Среди лиц свиты следует упомянуть престарелого графа Фредерикса[100], министра Императорского двора и уделов и командующего Императорской Главной квартирой по гражданским вопросам, человека, державшегося с величайшим достоинством, обладавшего огромным личным обаянием и весьма любезного.
Граф Фредерикс происходил из старинного шведского рода. Существовало установившееся мнение, что он не участвует в придворных интригах и никогда не пользуется в личных интересах тем влиянием, которое имеет на императора. Его помощником по должности командующего Императорской Главной квартирой был генерал Воейков. Несмотря на то что он был женат на дочери графа Фредерикса, Воейков отнюдь не пользовался расположением своего тестя. Приводились слова, якобы сказанные графом Фредериксом: «Здесь каждый интригует, но более всех – мой зять». О генерале Воейкове сложилось мнение, что он имеет очень большое влияние на царя, однако я не могу сказать, соответствовало ли оно действительности, и никогда не имел тому подтверждения. Гофмаршалом высочайшего двора, который по должности ведал дворцовым хозяйством, был относительно молодой генерал-майор князь Долгорукий[101].
Насколько мне известно, он занимался исключительно своими обязанностями; царь был к нему весьма благосклонен, однако мне никогда не приходилось слышать, чтобы он пользовался своим влиянием на императора.
Командиром Собственного его императорского величества конвоя был генерал граф Граббе[102].
Про него говорили, что он, благодаря своему врожденному такту, далеко превосходившему данные природой умственные способности, чудесным образом избегал влияния различных партий и был весьма ценим как придворными интриганами ввиду того, что никогда не вмешивался в их планы, так и теми, кто от интриг воздерживался, поскольку сам не интриговал, несмотря на близость к царю. Государь очень ценил его за отстраненность от всего, что его непосредственно не касалось. Кроме перечисленных лиц, всегда присутствовали адъютанты, некоторые – постоянно, другие появлялись только на время дежурства.
Рабочий день императора начинался в десять часов утра, не считая того времени, которое он проводил за делами у себя в кабинете. В этот час его величество переходил в соседнее здание, занятое его штабом, где начальник штаба Ставки генерал Алексеев в присутствии генерал-квартирмейстера докладывал ему, зачитывая ежедневные сводки о положении всех четырнадцати армий и четырех фронтов. Генерал-квартирмейстер на заранее размеченных крупномасштабных планах показывал позиции армий и положение населенных пунктов и географических объектов. Затем начальник штаба докладывал о распоряжениях, которые необходимо издать, и о приказах, присланных для утверждения. После окончания части доклада, занятой исключительно решением стратегических вопросов, генерал-квартирмейстер уходил, а начальник штаба докладывал обо всех прочих проблемах, имевших отношение к ходу военных операций. Сюда относились, например, важнейшие основополагающие вопросы, касавшиеся общего положения дел, а также вопросы внутренней и внешней политики, постольку, поскольку они могли влиять на развитие военных событий. Большая часть менее важных проблем, которые на практике требовали только формального одобрения верховной власти, отправлялась в резиденцию царя в письменном виде. Устные доклады продолжались почти до часа завтрака, который был установлен на половину первого. К завтраку приглашалось большинство высших военных чинов из числа находившихся на данный момент в Ставке по личным или служебным делам и желавших быть представленными императору. Приглашались также все высшие чины иностранных миссий. Оставшиеся свободными места за столом – он мог вместить около сорока приглашенных – занимали лица из свиты его величества. За завтраком цесаревич неизменно садился по левую руку от отца. Место, предназначенное для начальника штаба генерала Алексеева, было справа от царя, однако генерал обычно отсутствовал, являясь к высочайшему завтраку только через день; в другие дни и в обед он отправлялся в столовую офицеров штаба. Это давало ему удобную возможность для общения со своими подчиненными, которых он, разумеется, в иных условиях встречал очень редко, а также для того, чтобы переговорить с лицами, прибывшими в Ставку по делам и на беседы с которыми ему иначе приходилось бы тратить свое драгоценное время.
После завтрака все переходили в соседний зал, где царь, переходя от одного к другому, беседовал с теми из присутствующих, с кем у него не было случая поговорить за столом, и с теми, кто прибыл в Ставку для представления государю. После этого он принимал министров и других лиц, приехавших из Петрограда, хотя редко более одного или двух. Эти доклады продолжались до трех часов, а если они к тому времени не заканчивались, то министров вновь допускали к нему с шести часов и до обеда, а в исключительных случаях даже и после обеда. Ежедневно с трех часов и до пяти император с цесаревичем и некоторыми чинами своей свиты отправлялся на автомобиле за город и там, как правило, около часа гулял по лесу или в полях.
К обеду, по обыкновению, приглашалось меньше народу, но главы иностранных миссий присутствовали всегда. Цесаревич за обедом отсутствовал, поскольку обедал несколько раньше и рано укладывался в постель. Один раз в неделю в городском театре с шести часов пополудни до семи с половиной, в основном для цесаревича, устраивалась демонстрация фильмов кинематографа. На это представление приглашались все сотрудники штаба Ставки. На верхние ярусы театра допускались нижние чины Георгиевского батальона[103] и штабные писаря.
Это служило в Ставке единственным развлечением.
По воскресеньям доклады начинались на час позже, поскольку царь ходил к утрене. Зимой, во время затишья в боях, царь посещал фронт и инспектировал войска, находившиеся на отдыхе. В этих поездках его обычно сопровождали наследник и лица из его свиты, но генерал Алексеев при всех обстоятельствах оставался в Ставке.
* * *
В какой-то момент после моего появления в приемной, где уже собрались приглашенные к высочайшему столу, из кабинета императора вышел камер-лакей и пригласил меня пройти для встречи с царем. Произнеся несколько слов приветствия, государь сказал мне, что он избрал меня на роль командующего Особой армией для того, чтобы начальство над гордостью русской армии – Императорской гвардией – попало в умелые руки. Император выразил сожаление, что гвардия, будучи столь мощной силой, в тех случаях, когда требуется энергичный натиск, редко используется с достаточной осмотрительностью и несет большие потери, не приносящие достойных результатов. Я ответил царю, что полностью согласен с такой оценкой. С одной стороны, огромная забота, которой окружена гвардия, позволяет в случае необходимости требовать, чтобы она отплатила за нее царю и Отечеству самоотверженной работой на поле брани. С другой стороны, необходимо также учитывать, что в гвардии собран весь цвет мужского населения России, а потому использовать ее следует только при том условии, что принесенные ею жертвы будут оправданы достигнутыми результатами. Одним словом, «кому много дано, с того многое же и спросится».
Разговор с государем продлился достаточно долго, и, вероятно, повара императора уже опасались, что кушанья переварятся или пережарятся.
Необходимо сказать, что царский стол был очень скромен и не отличался обилием. В общем, кушанья больше напоминали о хорошей и здоровой семейной трапезе. Два дня в неделю считались постными, и мяса не подавали. После обеда я пошел к генералу Алексееву для продолжения разговора. Во время беседы, примерно в десять часов вечера, вошел личный секретарь генерала Алексеева и доложил, что на крыльце – царь, вероятно желающий видеть своего начальника штаба. Генерал Алексеев поспешил встретить государя, и через полминуты они оба уже входили в комнату. В дверях император сказал, что был уверен – наш разговор с генералом Алексеевым еще не закончен, и потому хотел бы дополнительно обсудить со мной вопрос о наилучшей роли, которую должна сыграть Особая армия, а главное – два гвардейских корпуса. Я ответил, что в присланные с фронта предварительные разработки данного вопроса придется, по всей вероятности, внести некоторые коррективы, причем сделать это будет возможно только после знакомства с обстановкой на месте. Пробыв с нами примерно полчаса, царь возвратился к себе в сопровождении Алексеева.
