Утром Октябрина, как обычно и бывало, говорила с Галиной Георгиевной на кухне. Уроки в учебном году закончились, и Октябрина радовалась даже этому. Уже больше полугода она хотела уволиться, искала новую работу на сайтах с вакансиями, но почему-то каждый раз закрывала вкладку. Октябрина помнила, как тяжело было привыкнуть к работе, как каждый раз, когда приходилось менять магазин на кофейню, она днями сидела дома и отдирала заусенцы на пальцах, лишь бы не думать о новом рабочем дне в новом коллективе. Теперь она хотя бы работала там, где с детства хотела, со знакомыми – есть с кем поговорить в перерыве. Но мысль о смене работы не отпускала. Может, другая школа, хотя к детям Октябрина тоже привыкла. Может, другой вид учебного заведения. Может, частная практика. Галина Георгиевна была другого мнения – она была уверена в том, что нужно «ухватиться» за что-то одно и стараться продвинуться там.

– Катенька, тебе же дадут категорию! – говорила она и помешивала чай в чашечке с лимонами. – Ты попробуй, может, будет хорошо. Тебя же дети любят?

– Ну, не то чтобы любят, но проблем не доставляют.

– Это значит, что любят. Поверь, я знаю. В первый год всегда и везде тяжело.

С этим Октябрина не спорила.

– Я понимаю, – говорила она. – Мне также мама говорила. Нужно перетерпеть.

– Золотые слова твоя мама говорила! – Галина Георгиевна улыбнулась.

Октябрина улыбнуться не могла. Мама пыталась «перетерпеть» все, даже тогда, когда «терпеть» совсем не надо было. Не хотелось перенимать эту черту ее характера.

– Да это же чудо! – Улыбнулась Галина Георгиевна и указала на окно, а Октябрина чуть не подавилась чаем. – Ты посмотри, ты посмотри, какое небо голубое!

«Чудо» прозвучало чужим голосом.

Октябрина вытирала губы салфеткой, а перед глазами стоял образ Арсения, протягивавшего ей руку. Он показал ей два чуда. Третье, видимо, ждало по адресу на бумажке.

В папке «Люди, ставшие известными в двадцать три» много имен. Приходилось даже вспоминать навыки перевода с английского из школы – копирование в переводчик, чтобы перевести некоторые биографии. Имена мелькали перед глазами, причины известности сливались в кашу. Октябрина пролистывала, не вчитывалась, только смотрела на количество. Много, так много, что тошно.

«А сколько лет Арсению?» – подумала Октябрина и вздрогнула. Какое ей дело до возраста человека, которого видела один раз в жизни? Но он не выглядел моложе ее. Может, ровесник?

Чтобы не думать о нем, Октябрина позвонила Жене и хотела поболтать с ней подольше, чтобы чужие проблемы заполнили мысли, чтобы не думать о том, как в собственной жизни все не совсем в порядке. Женя не отвечала, а Октябрина гладила Клюкву по макушке на кровати и чувствовала, как с каждой секундой что-то внутри нагревалось, бежало по горлу. Тайлер висел на палочке семян и щипал их, но когда услышал тихий всхлип, обернулся и внимательно посмотрел на Октябрину. Клюква перевернулась на спину и подставила хозяйке живот. Октябрина набрала номер Жени снова и улыбнулась. Клюква умела поднять настроение, научилась.

Женя ответила минут через пять, но для Октябрины они показались вечностью. Женя начала рассказывать о поездке с родителями в загородный музей и о том, как они говорили ей задуматься о «женихе».

– Мне мама предложила походить вокруг военкомата, – сказала Женя, что-то параллельно громко размешивая в стакане и стуча по стенкам. – Одеться покрасивее, походить, построить глазки.

– И ты серьезно будешь это делать? – выдавила Октябрина. Представлять гуляющую вокруг военкомата Женю в платье и на каблуках совсем не хотелось.

– Нет, сейчас толку нет. Это перед осенним призывом надо. – Женя выпила то, что размешивала в стакане, прокашлялась. – Кстати, меня Никита на свидание позвал, представляешь?

– Чего? – Октябрина даже подалась вперед, словно за слова Жени можно было схватиться как за руку. – Как? Ты же говорила, что он не в твоем вкусе.

– Вкус или не вкус, а видела, как он хорошо выглядит? Да вроде и не особо тупой, у него и машина есть. И в армию его не заберут. У него там что-то с ногой, вроде как «белый» билет.

Октябрина, конечно, Никиту видела, но осознать его красоту и ум никогда не могла.

– Он позвал меня в кино. Хотел в ресторан, но я настояла.

Октябрина помнила, как Женя стеснялась есть на глазах у других. И если перед приятельницей она все-таки свыклась и есть начала, то перед мужчинами боялась.

– Хорошо вам время провести, – только и смогла выдавить Октябрина.

Женя начала рассказывать о том, как выбирает одежду, как ищет путевки на лето. Октябрина слушала, со временем слова Жени слились в белый шум, и даже в нем слышался голос Арсения.

Октябрина сама не поняла, как попросила у Жени прощения, нажала на отбой, бросила нежившуюся на кровати Клюкву и побежала одеваться.

– Галина Георгиевна, вам что-то купить на рынке?

– Катенька, так до рынка тут ехать и ехать, ты в магазине лучше…

– Я прогуляюсь! Погода хорошая! – воскликнула Октябрина и натянула свитер. Проехать десять остановок на трамвае ради рынка уже не казалось ей глупой идеей.

– Да какая ж хорошая, холодно же, – сказала Галина Георгиевна и вышла в коридор. Тапочки большой птицы с липким звуком постучали по мокрому полу. – Пятнадцать градусов. По телевизору сказали, что осенняя погода.

– Ничего, я люблю осень.

– Ну не летом ж, – сказала Галина Георгиевна, но девушка оставила ее замечание без комментария.

Собралась Октябрина быстро. Обулась, схватила с крючка у двери шоппер, закинула в нагрудный кармашек джинсовки банковскую карточку и вылетела из квартиры, даже дверь не закрыла. Уже на улице она поняла, что не взяла телефон, что не накрасила губы любимым блеском, что толком и не причесалась, но возвращаться не могла. Казалось, поднимется, откроет дверь, а за дверью – Арсений. Уйти уже не получится.

Октябрина поднималась к остановке и, казалось, слышала слова мамы.

«Он тебе помог, ты ему пообещала прийти. Это – долг, а долги нужно отдавать».

Родители в долг никогда не брали, даже прикасаться боялись к кредитам или рассрочкам и старались научить Октябрину тому же. Получилось. Но в этот раз Октябрина не чувствовала, что должна навестить Арсения только из вежливости.

Остановку Октябрина благополучно прошла мимо. Большое здание с милицией, салоном красоты и столовой осталось позади, на автобусную остановку девушка даже не взглянула. Она шла по тротуару мимо двухэтажных домов, построенных после войны, смотрела не на ноги, не на асфальт, а куда-то под землю. Она бы шла так и дальше, но носок кроссовка попал в дырку в асфальте. Октябрина полетела вперед, и только вовремя выставленные вперед руки спасли – иначе бы ободрала кожу на лице.

– Твою мать! – прошипела она и обтерла красные ладони о штаны. Завтра будут кровяные корки.

Октябрина села на бордюр, достала из сумки четыре пластыря и заклеила начинавшие кровить болячки крестиком. Холодный ветер пробежался по пустынной улице и разлохматил волосы девушки.

«Только полдень, а уже столько проблем», – подумала Октябрина и вздрогнула. Вздрагивала она сама, по собственному желанию, когда хотела вернуться в реальность. В этот раз не помогло – она снова вспоминала утро.

Еще до завтрака Октябрина разбила свою новую кружку. Потеря по-настоящему горькая: кружка красивая, белая, с милой мордочкой котика, похожего чем-то на Клюкву. Белый цвет ее и погубил – стоило Октябрине отвлечься, поставить чайник на плиту, поглядеть в окно, а потом взять в руку кружку, белый бок ослепил. Кружка упала к ногам и рассыпалась на осколки. Такие мелкие, что издалека их можно принять за жемчужины.

– Батюшки, Катенька, ты чего-то испугалась? – Галина Георгиевна зашла в кухню уже с веником и газеткой.

«Себя, Галина Георгиевна», – подумала Октябрина, а ответила что-то невнятное. Голубь что ли в окно ударился, кто знает. Она уже и не вспомнит.

После завтрака умудрился позвонить Роман. Не сказать, чтобы Октябрина была раздражена его появлением. Просто он был не к месту – как часто бывал. Он позвонил после того, как Октябрина успела пару раз испугаться пылинок в луче света, прочитать грустный пост в интернете и съесть невкусный творог. Позвонил, как и обычно – без предупреждения, без причин. Просто так. Она ответила.