Но и этот отрывок, на мой взгляд, не доказывает веры Полибия в судьбу-Немезиду. Во-первых, из слов самого автора явствует, что судьба весьма редко воздает смертным по заслугам. Перед нами какой-то исключительный случай. Во-вторых, из текста как будто следует, что судьба погубила царей Македонии и государства Селевкидов в отместку за их замыслы против Египта. Но в дальнейшем нигде нет ни намека на то, что беды царей Македонии и Сирии хоть как-то связаны с их планами — кстати неосуществленными! — против Египта. Поэтому я думаю, что перед нами опять литературный образ. Смысл его в том, что участь Филиппа и Антиоха — уникальный пример того, как преступники получили по заслугам. Пока они строили свои гнусные планы против других, их самих сокрушил народ, о котором они и не думали. Напомню еще одно важное обстоятельство. Этот отрывок — не подлинный текст Полибия, а взят из древнего сокращения. Компилятор, кое-что выпустив, а может быть, и изменив несколько акценты и выражения, мог сделать его более резким и определенным.
Итак, мы можем смело утверждать, что судьба Полибия — плод недоразумения; это всего-навсего олицетворение, риторическая фигура, которую по ошибке приняли за нечто большее? Нет. Есть у Полибия несколько мест, говорящих о судьбе как совершенно реальной силе. В начале своей книги он пишет: «Почти все события судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила одной цели; согласно с этим и нам подобает представить читателям в едином обозрении пути, которыми судьба осуществила великое дело» (I, 4,1). Цель эта — подчинение всего человечества римлянам; это и есть великое дело. Поистине удивительная для Полибия мысль! Но самое удивительное дальше. В той же первой книге он пишет: «Римляне не благодаря судьбе… как думают некоторые эллины… не только возымели смелую мысль о подчинении и покорении мира, но и осуществили ее. Доказать это мы поставили целью с самого начала» (I, 63, 9). Итак, в первой книге он пишет, что судьба подчинила мир римлянам и цель его как историка — проследить, как она этого достигла. И буквально через несколько страниц в той же первой книге он говорит, что не судьба подчинила мир римлянам и цель его доказать это читателю!
Это вопиющее противоречие ставит ученых в тупик. Немецкий историк фон Скала{66} отказывается признать, что один человек в одно и то же время мог написать оба пассажа. Он считает, что второе место интерполяция, вставленная Полибием позднее, когда взгляды его изменились. Но это совершенно невозможно. Дело в том, что Полибий не просто обещает доказать, что не судьба вознесла римлян. Свое обещание он выполнил. Мы уже видели, что целую книгу — VI — он посвятил исследованию причин возвышения римлян и причины эти вполне реальны и к судьбе отношения не имеют. Он даже противопоставляет римлянам афинян и фиванцев, которые вознеслись «как бы по капризу судьбы», а потому не заслуживают специального рассмотрения (VI, 43, 1–3). Затем он сравнивает военный строй римлян и эллинистических государств, чтобы «установить причины, почему победа остается обычно за римлянами… Тогда мы не будем подобно глупцам все приписывать судьбе… но будем знать истинные причины успеха» (XVIII, 28, 4–5). Наконец, по мнению всего эллинистического мира, чуть ли не главную роль в возвышении Рима сыграл Сципион Старший. Полибий полностью с этим согласен (X, 2, 1; X, 40, 7). Но мы уже говорили, что историк решительно восстает против всякого религиозного толкования его действий и объяснения побед.
С другой стороны, и первое место нельзя считать позднейшей вставкой автора, если только не предположить, что Полибий сделал эту свою вставку за несколько часов до смерти. В противном случае он должен был бы отредактировать свой текст и убрать режущие слух противоречия. Между тем оба пассажа находятся рядом в одной и той же первой книге!
Немецкий ученый Зигфрид выдвинул другую точку зрения{67}. Он считает, что Полибий страдал раздвоением личности, родом шизофрении. Он попеременно находился в двух мирах — в одном все совершалось по законам разума и строгой причинно-следственной связи; другой был мистическим и иррациональным. Однако при самом придирчивом изучении книги Полибия нельзя заметить ни малейших признаков умопомешательства. И не только современный читатель их не замечает. Не замечали безумия Полибия люди, лично знавшие его — многочисленные греки и римляне, которые не боялись давать ему самые трудные и ответственные поручения. Нет, версию о помешательстве придется отбросить.
Но если оба места не результат позднейших правок и не плод шизофрении, остается единственная возможность. В обоих отрывках слово судьба понимается в разных значениях. Именно к этому выводу пришел в своей блестящей статье о Полибии английский исследователь Варде Фаулер{68}. Каковы же эти значения? Довольно ясно, в каком смысле судьба употребляется во втором случае, когда Полибий хочет доказать, что не судьба вознесла римлян. Ясно потому, что наш отрывок — лишь одно звено в целой цепи, состоящей из совершенно подобных элементов. Когда Полибий говорит, что не судьба и не боги вознесли Сципиона, что не судьба дала римлянам победу над македонцами и, наконец, что богам и судьбе вообще нельзя приписывать важные события в истории, он имеет в виду одно и то же. Под судьбой он понимает либо случай, либо божественную волю и даже некую божественную личность, потому что судьба у него всегда соединена с богами.
Значит, в первом случае, когда он говорит, что судьба совершила великое деяние, объединив весь мир и даровав власть над ним римлянам, он подразумевает не случай и не божественную волю. Перед нами нечто иное, какая-то безликая сила, которая управляет народами. Что же это за сила? Немецкий ученый Гирцель сближает ее с Проноей стоиков, неким мировым разумом, который руководит Вселенной{69}. Мысль, что судьба Полибия напоминает некий мировой порядок, интересна. Однако следует помнить, что это сходство между двумя понятиями, к которым пришли разные люди, двигаясь с противоположных концов. Дело в том, что Полибий стоиком не был, не принадлежал вообще ни к одной философской школе. Замечательно, что он ни разу не назвал свою судьбу Проноей. И вообще нигде не прибегает к очень разработанной стоической терминологии. А он мог хорошо узнать ее из бесед с Панетием. Так что перед нами не философское понятие.
Варде Фаулер утверждает, что судьба Полибия — то же, что природа (physis), о которой он говорит в VI книге, когда описывает круговращение государственных форм (4, 11; 9, 10; 57, 1). Замечу, что в ряде мест Полибий действительно употребляет слова «судьба» и «природа» как синонимы. Говоря о проливах, являющихся входом в Средиземное и Черное море, он называет их созданиями судьбы (XVI, 29, 8). Рассказывая о несчастьях, которые обрушились на Евмена после полосы удач, он пишет, что ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, «как в большинстве случаев природа распоряжается нашими делами», ибо судьба непостоянна (XXIX, 2, 1–2), Наконец, описывая нашествие галлов, он поясняет, что судьба заразила всех кельтов страстью к войне, т. е. все кельты от природы воинственны (II, 20, 7).
Но если судьба и природа одно и то же, почему Полибий употребляет разные термины? Единственная причина этому, говорит Варде Фаулер, заключается в том, что в VI книге речь идет о регулярном, постоянно повторяющемся явлении, в I же книге — о чем-то уникальном. Я бы предложила совсем другое объяснение. Мы видели, что государства Полибий уподобляет живым существам. Подобно этим существам, они растут, достигают зрелости, стареют и гибнут. Вот почему, говоря о них, он прибегает к термину из естественной истории. Все те процессы и механизмы, нам покуда неизвестные, которые заставляют расти и стареть живой организм, он называет термином природа. И соответственно механизмы истории, нам тоже неизвестные, он называет судьбой. Я хочу напомнить один момент, не замеченный исследователями. В I книге Полибий говорит не просто о завоеваниях Рима, а об объединении человечества. Между тем объединение это началось до римлян. В 217 г., по словам самого автора, истории Европы, Африки и Азии соединись в одно. Между тем римляне еще не вмешивались в судьбы Балкан и Азии. Это значит, что началось центростремительное движение. И несколько держав претендовало на мировое владычество. Состязание это выдержали римляне, наиболее к власти этой пригодные. Вот это-то центростремительное движение дело рук судьбы.
