Прозрачный стакан в пятый раз наполнился до краёв янтарного цвета жидкостью и уже в следующее мгновение опять опустел. Горечь во рту не чувствовалась, и эффекта никакого тоже не было. Джей упрямо продолжал вливать в себя спиртное, тщетно надеясь, что вот-вот оно свалит его и так в беспамятстве он пролежит, пока турнир не завершиться, организм упрямо не хотел усваивать алкоголь, предпочитая оставаться с чистым, как стёклышко рассудком и страшной усталостью.

После часа такой вот жестокой пытки над мочевым пузырём, Джей начал надеяться, что хотя бы захочется спать, но и сон тоже улетучился. Это было не честно.

Не понимал он, что было бы лучше — может умереть там, так нет же — угораздило его выжить, а значит, опять придётся убивать.

Он ни как не мог примириться с тем, что ему было всё ровно, что он стал убийцей, и пусть ради какой-то там высокой цели, ему было всё равно. А где же совесть? — удивлялся он и задавал себе другой вопрос: а что это такое?

Хорошо, что Селли его не видела сейчас, что бы она подумала тогда? Вот так начинается моральное разложение личности. Это нужно остановить — подумал Джей, залпом осушил последний стакан, заплатил по счёту и вышел на улицу, больно ударившись плечом о дверной косяк.

Хоть в голове было ясно как в солнечную погоду днём, почему-то захотелось проветрить мозги, погулять по улицам, в надежде нарваться на драку — так и хотелось выплеснуть куда-нибудь переполнявшую его энергию, и желательно, чтобы не начинать первым.

Сколько он слонялся и где не знал, верно, и Господь Бог, а драться с ним никто упорно не желал и тогда Джей решил, что панацеей от всех бед сейчас будет спортивный зал.

Туда он и направился и единственное, что он там делал до самого вечера — это колотил грушу, пока тренер не подошел к нему и не попросил прекратить, мотивировав это тем, что пора закрываться.

К тому времени Джей протрезвел окончательно и, наконец-то, появились первые признаки сонливости — глаза начали слипаться, а голова сильно заболела. Оставалось только вернуться в гостиницу и лечь спать.

Когда Деррек увидел Грина, не знал наверняка, что ему делать радоваться или наоборот.

— Когда вы прилетели? — Спросил Деррек. — Вчера, — ответил Грин. — А девушка? Разве она не чего не сказала, она обещала.

— Какая девушка? — Спросил Деррек.

— Лаура Иоргенсон. Я говорил с ней на кануне соревнований, — немного удивлённо сказал Грин. — Впрочем, ладно, я рад, что ты остался жив.

Старик замолчал. Деррек смотрел на него, и без того было ясно, о чём он думал. Он думал, что Грин, как и все — принял решение оставить здесь Деррека, а может, нет, но, тем не менее, он уже меньше доверял Грину — это точно.

Поверь, я не мог ничего сделать там. Когда отключили твою частоту, уже тогда я понял, что всё это грязная игра. Я прилетел сюда, как только смог…

— Зачем, Грин? Чтобы сказать мне как тебе жаль? — Вежливо, с иронией спросил Деррек. — Пойми, теперь уже всё равно. Пусть кто-то всех предал. А может, они все предатели, что толку? Ты, я, кто сможет доказать что-нибудь, кто их сможет остановить?

Грину нечего было ответить. Он молчал, хотел сказать, вернее, напомнить Дерреку кто он есть по званию, но сейчас это выглядело бы, по меньшей мере, глупо, а, кроме того, Деррек был прав.

— Уезжай, Грин здесь нечего больше делать. И ещё, — Деррек достал из кармана куртки свой значок, — возьми, Грин. Я тут много чего понял на досуге и пришёл к выводу: если мне что-то и светило серьезного в полиции, то это быть такой же продажной шкурой как они все, либо быть честным посмешищем. Я не хочу ни того, ни другого. И я не держу на тебя зла. Просто всё изменилось. Спасибо, что приехал.

Деррек развернулся, и не спеша, пошёл прочь, оставив Грина с тяжёлыми мыслями и своим значком офицера полиции.

Грин не стал догонять Деррека, стараться что-то сделать, чтобы образумить парня или тому подобное. Если он решил, что не хочет служить в полиции больше, то так тому и быть.

К тому же, Грин всегда сможет принять его обратно, если Деррек захочет.

Грин спрятал значок Деррека в карман своего плаща и направился к ближайшему таксопарку. Деррек был прав — делать здесь, действительно больше нечего. Его «командировка» закончилась.

— Джерри Грин! — Окликнули его сзади, и старый полицейский обернулся. Это было последним, что он сделал в жизни, он не успел, даже, осознать происшедшее, когда стоя на коленях, рассматривал свои руки, залитые собственной кровью, в глазах почернело…

Вернувшись в гостиницу, Деррек застал Соммерса с карандашом в руке, он сидел на стуле, сгорбившись почти до нельзя, и что-то чертил на клочке бумаги, Джей спал мертвецким сном, вытянувшись на своём диване. Деррек завалился на свой диван и принялся разглядывать потолок.

— Знаешь, Кори, я вот всё думаю, — начал Соммерс, — что лучше? Лев, который разрывает передними лапами вражеский флаг? Или схематическое изображение воина в доспехах? — Он продемонстрировал оба эскиза Дерреку.

Тот внимательно рассмотрел оба рисунка и отрицательно покачал головой.

— Не знаю… Что значит твой лев?

— Я родился под знаком льва, — ответил Соммерс.

— А ты скромный, дружище, — заметил Деррек, тот понял, к чему клонит напарник, и с виноватой улыбкой развёл руками.

— Не могу ничего дельного придумать. Может, у тебя идеи есть?

Вместо ответа, Деррек изобразил простенький рисунок — некая статуя женщины с завязанными глазами, с мечом в одной руке и весами в другой. Он продемонстрировал своё художество Соммерсу.

— Что это? — Спросил тот.

— Это символ правосудия, — коротко ответил Деррек. — Мне кажется, правосудие — это как раз то, чего в этом мире не хватает. Конечно, это слишком громко сказано, но, тем не менее, в этом что-то есть, — загадочно пояснил Деррек и взял картинку в свои руки. — Видишь, из нас никто не добивается правосудия и причины, по которым мы здесь, далеки от этой высокой цели. Но главное — это добиться правосудия для себя самого, то есть я хочу сказать — отомстить. В нашем случае месть и есть правосудие. Если мир не хочет жить по законам, которые сам же и принял, значит их нет, значит каждый волен поступать так, как хочет и считает правильным, хотя бы здесь на арене, потому что, арена для нас и есть тот самый мир, в котором нет законов. Будем вершить свой суд, и карать преступников жестокой смертью. Это дерзко и, я считаю, правильно, — поставил точку в своей тираде Деррек.