Вдруг пригодится… — пояснила она.
Я прекрасно понял какой «досуг» имеется ввиду, но из вежливости карточку принял. Похоже, что шустрые дельцы раздавали их всем заселяющимся вне зависимости от времени суток…
Приятель мой заехал за мной утром, и мы отправились на завтрак в какой-то ресторан, где нас уже ждали ещё два приглашённых артиста. Мы были знакомы. Я обрадовался встрече. Поселили их в той же гостинице. Вечером мы должны были сыграть несколько песен на юбилее местной газеты с тем же названием, что гостиница, ресторан, магазины и сам город.
— Спонсоры попросили, — сказал организатор.
К моему удивлению, юбилей был более чем пафосным. Из столицы приехали если не первые, то вторые и третьи лица государства того времени. Бесконечные перемены горячих блюд и специально выпущенная партия водки в украшенных бордовым бархатом бутылках с названием газеты, гостиницы и прочего, включая город. С банкета мы возвращались с полными карманами денег, свёрнутыми в рулоны (аванс!), инструментами и пакетами с едой, и той самой эксклюзивной водкой. Выдохнули и сели в двухместном номере моих друзей артистов. Без галстуков. Я спел несколько новых своих песен, они свои. Каждая песня обсуждалась и сопровождалась добрым глотком эксклюзивной водки. Ничто не предвещало беды. Вдруг один из них резко встал и по-гусарски крикнул:
— А не позвать ли нам девок?!
— Сдались они тебе? Ещё цыган с медведями позови!
— Ну, как знаете! — подмигнул артист и исчез в коридорах гостиницы.
Вот трезвый — человек человеком. А как выпьет — дурак дураком. Девок ему подавай…
На чём мы остановились?
Ах, да. Не успели мы спеть ещё по одной песне, как дверь распахнулась и на пороге возникла стройная барышня-брюнетка. За ней, улыбаясь, стоял наш приятель:
— Смотри какова! Знакомься! Знаменитые артисты! Талантищи! Кстати, мои дорогие гении, не освободите ли на время номер?
Мы взяли водку, гитары и пошли в моё временное одноместное жилище. Время было глубоко за полночь. На следующий день играть большой концерт… Мы ещё поговорили о Бродском, Гумилёве, Анненском. Вспомнили Довлатова. Поспорили, сравнивая его с Чарльзом Буковски… Покурили в холле под пальмами и решились постучать в номер, взывая к совести и профессиональному долгу товарища… Из номера выпорхнула брюнетка, закутанная в одну простынь и с криком «Бешеный какой-то!» скрылась в полумраке коридоров.
— Простите друзья мои! Люблю я это дело… — развёл руками коллега по цеху. Мы укоризненно покивали головами.
— Давайте спать. Завтра… точнее, уже сегодня концерт…
Я с удовольствием вытянулся в своей берлоге и уже засыпал, когда раздался аккуратный стук в дверь. Молодой портье, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, произнёс: Вас просят подняться на седьмой этаж.
— Кто?
— Серьёзные люди. Вы не бойтесь. Только гитару захватите. Я провожу…
Я оделся, взял гитару и поплёлся за портье. Сказать, что это был кабак — ничего не сказать. Это была та самая «яма», хотя и на седьмом этаже, неоднократно описанная в литературе. За длинным дощатым столом сидела компания уголовников. Вместе с ними сидела та самая брюнетка. Уже в чёрной мини-юбке и красной кофте с декольте.
— Присаживайся. Бухнёшь?
— У меня завтра концерт.
— Нет, ты не понял! У тебя сейчас концерт! А про завтра пока не думай. Сыграй нам что-нибудь.
Я спел пару песен…
— Да ему же нет замены! — крикнул кто-то из шестёрок.
— Ша! — оборвал его «бугор». И вдруг крепко обнял меня за шею. — Братишку моего мне напоминаешь. Младшего. Такой же дурень. Мурлычет что-то на гитаре. А зачем?.. Этого не трогать, поняли? Ладно, иди…
Я встал и направился к выходу. Меня догнала брюнетка. В руках у неё был стакан водки и апельсиновый сок.
— Вот. Только вы не подумайте. Это я на свои деньги купила. Мне очень понравились ваши песни…
Я опустился на лавку у выхода, взял из её рук стакан с водкой…
— Ты чего, лярва? Иди работай, стахановка! — её обступили уголовники. — Я сейчас… — произнесла она и тут же получила жёсткий удар ногой под зад.
— Так нельзя! — дрожа крикнул я.
— А ты заткнись и не лезь, пока при памяти…
Удары посыпались на девичий зад со всех сторон. Она побежала. Кто-то свистнул ей вслед… Я вошёл в свой номер и рухнул одетый на кровать, не закрывая дверь…
Проснулся я с рассветом в той же одежде, в которой рухнул накануне. А рядом лежала совершенно обнажённая брюнетка. Зад её был чёрным от кровоподтёков. Я тихонько встал и прошёл к шкафу, где висело моё пальто с полными карманами денег. Все рулоны были на месте.
— Вы извините. Мне негде было спать, а у вас было открыто… Не бойтесь! Я ничего у вас не украла… Мне на вокзал надо…
Мне стало стыдно. — Уезжаешь?
— Нет. Мужа встречаю. Он с цирком на гастроли уехал. Сегодня возвращается…
— Муж?
— Ну да. Только он с гастролей почти совсем денег не привозит. А семью кормить надо. У нас двое детей. Мальчик и девочка. Вот и подрабатываю…
— А-а… А как же синяки?..
— Скажу, что торопилась, с лестницы упала. Он у меня с чувством юмора — посмеётся… До свидания! Спасибо вам!
— Да за что же?
— За то, что вступились. За песни. За приют…
Вечерний концерт мы отыграли вдвоём с приятелем. Говорят, неплохо. Зал был полон. Количество денежных рулонов в карманах увеличилось. Третий наш (любитель женщин) так и не смог подняться. Очнулся он, когда мы усталые вернулись в гостиницу.
— Вы почему меня не разбудили?
— Мы пытались. Ладно. Забей. Вот твоя часть гонорара…
— Как неудобно получилось…
Ночью поезд уносил меня из серого города N., с такими же серыми домами, гостиницей, газетой, ресторанами и людьми. Я курил в тамбуре, прижавшись лбом к холодному стеклу, размышляя о нелёгкой жизни цирковых семей…
ЮНЫЙ КРАЙ
начитался вселенских идиллий,
и решив, мол, удел мой таков,
он улёгся в объятья Итиля…
Нежно Край обнимает река.
Рукавами Край приворожила.
И проходят над Краем века.
И лежат где-то в нём старожилы…
В старика превращался малыш,
приходя из широт беспредельных.
Но всё так же прибрежный камыш
шепчет древнюю из колыбельных…
Бог в заботах о бездне миров
не забыл и про Край этот спящий —
подарил ему розу ветров,
чтобы сны были ярче и слаще…
Как над чадом отец — делово
и заботливо, знающий, вящий,
то Он морем укроет его,
то оставит под солнцем палящим…
Бог подправит слегка материк,
вспомнит Край, подмигнёт, улыбнётся…
И мне кажется мудрый старик
ожидает, когда он проснётся…
Я И ТЫ
Если есть Я — есть и Ты.
Такой вот убогий тандем.
А без меня есть цветы
и множество разных тем…
Толпы согласных на всё —
на зелень и солнца свет.
Существовал же Басё!
Хотя, его, в сущности, нет…
Управляй, если хочешь!
Крути же мои педали!
Прошепчи, между прочим,
в какие несёмся мы дали…
Когда я уйду путём,
философствуя о судьбе
и думая, что растём —
всё равно я вернусь к тебе…
Яна КРИЧЕВСКАЯ
ВЕЧЕРНЯЯ ЛИРИКА
