Дверь была заперта — другого ожидать было бы слишком самонадеянно и глупо. Тогда Лин взяла оставленную для неё пластиковую ложку и стала скоблить бетонную стену, но ложка быстро переломилась.

У неё оставался последний, самый безумный вариант, но безумием было бы оставаться здесь и ждать. Лин зашла в подобие уборной, опустилась на колени, вглядываясь в дыру. Похоже на землю. Она аккуратно, благо, успело накопиться там совсем немного, зачерпнула ладонью землю, а потом ещё и ещё — преград не было.

Глаза Лин сверкнули надеждой; она собрала отходы в простыню и продолжила копать.

К утру Лин обессилела, продолжая заставлять себя грести землю. Чувства притупились, она ничего не слышала, совсем не соображала, а руки не ощущали боли.

Она не услышала, как дверь отворилась.

— Мисс Ван, — позвал её незнакомый голос; она не откликнулась. — Мисс Ван, что вы делаете?

Вдруг ногу Лин закололо, словно какой-то мерзкий жук укусил её, и она обернулась, чтобы отогнать его, но вместо насекомого её ногу уродовала круглая глубокая рана. Она дотронулась до неё грязными пальцами, но тут же была окликнута врачом.

— Мисс Ван, ни в коем случае не трогайте! Важно, чтобы вы не занесли заражения.

Они подхватили Лин за руки и уложили на кушетку, а потом повезли в здание, стоящее особняком. Видимо, оно было неким административным центром этого поселения или госпиталем.

Лин не помнила, что именно она видела по пути, блуждая на грани яви и безумства.

— Мисс Ван, ничего не бойтесь, — сказала женщина, одетая, как медсестра. Она включила стоящий рядом телевизор, на экране которого появился музыкальный клип Лин. — Вот, прошу, напомните себе о своих творениях. Надеюсь, это поможет пережить вам сегодняшнюю операцию.

— Что вы… — прохрипела Лин, но тут же забыла, что хотела сказать, — сегодня… Где Кэри?

— Кто такая Кэри, мисс Ван? — улыбнулась медсестра.

— Она совсем одна…

— Вы обязательно встретите её. Вы ведь не думаете, что жизнь заканчивается со смертью тела? — медсестра приковала ноги и руки Лин к железной кушетке.

— Не знаю…

Лин окружили врачи, что-то обсуждая, делая на её теле пометки чёрным маркером.

Господи, как же отвратительно она выглядела в своём дебютном клипе! Ей ещё не было четырнадцати, но из неё пытались сделать клёвую, дворовую танцовщицу, правда, потом от этой идеи отказались — слишком быстро прошла мода. А вот вершина творчества её продюсеров — Лин, роскошная и дерзкая, сидит на блестящем танке и призывает поклонниц менять парней, выбрасывать вещи и жить на сумму, которую никто из них позволить себе не может.

Живот пронзила невыносимая боль. Лин закричала, но тут же оказалась заткнута железной дугой, стягивающей её челюсти и позволяя только мычать. Она взглянула вниз — её внутренности обнажились, освобождаясь от кожи, смущенно прячась за костями рёбер.

— Мисс Ван, взгляните, в этом видео вы особенно прекрасны!

Лин перевела взгляд на экран: дорогой отель, она во всём своём непотребстве, рядом с невзрачного вида мужчиной преклонного возраста, она целует его и приглашает к своему молодому телу.

— А вот как это выглядит изнутри, — со смешком сказал врач, демонстрируя красный окровавленный мешочек и кладя его в ледяную ванную.

— Не волнуйся, милая, — по-матерински нежно произнесла медсестра, — всё будет хорошо. Ты будешь с хорошими людьми, посмотри, как ты красива. Медсестра взяла Лин за голову, не позволяя опустить её на кушетку и заставляя смотреть, как врач вынимает из неё небольшой, покрытый слизью мешочек.

— Ты голодала? Твой желудочек очень маленький. Представь, насколько сильно стали бы ненавидеть тебя толстяки, увидев его.

Лин вновь завыла, когда врач сделал очередной надрез внутри; боль накатывала не просто волнами — цунами, но сил на крик почти что не оставалось. Силы же душевные исчезли совсем. Она царапала железные наручники до сбитых ногтей; пыталась вырвать руки, пусть даже пожертвовав кистями.

— Эту любит моя дочь, — заметил врач, когда Лин в телевизоре запела одну из своих баллад.

Лин с презрением уставилась на врача, орудовавшего в её теле, и не сводила с него взгляда.

— Ты права, — вдруг сказал он, откладывая инструмент и отходя к столу с другими приборами. Медсестра взяла кишки и выбросила их в чёрный пакет.

Через некоторое время врач вернулся, вставая у головы Лин и рассматривая её лицо.

— Вблизи, ты только не обижайся, без всех этих фильтров выглядишь ниже среднего. Но есть в тебе уникальная черта — цвет глаз, такой на рынке найти очень сложно.

Лин задёргала ногами, всё её тело извивалось в отчаянной попытке освободиться, но медсестра зафиксировала её голову неким подобием шлема.

— За что они с тобой так? Сам не понимаю.., — произнёс доктор и вырезал Лин оба глаза.

Стояла тишина. Редкие голоса доносились из другого помещения, кто-то порой проходил рядом, останавливаясь рядом с Лин и проверяя её.

— … приехал, — донеслось из фойе.

Лин подняли и положили в тесное пространство величиной как раз под неё, похожее на деревянный ящик с необработанными стенками. Она не могла перевернуться, не могла подняться, не могла выпрямить руки — не было места по бокам, могла лишь держать их у груди.

Её вновь подняли, куда-то понесли, а потом положили. Стало куда холоднее, запахло землёй и сыростью.

На крышку ящика стало равномерно падать что-то тяжёлое. Лин облегчённо вздохнула — это не будет долгим, в этом не будет мучения…

— Что теперь? — протрубил, наконец, мой редко появляющийся друг. Я вздрогнул, задёргался, и он выпустил меня из рук.

— Мне нехорошо, — сказал я ему, укладываясь на пол. Мой редкий друг исчез, а постоянный подбежал и ткнулся носом в мой живот.

— Почему они уходят? — спросил я, прижимаясь поближе к его большому тёплому телу и наблюдая, как люди один за другим выносят из дома мебель и упаковывают её в грязный фургон. Мне хотелось подозвать их, но друг укусил меня за ухо, заставляя молчать.

Потом ушли и наши люди, сопровождаемые людьми в белых мешках в большой автобус. Мой друг заметил, как один из них возвращается к нам домой, схватил меня, как недавно носила меня мама, и отнёс в коробку, где я люблю проводить время, когда мне хочется одиночества. Он положил меня, и я заснул, забыв обо всём, и только думал, отчего так приятны эти тесные тёмные пространства?

Они напоминают мне о детстве, которого я не помню, и которого не буду никогда иметь…

Александр ПОЗДЕЕВ

ПЕРВЫЙ ХУДОЖНИК (ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ).

Пришельцы

Территория нынешнего Северного Урала. 14 000 лет до н.э.

С наступлением холодов племя Танака ушло в большие горные пещеры, чтобы пережить долгую и суровую зиму; но десять самых сильных мужчин, конечно, остались на плоскогорье, чтобы обеспечить племя провизией. Правда с охотой в последние дни не везло. Дичь попадалась совсем мелкая, олени удалились в южные края, а вот хищники — наоборот. Они стали активны как никогда и вскоре два охотника из десяти стали добычей.

Танак был молодой и очень сильный воин. Недавно ему исполнилось двадцать лун. По согласию всех мужчин племени во главе с вождём, он возглавил отряд охотников и на его могучие плечи легла ответственность за обеспечение племени провизией. Было очень холодно, снег ещё не выпал, но озеро на берегах которого они жили и охотились, покрылось тонкой коркой льда, из-за чего вылавливать рыбу стало намного труднее.

Зима вступала в свои неизбежные права, она грозила быть долгой и голодной, и Танак, которого, казалось, ничем не испугаешь (за свою недолгую жизнь он пережил несколько страшных схваток с хищниками), только зима и пугала. В этот период времени приходилось выживать, буквально вырывая у смерти каждый день своей жизни.