– Перестань! – Она замахала руками и положила кухонную тряпку на ручку двери. – Положи трубку!
Октябрина извинялась перед Арсением и дальше, но Галина Георгиевна, лохматая Галина Георгиевна с выпутавшимися из пучка волосами, пятнами на шее. Нервное топанье по ковру, пол поскрипывает. За окном кричат дети – школа кончилась, они так каждый день.
– Ты зачем Клюкву отдавать собралась? Куда? Кому? – выпалила она и поставила руки на талию.
Октябрина сглотнула вдруг появившийся горький комок. Зачесались руки, но пошевелиться девушка не могла. Ее будто поймали за чем-то неприличным.
– Я уезжаю… я.
– И что ты с Клюковкой делать собралась? – Галина Георгиевна сделала шаг к Октябрине. Девушка пододвинулась к спинке.
– Я просто уезжаю, я бы ее пристроить…
– А куда ты ее пристраивать собралась? Ей что ж, тут некуда пристроиться? Она вроде и тут пристроена.
Галина Георгиевна не двигалась. Ее небольшая фигурка застыла в дверях, тапочка нажимала на пол так, что он замер в скрипе. Дети за окном смолкли.
– Ну неужели нельзя ее оставить здесь? – вздохнула вдруг Галина Георгиевна, а с ней и весь дом. Даже пол снова заскрипел. – Я присмотрю за ней.
Октябрина почувствовала, как горячая волна стыда потекла по спине. Ладони терли обивку дивана. Октябрина и не думала, что Галина Георгиевна сама захочет посидеть с Клюквой – наоборот, полагала, что женщина воспротивится, закричит, что у нее и так много дел. А здесь такое.
Натянутая между ними тишина стала бы звенеть, если бы в комнате вдруг не появилась Клюква. Кошка прыгнула на кресло, а Галина Георгиевна с улыбкой села рядом.
– Ты даже не беспокойся, езжай, куда тебе надо, – говорила она, поглаживая питомицу по голове. – Ты смотри, она ж ко мне привыкла. К твоей комнате привыкла. Что ж ты ее в другой дома посадишь, ей же стресс.
На все вопросы о трудностях Галина Георгиевна только смеялась и махала рукой.
– Мне делать все равно нечего. Ты ж вернешься? До того как мой сын прилетит из Турции?
Октябрина отвечала уклончиво, но предполагала, что вернется даже раньше.
– Мы с ней на диванчике вот так ляжем, она мне колено больное погреет. Ты мне главное еды оставь, чтобы я знала, чем ее кормить. Если что, я докуплю. Пакетик в магазин возьму и попрошу такой же дать.
Октябрина тогда чуть не расплакалась от благодарности. Никогда не замечала, какая Галина Георгиевна на самом деле отзывчивая.
Целый день Октябрина собирала вещи. Шкаф показался ей отдельным государством, которое умудрилось каким-то образом уместиться у стены в небольшой комнате. Парики, которые Октябрина с таким трепетом получала на почте из Китая, показались ей отрубленными головами и внушали теперь только страх. И как она могла носить чьи-то отрезанные волосы на своей голове, гладить их и мечтать, что на ее макушке отрастут такие же? Ей совсем не хочется мертвой растительности на голове.
На кровати в пакете валялось белье, у входа расположилась обувь, на столе в хаосе разлетелось содержимое косметички. Октябрина вертела в руках вешалки с одеждой и не знала, что взять. Фестиваль, по словам Арсения, длится пару дней, а прикиды, судя по внешнему виду Полины, там требуются самые цветочные. Из цветочного у Октябрины были разве что белье, но в нем на улицу не выйти.
«И как я умудрилась собрать гардероб в серо-черных тонах, если это даже не мои любимые цвета? – подумала Октябрина, когда вытащила третью черную блузку. Из цветных вещей у нее нашлись коричневые шорты, зеленое платье и носки – тоже зеленые. – Одного прикида недостаточно».
Она рылась в глубине шкафа. За год жизни в нормальной квартире успела обрасти вещами так, что если вывалить весь шкаф на Октябрину, под тяжестью их она точно задохнется. Лечить больное сердце покупками на распродажах, как оказалось, не всегда хорошая затея.
– Вот ты где! – обрадовалась Октябрина, когда вытащила из глубины ящика желтую рубашечку в цветочек. Она купила ее на свидание с Романом, которое так и не состоялось. Теперь, как надеялась девушка, не состоится никогда.
К концу дня Октябрина совсем вымоталась. Вещи собраны, наряд на утро висит на вешалке, но в груди снова неспокойно.
«А что если позвали они меня из жалости? – подумала Октябрина и почувствовала странный прилив холода к спине, будто она в миг вспотела и успела замерзнуть на сквозняке. – Что если все в этом мире для меня желается только из жалости?»
Что если Роман подошел к ней тогда из жалости – может, рядом с Женей Октябрина и тогда чувствовала себя несчастной? Может, Галина Георгиевна согласилась поселить ее у себя даже не из-за денег, а потому что после защиты диплома Октябрина так долго болела, что даже на человека не была похожа? Октябрине вспомнилась ночь, когда Арсений спас ей жизнь – что было в его лице тогда, когда она отказывалась вставать? Искреннее сожаление о тлеющей на глазах чужой жизни или раздражение, что бедняжка даже от безысходности руки протянутой принять не может?
В углу мяукнула Клюква, и Октябрина словно протрезвела. И правда, что она разлеглась, вздыхает о жизни, которой уже нет? Пусть это будет очередной маленькой смертью, которая разделит жизнь на «до» и «после».
На место сбора Октябрина приехала за десять минут до назначенного времени. Из вещей – целый чемодан, пусть и небольшой. Обыкновенный дом между двух пятиэтажек, обыкновенные люди сидели на лавках, и только в дальнем углу, в тени дуба, стояли люди необыкновенные. Машину Арсений описал в сообщении заранее: серый джип с наклейкой, названием фестиваля, на заднем стекле. Его Октябрина нашла без труда – больше машин с наклейками во дворе не было.
– Октябрина! – воскликнула Полина, когда увидела ее издалека. Она говорила о чем-то с Борей, который сидел на заднем сидении, высунувшись на улицу, и махала шляпой. – Ты так рано? Мы уже хотели позвонить и сказать, чтобы ты не торопилась.
– Люблю не опаздывать, – пропыхтела Октябрина. Тащить чемодан с автобусной остановки она устала еще до того, как вышла из автобуса – заранее.
– Давай, уберем вещи, – сказала Полина, подошла к багажнику и нажала на кнопку под ручкой. Дверь медленно поехала вверх.
В багажнике машины Арсения – две спортивные сумки и рюкзак Арсения – его Октябрина запомнила еще с его дома. Две пары тапочек, зонтик и пара дождевиков, похожих на большие пакеты. Октябрина хотела уже попытаться закинуть чемодан сама, но Боря встал и подошел к ней еще до того, как она успела приподнять свои вещи.
– Дай и мне джентльменом побыть, а то у нас как будто один воспитанный мужчина в компании, – сказал он, а Полина рассмеялась. В ее волосах, на солнечном свете казавшимися почти золотыми, а не русыми, блестели заколки с подсолнухами.
Боря поднял чемодан и усмехнулся.
– И чего ты туда наложила? Слонов просили оставить с соседками.
– Только самое необходимое, – ответила Октябрина, хоть и смутно представляла, что на таких мероприятиях на самом деле необходимо.
Когда Боря вернулся на сиденье, Октябрина подошла к багажнику и пыталась пристроить чемодан так, чтобы не задеть остальные вещи. Но переживать ей не стоило. Вещи Полины с Борей занимали, может, треть багажника, а рюкзак Арсения был приставлен сбоку, словно в любой момент мог передумать и сойти с пути. Чемодан смотрелся неловко.
– Ты чего задумалась? – спросил Боря и рассмеялся. Сбоку стояла Полина и что-то показывала, без слов, но активно жестикулируя. Она почти стояла на одной ноге, но слишком громко смеялась, чтобы выстоять.
Октябрина удивилась. Она так была занята чемоданом, что даже не заметила, как Полина с Борей снова начали что-то обсуждать.
– А что Арсения нет? – спросила Октябрина и захлопнула багажник. Если на что-то не смотреть, можно поверить, что чего-то нет. – Слушай, Полин, а это точно его рюкзак?
Полина кивнула.
– А что у него так вещей мало? Мы разве на день?
– Да у него просто вещей мало. – Полина улыбнулась, протиснулась между машиной и Октябриной и положила на рюкзак соломенную шляпу. – Живет так, чтобы не жалко было потом потерять вещи.
