Я придерживаюсь версии об отравлении, и вот по каким причинам. Арат был человек умный, проницательный и, сколько мы знаем, не страдал излишней мнительностью. Кроме того, если бы Филипп уже тогда был прославленным отравителем, Арат, зная ненависть к нему царя, еще мог бы приписать свой внезапно вспыхнувший недуг козням Филиппа. Но в том-то и дело, что Арат был, вероятно, его первой жертвой. Наконец, в то время яды были часто несовершенны, на что горько жаловался сын Филиппа Персей. Мы знаем, что отравленный Филиппом Деметрий, выпив чашу, сразу ощутил боль и дурноту. Арат тоже мог сразу подметить симптомы, убедившие его в отравлении.

О судьбе Поликратии см. комм. 22.

Моммзен Т. История Рима. М., 1936. Т. I. С. 655.

Сотрудничество Филиппа с пиратами реконструировал Вольбэнк (Philip V. Р. 109–111).

Ibid. Р. 113.

Моммзен. История. Т. I. С. 657.

Вольбэнк предлагает иную реконструкцию: Филипп сначала побеждает родосцев при Ладе, потом разоряет Пергам, затем следует битва при Хиосе (Philip V. Р. 118–124; 307–308). Но Тарн, Олло и Скаллард признают ту последовательность событий, который принимаем мы (Тарн. С. 49; Holleaux М. L'expédition de Philippe V en Asie еп 201 av. J. С.// Revue des études anciennes (далее — REA), XXII, 120, S. 244; Scullard H.H. A History of Roman World. L.; N. Y., 2003. P. 246). Мне кажется, она лучше согласуется с последующими фактами. Если бы союзники наголову разбили Филиппа, они не нуждались бы так остро в помощи Рима.

О египетском посольстве никто не упоминает. А между тем это совершенно необходимое звено. Первое. Договор между Антиохом и Филиппом был направлен против Египта, а значит, Египет был самым заинтересованным лицом. Второе. Рим и Египет связывала самая тесная дружба. Третье. Рим в дальнейшим выступает от лица Пергама, Родоса и Египта и требует от их имени удовлетворения у Филиппа. Мы знаем, что Родос и Пергам уполномочили его так действовать. Очевидно, уполномочила и Александрия. Наконец, у Ливия египетский посол называет Египет, Афины и Рим союзниками в борьбе с Филиппом (XXXI, 9). Вольбэнк считает, что египетское посольство прибыло летом, одновременно с Кефисодором. Но к тому времени римляне уже передали ультиматум македонскому царю. Поэтому мне кажется более вероятным, что оно прибыло значительно раньше (Walbank. Philip V. P. 313).

Рассказ Полибия о посольствах потерян. Наши основные источники — Ливий и Аппиан. Известия Аппиана слишком конспективны, версия Ливия восходит не к Полибию, а к анналистам; она путана и полна ошибок. Поэтому нелегко восстановить хронологию событий этого рокового года. Как верно заметил Скаллард, все реконструкции оставляют много неясного (A History of Roman World. P. 505). Этому вопросу посвящено множество работ. Здесь я остановлюсь только на нескольких моментах, имеющих прямое отношение к моей книге. Ливий (XXXI, 1, 10–2,1; 7,6) пишет, что в Рим прибыли послы из Афин, которые в то время были осаждены македонцами, с Родоса и из Пергама и просили помощи против Филиппа. В начале консульского года, т. е. в марте 200 г. предложение воевать вынесено было перед народом. Народ отказался. Тогда консул произнес речь, где доказывал, что Филипп сейчас в положении Ганнибала. Он собирается напасть на Италию, его необходимо остановить. А римляне ведут себя так же, как перед Пунической войной, когда не вмешивались в завоевание Испании и позволили Ганнибалу вторгнуться в свою страну. Тогда народ дал согласие на войну.

Но уже Моммзен заметил, что согласие на войну было дано не весной, а летом. Де Санктис убедительно показал, что было два предложения воевать: первое в марте. Оно получило отказ. Второе — в июле. Оно было принято (De Sanctis. Vol. IV, 1. Firenze, 1953. 32n.). Когда же прибыли посольства? Родосские и пергамские уполномоченные явились в Рим осенью 201 г., причем не поздней осенью. Ибо Полибий сообщает, что, готовясь к зимовке в Баргилии, Филипп уже знал об этом посольстве своих врагов (VI, 24, 1–3). Значит, его шпионы уже успели принести эту весть в Карию. Послы из Афин прибыли после того, как город их осадил Филипп. Сделал же он это после своего возвращения из Карии, т. е. весной 200 г. (Walbank. Philip V. P. 311). Таким образом, у нас есть следующие вехи.

Осень 201 г. — родосцы и пергамцы приезжают в Рим.

Зима 201–200 гг. — Филипп заперт в Карии.

Март 200 г. — консул предлагает войну и получает отказ.

Поздняя весна 200 г. — Филипп возвращается на Балканы и нападает на Афины.

Лето 200 г. — Афины просят помощи у Рима.

Июль 200 г. — римляне голосуют за войну.

Значит, афиняне прибыли в Рим никак не одновременно с пергамскими и родосскими послами, но много месяцев спустя. Большинство ученых считает, что они приехали летом, причем, скорее всего до второго голосования народа. (Попытки де Санктиса опровергнуть это не выглядят убедительно.)

Итак, римляне упорно отказывались воевать в течение пяти месяцев, а в июле вдруг согласились. Что же заставило их так резко изменить решение? Явно не пергамцы и родосцы. Ибо со дня их приезда прошел почти год. И не речи консула. Произошло какое-то новое событие, стал известен какой-то новый факт. Но какой же новый факт случился в июле 200 г.? Только один — приезд афинского посольства. И прибыло оно почти накануне второго голосования. Действительно, наши источники сохранили очень ясное воспоминание, что именно афиняне были причиной войны. У Ливия читаем: римляне «отозвались на просьбы афинян и снова поднялись на войну с Филиппом» (XXXI, 1, 10). Убеждая квиритов воевать и упрекая их в нерешительности, консул с горьким чувством спрашивает, неужели они примирятся с падением Афин? (XXXI, 7, 6). В другом месте Ливий дает несколько иную версию, взятую из другого источника, где посредником между афинянами и римлянами выступает Египет (XXXI, 9, 4). Но в обоих случаях виновники войны афиняне. Поэтому Скаллард справедливо отмечает то огромное впечатление, которое произвели афиняне на анналистов (Scullard. A History. Р. 506).

Поразительно, что известие анналистов находит неожиданное подтверждение. Павсаний описывает памятник Кефисодору и приводит начертанную там надпись, где сказано, что римляне послали войско в Элладу в ответ на его просьбы (I, 36, 5). Об этом же говорит подлинная надпись в честь Кефисодора (Meritt B.D. Decree in Honor of Cephisodorus // Hesperia, V, 1936. № 3. P. 423–427). Таким образом, и римские анналисты, и современники событий, афиняне, были уверены, что война началась в ответ на их просьбы. К этому же выводу пришел Бикерман, хотя он связывает это с миром между римлянами и Филиппом в Финике в 205 г. (по его мнению, этот мир делал римлян гарантами стабильности Эллады, поэтому нападение на Афины давало им официальный повод вмешаться) (Bickermann Е. Les préliminaires de la seconde guerre de Macédoine// Revue de Philologie, de littérature et d’histoire anciennes. 1935, LXI, 55 sq.). Поэтому-то я считаю просьбу афинян последней каплей, побудившей римлян на войну.

Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. С. 217.

Бобровникова Т. А. Сципион Африканский. М., 2009. С. 274; Она же. Письма Сципиона Старшего как историко-правовой источник // Jus antiquum. 2000. № 2.

Это видно из слов Плутарха, что именно Тит настоял на отмене контрибуции и возвращении царевича (Flam. 14).