— Иначе говоря, Оуэн, вы предлагаете сохранить поток богатств олигархии, но закрыть возможность конвертации богатства в политическое влияние и власть, не так ли?

— Да, примерно так, — подтвердил миллиардер, — хотя, можно оставить еще что-то вроде церемониальных функций.

— Вероятно, — произнес Перрен, — олигархия не удовлетворится таким набором.

— Понятно, — Гилбен пожал плечами, — Карл I Стюарт тоже не удовлетворился.

— По-моему, Оуэн, ситуация не располагает к шуткам.

— Да, ситуация не располагает, но без шуток как жить? Смотрите, мы с вами применили мозговой штурм, включили эрудицию и логику, изобрели план. Но увы: вероятно, этот план неудовлетворителен. Утешим себя тем, что мы хоть попытались, когда другие не сделали даже этого.

— Черт возьми, Оуэн! Нельзя сдаваться после первой попытки!

Миллиардер снова пожал плечами.

— Наверное, вы правы, но это вне моей компетенции. Я делаю бизнес в высшей лиге, но держусь подальше от игр в орден тамплиеров. Не я тут эксперт по олигархам, а вы.

— К чему вы клоните?! – возмутился Перрен, — По-вашему, я теперь должен в одиночку разгребать дерьмо, которое касается меня точно не больше чем, например, вас? Я могу вообще улететь в какой-нибудь забытый богом Парамарибо и переждать любую войну, включая пиксельную войну. Никто не станет всерьез охотиться за мной, поскольку я не тяжелая фигура, в отличие от вас, например. Скажите, Оуэн, кому из нас двоих больше нужно мирное решение глобально-актуальных проблем?

— Гастон, вы сказали: «пиксельную войну»? – переспросил Гилбен.

— Да. Такое название придумал гуру Талвиц для вооруженного конфликта, при котором военные удары наносятся почти исключительно по ключевым фигурам, без привычных армий, фронтов, линий боевого соприкосновения и ковровых бомбардировок тыла. По существу, октябрьский ракетный теракт Imago Dei и ответные ливийские проскрипции создали готовый паттерн пиксельной войны. Продолжение этого случится, если усилия антивоенных интересантов не станут достаточно эффективными.

— Что ж… — отозвался Гилбен, — …Логика в вашем изложении есть. Но селективная. Вы обошли стороной слишком многое. Такие умолчания не способствуют доверию.

Случилась пауза, довольно типичная для ситуаций, когда в сложных переговорах одна сторона прозрачно намекает на попытку грубого обмана с другой стороны. И Перрен в такой ситуации отреагировал, опять же, типично – вопросом:

— О чем принципиально важном я умолчал, по-вашему?

— Например, о психологической неготовности и физической непригодности олигархов к эскалации пиксельной войны. Надо обладать волей и силой сказочного Геракла, чтобы, являясь легко уязвимым и смертным человеком, драться с противником который умеет регенерировать головы, как гидра. При теракте в октябре, ливийский диктатор лишился четверти черепа, а в уцелевшей части остался скорее фарш, чем мозг. Но даже месяца не прошло, как он выступил перед репортерами в театре Аполлонии, и ходил по сцене, как ни в чем не бывало. В некоторых отсталых африканских странах из-за этого решили, что Хаким аль-Талаа суть аватара некого бессмертного бога. Разумеется, он не более бог, чем осьминог, и его можно убить, только это довольно хлопотная процедура. Между тем, лидеры олигархического блока с легкостью убиваются обычной пулей или осколком гранаты, что наглядно показало проведение ливийских проскрипций…

— Но, — иронично перебил Перрен, — у хуррамитов и аргонавтов нет монополии знаний о регенерации, олорекреации, генных векториках и молекулярном дизассемблере.

— Верно! — развеселился Гилбен, — Это вообще не секрет и открыто лежит в инфосетях! Проблема в том, что применение такого экстремального векторика к себе невозможно скрывать. Это не какой-нибудь векторик для рекреации печени, посаженной от элитной мишленовской диеты. Организм с олорекреацией это другое, что очень быстро заметят блогеры. Как после этого бороться против постгуманизма, за «войны крови»? Готовый сюжет для водевиля: «Негр во главе ку-клукс-клана». Еще сюрприз: олорекреационный векторик перестраивает не только тело, но и отчасти психику. Это аналог подростковых кризисов, из которого пропагандисты «войн крови» раздули мистическую тему. Якобы разрушается душа жертвы, а вместо нее вселяется демон. И, знаете, Гастон: эта нелепая пропаганда сильнее всего ударила по ее же заказчикам. По вашим клиентам-олигархам, элитное образование которых является ремейком нелепых средневековых суеверий. Вы умолчали об этих принципиально важных деталях, не так ли?

В финале монолога, Гилбен изобразил застывшую мимику обиженного клоуна. Перрен вскочил и прошелся взад-вперед, затем остановился и резко взмахнул руками.

— Черт побери, Оуэн! Зачем терять время, говоря о вещах, заведомо понятных вам? Или вообще любому, кто знает диалектику истории! При смене технологического уклада, у традиционной элиты нет шансов уцелеть в конфликте. Но такой конфликт оказывается разрушительным не только для элиты. Вспомним первую половину XX века. И как вам подобный план на ближайшее будущее?

— Если даже на минуту допустить, что вы правы, Гастон, то где альтернатива? Продукт нашего мозгового штурма вы забраковали, не так ли?

— Нет, я не забраковал, а лишь отметил: там не хватает некоторых вещей.

— Вот оно что! И каких же?

— Во-первых, капелька глобальной власти. Это необходимо им, они в некотором смысле наркоманы.

— …Но, — перебил Гилбен, — планета не их личная опиумная плантация. Пусть лечатся от наркозависимости.

— Послушайте, Оуэн, незачем так резко реагировать. Я ведь говорю: капелька. В любом случае, даже в вашей модели децентрализованного мира из равноправных модулей, ряд параметров потребует глобального регулирования. Например, мониторинг загрязнения мирового океана, это ведь объективная проблема.

— Да, это объективная проблема, но если отдать ее под контроль олигархии, то случится свинство, как с парниковыми газами, Парижским соглашением и бизнесом на квотах. По процедуре можно допустить совещательный голос, но не решающий.

— Предлагаю компромисс, — сказал Перрен, — номинальное председательство. Это почти эквивалентно роли конституционного монарха в парламенте.

— Ладно, допустим, так. А что во-вторых?

— Во-вторых, потребительский сегмент супер-лакшери.

— Исключено, — кратко и грустно отреагировал миллиардер.

Перрен посмотрел на него с некоторым недоумением.

— Почему так сразу исключено?

— Потому, — произнес тот, — что сегмент супер-лакшери существует только в экосистеме, известной как «цивилизация великих пирамид». Такая экосистема обречена на коллапс, поскольку изымает слишком большую долю из экономического цикла. Отсюда, кстати, название. Вы знакомы с рассказом Геродота о том, как строительство великих пирамид разорило Древний Египет. Аналогично супер-лакшери разорил глобальную экономику ежегодными изъятиями примерно трех четвертей мирового хозяйственного оборота.

— Трех четвертей? – удивился Перрен, — Не может быть, чтобы так много!

— Может, — спокойно сказал Гилбен, — вы, видимо, не задумывались об аналогии между пирамидами фараонов и комплексами небоскребов финансовых корпораций.

— Подождите, Оуэн! Ведь сегмент супер-лакшери это приват-джеты, супер-яхты, виллы индивидуальной архитектуры, элитные гольф-клубы, эксклюзивные курорты…

— …А также, — продолжил Оуэн, — циклопические церемониальные лакшери-офисы с их содержимым включая не только сами здания и интерьеры, но также офисный планктон, менеджмент и обслугу.

— Церемониальные? – переспросил Перрен.

— Да, — Гилбен кивнул, — это самое подходящее слово. Ведь финансы в XXI веке уже не балансируют экономику, они выродились в культовые церемонии. Это как оккультные действия жрецов с мертвым фараоном якобы для его успешности в загробном мире. Но разберем любой из ваших примеров, хотя бы приват-джет. Это не просто авиалайнер в собственности одного олигарха, а целая экономическая пирамида дизайна и постройки, предполетного и полетного обслуживания, обучения персонала поддержания наземной инфраструктуры для этого. В общем: многотысячная толпа людей, которую олигарх, в процессе лакшери-потребления, вешает на шею мировой экономики.