Затем туман расступился так же внезапно, как и начался. Перед ними во всём величии предстал узкий проход между скалой и пропастью без дна, вызывающей трепет и холод в ногах. Но ещё больший трепет вызывали нависающие над пропастью скалы, местами гладкие и совсем без выступов, местами имеющие ступени. На них и указал Танак.

— Нам предстоит забраться наверх, — сказал он. — Ты можешь вернуться, отказаться. У тебя семья.

— Нет! — отрезал Тапун.

— Тогда лезем. Положиться мы можем лишь на свои силы.

Следующие часы превратились для двух охотников в самое настоящее испытание. Они карабкались, рискуя жизнью, по скале совсем не имеющей выступов, пока не достигли небольшой площадки, где можно было разместиться и увидеть сверху приближение врагов.

— Отсюда хороший обзор, — объяснил Танак. — Мы увидим их приближение, разведём костёр, его отблеск увидят наши друзья и преградят врагам путь. Мы же зайдём с тыла. Я уже был здесь. Смотри, с другой стороны есть тайная тропа, выходящая к пути через ущелье.

Потрясённый Тапум промолчал, но потом спросил:

— Костёр они снизу не увидят?

— Нет. Они как раз — нет.

Потянулись томительные часы ожидания. Врагов пришлось ждать очень долго, и появились они только при свете взошедшей над ущельем полной луны. Мохнатые тени, освящаемые тусклым светом, шли одним единым потоком в большую цепочку, потому что ущелье позволяло перемещаться только так.

Танак уже разводил костёр из средств, принесённых с собой в специальной сумке. Отблеск костра помчался туда, где ждали друзья.

— Пусть горит, тут нет ветров, — произнёс он. — А мы с тобой, как я и хотел, отрежем им путь к отступлению.

Последующие часы превратились для двух охотников в уникальный забег. Не переводя дух, по очень узкой тропке между нависающей скалой и обрывом в пропасть бежать было крайне тяжело. Спасало только чувство равновесия, свойственное людям, выросшим в горах. Тёмные силуэты врагов при убывающей луне замаячили впереди и Танак велел остановиться.

— Будем следовать поодаль, ближе опасно, — предупредил он. — У них хорошо развит нюх.

— Наши встретят их там, а мы зайдём со спины? — спросил Тапум.

— Да, и неизвестно ещё сколько наших заберёт пропасть.

— Если это остановит их, я сам готов быть проглоченным.

Танак предупреждающе вскинул руку. — Началось, брат!

Очевидно, шедшие друг за другом цепочкой, старые люди не ожидали внезапного нападения.

Первые напоролись на копья охотников. Шедшие в середине вступили в битву, насколько это позволила узкая тропа. Последние резко развернулись с намерением бежать, но тут их встретила неумолимая смерть. Копьё Танака с хрустом вошло под рёбра «древнего», после чего выстрелил фонтан крови из перебитой артерии. Танак мощным ударом ноги отбросил убитого, следующий споткнулся о него и замах небольшой, но внушительной дубины оказался недейственным. Танак нанёс ему такой сокрушительный удар по скуле, что тот мгновенно улетел в пропасть. Но с десяток врагов, обратившихся назад, гонимых охотниками, заполнив тропу, представляли угрозу. Тела их были массивные, вместо зубов почти что клыки, и руки (почти что лапы) с буграми мышц, способные держать устрашающее оружие.

Так узкая тропа превратилась в место смертельного поединка. Напирая с двух сторон, охотники буквально смели превосходящий по силе отряд «древних» и долго ещё были слышны предсмертные вопли разбивающихся о дно ущелья полного острых камней. Вместе с «древними» в пропасть упали и трое из охотников. Им не суждено было вернуться домой.

Танак и подошедшие долго стояли на краю пропасти, призывая богов не гневаться за убитых врагов и прося обретение покоя за своих.

Все они молча вернулись туда, где начинались их земли.

— Ну вот и всё, — печально произнёс Танак, глядя в сторону ущелья. — Здесь наши пути расходятся. Я ухожу как мне предначертано и не буду больше ни охотником, ни воином.

— За проход не переживай. Это наша миссия — его охранять, — сказал Тапум.

И тут все увидели, что недалеко на возвышенности стоит девушка, явно принадлежащая чужому племени. Потом подошли и другие; там были дети, старцы и молодые юноши.

— Моё новое племя, — произнёс Танак. — Прощайте!

Танак спешил навстречу протянутым с нетерпением рукам девушки из племени художников. Спешил навстречу новой жизни — сбывшемуся предначертанию.

Эпилог

Пещера. Урал. XXI век.

Мне снились отголоски непродолжительной, битвы произошедшей шестнадцать тысяч лет назад на узкой тропе, между скалой и пропастью. Всего лишь неделю назад мы с папой посетили несколько пещер Северного Урала, полных уникальной наскальной живописи, и для меня — девушки достаточно приземлённой, это стало буквально потрясением. Увидеть наскальную живопись не в каталоге, а воочию, вживую, дорогого стоит, поверьте! Я словно заворожённая дура бегала от рисунка к рисунку и возле каждого задерживалась подолгу, несмотря на ворчание отца. Но особенно меня сразила сцена битвы, в которой одни воины сбрасывали других (более массивных) в пропасть. Рисунку было не менее пяти тысяч лет. Поражало то, как он был исполнен. От него перехватывало дыхание и вскоре ко мне пришла мысль о собственном предназначении на этой земле. Ну разве это когда-нибудь отпустит? Любовь к наскальной живописи полностью затопила моё юное трепещущее сердечко.

Тогда я спросила отца, неподалёку делающего специальные зарисовки:

— Пап, а ведь кто-то когда-то что-то нарисовал самым первым. Кто он был, самый первый художник?

— Нам этого теперь не узнать, — ответил отец. — Но так ли это важно? Главное, что он нарисовал, а другие продолжили.

Помню, тогда в полутьме пещеры я долго стояла, закрыв глаза. Мне привиделся молодой первобытный юноша. Он не жил ни охотой, ни битвами, и руки его вечно были перепачканы всякой краской, добытой из чего угодно. Его судьба была оставлять животных и людей на камне бессмертными. И хотя уже прошло шесть тысяч лет, как юноши нет в живых, сотворённое им продолжит жить в душе девушки из двадцать первого века. А потом, надеюсь, в моих детях и внуках. И так будет продолжаться, пока Мир вновь не свернётся в первозданный клубок.

Юлиана КОРОЛЁВА

ЭЛЬФ, КОТОРЫЙ ВЫШЕЛ В ОКНО

— Во-о-о-он! Тупые недоноски! П-шли во-о-он! Двоечники, лоботрясы! — орал профессор О. Фигель, швыряясь учебниками и пробирками в учеников.

— Я буду жаловаться в профсоюз! Шаги и вопли убегающих по коридору детей стихли за минуту. Профессор, нервно теребя бороду, вернулся в аудиторию. Там по-прежнему пахло клубничным вареньем. На учительском столе лежал недопрепарированный эльф и ворчал, что ему не платят столько золотых, чтобы терпеть безалаберность и непрофессионализм.

— Теперь-то вы довольны? — профессор уткнул руки в бока и шагнул к эльфу.

— Мы так не договаривались! Я буду жаловаться! — эльф испуганно покосился на тушу тролля, застывшую в углу под сковывающим заклятием и повёл плечами, подтягивая с пола прозрачные крылья.

— Ну полно вам, голубчик, — профессор быстрым взмахом волшебной палочки вернул внутренности эльфа на место, взмахнул ещё раз, и разрез на груди затянулся, словно его и не было. — Тролль обезврежен, вы в целости и безопасности!

— В безопасности? Причём тут тролль? Эти ваши недоумки меня чуть не сожрали! — эльф злобно прищурился, приподнялся на локте и сел, вытирая простынёй остатки варенья. — Я не потерплю такого хамства! Вас нужно уволить!

Профессор достал из кармана белый кружевной платочек и вытер со лба выступившие капли пота. Потерять работу не хотелось, к тому же он откровенно недоумевал, с чего эльф так взбесился? Ладно испугался бы тролля — эти твари способны довести до седины даже друг друга. Но чего он взъярился на детей? Дети есть дети, они любят сладости; подумаешь, попробовали его немного. Как устоять перед ходячей кондитерской фабрикой?