Однако в начале III в. Пелопоннес еще не был охвачен федеративным движением. Он оставался раздробленным, подчиненным Македонии; во многих городах сидели тираны. Только на севере была небольшая федерация, Ахейский союз. Все источники с восхищением говорят о его конституции. Там последовательно осуществлены были принципы равенства, свободы слова и демократии (Полибий). Все члены федерации имели равные права: старые города не пользовались никакими преимуществами перед вновь принятыми (II, 38, 6–8). Однако союз был слаб и мал. Он охватывал 12 северных городов полуострова. Города эти «были маленькие и малолюдные, земли тощие… владения тесные, примыкающие к морскому берегу, почти сплошь обрывистому, скалистому и лишенному гаваней» (Plut. Arat. 9). О главном их городе говорили, что он занимает в Греции не третье, не четвертое и даже не 12-е место (FHG, II, 51). И вдруг за какие-нибудь несколько лет это маленькое образование пережило головокружительный взлет и стало первым государством тогдашней Эллады. Произошло это благодаря одному человеку — Арату из Сикиона. Жизнь этого человека ярка, удивительна, печальна.
Долгие годы Сикион терзался гражданскими смутами. Наконец первым людям в городе как будто удалось водворить относительное спокойствие. Во главе законного правительства встал Клиний, богатый, почтенный гражданин и известный меценат, благодетель города. Увы, ненадолго. Вскоре один из народных вожаков совершил очередной государственный переворот и сделался тираном. Клиния он убил, а семью его вырезал. Но случилось так, что один из домочадцев Клиния избежал смерти. Его семилетний сын Арат незамеченным пробрался мимо убийц и выскользнул на улицу. Когда его хватились, он был уже далеко. Убийцы бросились по следу. Обезумев от ужаса, мальчик бегал по городу, прятался в темных подворотнях и канавах и наконец забежал в какой-то дом. Хозяйка дома была родная сестра тирана. Однако увидав у своих ног затравленного ребенка, она почувствовала жалость. Она не выдала его брату, наоборот, спрятала у себя, а ночью с надежными людьми отправила в Аргос, где жили близкие друзья его отца (264 г.) (Plut. Arat. 2). Этого дня Арат не мог забыть никогда.
Прошло 13 лет. Жизнь Арата в Аргосе была счастливая, беззаботная и обеспеченная. Воспитатели любили его как родного сына. Юноша получил прекрасное образование. Правда, он мало интересовался риторикой и уж вовсе не интересовался философией. Зато до страсти увлекся спортом и к 20 годам имел уже венок победителя. Говорят, даже на поздних портретах он выглядит очень спортивно. Все пророчили ему блестящее будущее. И вдруг ближайшие друзья узнали ошеломляющую новость: оказывается, Арат втайне думает только об одном — как освободить родной город! Это казалось чистейшим безумием. Сикион был укреплен мощными стенами, у тирана была великолепная армия. Что мог этому противопоставить сикионский мальчишка? Но никакие увещания, никакие доводы разума не действовали на Арата. Он с головой был погружен в свой замысел.
В Сикионе тем временем произошли довольно странные события. Тиран, гонитель Арата, имел слабость к философии. Для него истинным наслаждением было участвовать в философских диспутах. И вот однажды, когда он по обыкновению пришел на лекцию, энтузиасты-философы набросились на вольнослушателя и убили его. Толку от этого, впрочем, никакого не было. Власть вскоре захватил некий Никокл. Действовал он столь же круто, как и его предшественник. Аргос наводнен был изгнанниками и беженцами из Сикиона. Однажды прибыл человек, которого тиран бросил в тюрьму, а он ночью бежал. Арат сразу насторожился, услыхав об этом. Он отправился к чудом спасшемуся земляку. Тот с удовольствием принялся описывать свои приключения, рассказал, как он выбрался из тюрьмы. Арат сразу спросил, как же ему удалось бежать из города? Сикионец отвечал, что нашел место, где к самой городской стене примыкает холм. В ту же ночь Арат отправил верных людей осмотреть стены. Наутро посланцы воротились и рассказали, что все верно — в одном месте стену перелезть действительно можно. Но беда в том, что рядом находится чей-то сад, в саду дом сторожа и у него собаки, маленькие, но злые, как черти. При малейшем шорохе они поднимают оглушительный лай. Нечего и думать прокрасться незамеченным мимо этих бестий.
Арат все это принял к сведению и начал действовать. Прежде всего, он стал заготовлять оружие. Это было нетрудно. Время было смутное. «Запасаться оружием было тогда делом обычным — потому что чуть ли не любой в те времена покушался на чужое имущество и жизнь» (Plut. Arat. 6). Он вооружил верных рабов, привлек самых отчаянных из изгнанников. А через атамана одной разбойничьей шайки нанял отряд его удальцов. Но почти никто из воинов Арата не подозревал, что задумал на самом деле их предводитель. Большинство считало, что он хочет напасть на табуны македонского царя, которые паслись неподалеку. Подобные лихие набеги были тогда не редкостью. Все предвкушали легкую и богатую добычу. У знакомого плотника Арат заказал лестницы. Их разобрали и уложили в ящики. Наконец все было готово. Назавтра Арат назначил выступление. Поздним вечером он отправил в Сикион нескольких надежных друзей. Они должны были сказаться путниками, постучаться к садовнику и попроситься на ночлег, а ночью запереть хозяина вместе с собаками. Утром Арат разбил свое войско на крошечные отряды. Каждый должен был идти отдельно. Люди одеты были как обычные путешественники. Доспехи скрыты были широкими дорожными плащами. Лестницы в ящиках Арат отправил вперед. Местом встречи назначена была Полигнотова башня, местечко на дороге, ведущей в Немею, более чем в 20 километрах от Аргоса.
И вот, когда люди уже вышли из города, Арат внезапно узнал, что в Аргос прибыли соглядатаи из Сикиона. Оказывается, до тирана дошли какие-то смутные слухи о замыслах Арата, и он послал своих людей все проверить. Если он заподозрит правду, все погибло. Арат мигом нашелся. С самым беспечным видом он отправился на рынок. Шпионы незаметно последовали за ним. Они увидали, как Арат останавливается около то одной, то другой лавки и заказывает самую изысканную закуску, вина и венки для гостей, приглашает флейтисток и танцовщиц. Шпионы поняли, что Арат готовит какую-то большую пирушку. Они отправились домой, посмеиваясь.
— Вот уж поистине, — толковали они дорогой, — нет ничего трусливее тирана, если даже Никокл, владея таким обширным городом и такой силой, боится мальчишку, который проматывает свое содержание изгнанника на попойки и удовольствия (Plut. Arat. 6).
Был уже вечер. У Полигнотовой башни собралось наконец все войско. И тут перед ними появился Арат. Когда люди окружили его, он негромко объяснил, куда они идут на самом деле. Все пришли в ужас и чуть было не разбежались. Но Арат в ловкой речи так искусно доказывал слабость врага, сулил им такие соблазнительные награды, что они остались. Но лишь только они тронулись в путь, какие-то люди выскочили из укрытия и стремглав бросились им наперерез. Оказалось, что это те, которые должны были остановиться у садовника и запереть его вместе с собаками. Они подлетели к Арату и сообщили, что садовника-то они заперли, но шавки в руки не дались и убежали. Снова воинов охватили страх и смятение. Снова они готовы были повернуть вспять. И снова Арат бросился их успокаивать. Он уверял, что собаки, конечно, убежали далеко и они успеют проникнуть в город до их возвращения.
Солнце село, но взошла луна, огромная и яркая. Все было видно, как днем. Пришлось ждать ее захода, а заходила она только под утро. Времени было в обрез. Наконец луна скрылась. В полной темноте воины подошли к стене и отыскали указанное соглядатаями Арата место. Они стали поспешно распаковывать ящики, вытаскивать и собирать лестницы. Вот лестницы уже прислонены к стене, первый воин встал на ступень, и вдруг лестница заскрипела и угрожающе закачалась. Стало ясно, что двоих она не выдержит. Значит, надо было взбираться по одному, а сколько времени это займет? Солнце вот-вот взойдет. И тут раздался пронзительный лай. Это были собаки садовника. Они подняли такой визг, такой шум, что казалось сейчас переполошат весь город. А люди Арата были уже на верхних ступеньках! И действительно, «зазвенел колокольчик, замелькали многочисленные факелы, раздался шум голосов и лязг оружия». Воины, вспоминает Арат, замерли на лестницах и перестали дышать. Оказалось, что это начальник стражи со своим отрядом проверял караулы. Но вот отряд прошел мимо, вот уже шаги удаляются, шум затихает вдали. Их не заметили! И они спрыгнули на землю. Небо уже совсем посветлело. По всему Сикиону пели петухи, а в город успели спуститься всего 40 человек. Но Арат уже не мог ждать. Соскочив с лестницы, он бросился прямо ко дворцу тирана. Его маленький отряд напал на охрану тирана и связал ее. Услыхав шум, тиран вскочил, открыл люк подземелья и давно приготовленным ходом бежал из города. «Тут уже занялся день, и театр наполнился народом, который был встревожен неясными слухами, но ничего достоверного о происходящем не знал, пока не выступил вперед глашатай и не объявил, что Арат, сын Клиния, призывает сикионян к освобождению. Тогда поверив, что давно ожидаемый час настал, граждане толпой ринулись к дверям тирана и подожгли дом. Дом быстро запылал, и столб огня поднялся так высоко, что его увидели даже жители Коринфа» (Plut. Arat. 7–9).
