередями по два патрона стреляет пистолет из толпы местных.

Я хочу увернуться. Но тело не слушается. Неповоротливое, будто свинцом налитое. Ещё немного и «пчёлки» начнут буровить мою плоть…

Воздух становится вязким и горячим.

Я медленно, страшно медленно перекатываюсь по асфальту. Так же медленно поднимаю руку с «вальтером» и посылаю пять пуль в кусты, откуда работает автомат. Ещё пять – в окно школы.

Снова оказываюсь лицом к толпе.

Едва успеваю уклониться от вражеской пули.

Тот, кто прячется за людьми, ни на мгновенье не теряет меня из виду. А сам всё время движется. Перемещается среди толпы, как среди застывшей декорации…

Я вскакиваю, продираясь через воздух. И наконец могу разглядеть противника. Женщина лет сорока в свитере и джинсах. Волосы аккуратно собраны в пучок на затылке. Меньше всего, она похожа на хладнокровную киллершу. Я мог бы принять её за учительницу или домохозяйку… Да за кого угодно, только не за врага!

Небрежно откидывая людей с дороги, «домохозяйка» посылает в меня новую очередь. Пистолет «глок» вздрагивает, выплёвывая свинцовые комочки.

Я жму спуск «вальтера».

Воздух прочерчивается траекториями.

Но там, где она была долю секунды назад, женщины уже нет. Мои пули вонзаются в какого-то несчастного. Грязная телогрейка вспучивается дырами.

Эта сука подставила мужика под мои выстрелы!

Он смотрит невидяще и чуть кренится назад. А в глазах нарастает удивление. Он ещё не понял, что убит.

Я двигаюсь вдоль толпы.

Мне кажется – невероятно долго. Будто пушинка зависая над землёй.

Но дышать нечем. Пелена застит глаза. Кожу обжигает. Сердце гулкими ударами молотит в висок.

Я почти обогнул застывших сельчан.

В этот миг (или долю мига) киллерша вырастает справа. Так неожиданно, будто сам воздух сгустился в тёмную фигуру.

Две очереди из «глока».

И пока я изгибаюсь до боли в суставах, пока чёрный «шмель» выдирает кусок ткани из моего рукава – её уже нет.

«Домохозяйка» опять переместилась. Застывшее лицо похоже на маску. Только зрачки блестят охотничьим огоньком. И пистолет в её руке выплёвывает пламя.