Так Уух стал первым художником в мире, а легенда о нём шла из века в век.
Перерождение Танака
Когда рассказ об охотнике Уухе закончился, Танак долго не мог прийти в себя. Он покачивал головой, силясь отогнать всплывающие перед глазами видения, но всё было тщетно.
Между тем гости из другого племени дали понять, что им нужно собираться домой. Танак смотрел на эти сборы с немалой долей грусти. Мелькнула даже мысль уйти с чужаками, но он её отогнал.
В полдень на медвежьем утёсе, на вершинах, откуда открывался вид на долину их племени, Танак попрощался с чужаками. Их путь лежал совсем в противоположную сторону, в те места, где начинались угрюмые и совсем непроходимые леса, куда его племя не знало дороги.
Танак так и не сдвинулся с места, пока фигурки чужаков совсем не растворились в мареве, окутавшем окрестные хребты.
Но на обратном пути он не смог удержаться и вернулся в пещеру. Теперь это место никак не желало его отпускать. Взгляд юноши скользил по животным, поглощённым скалой. Все ещё не доверяя своим глазам, молодой охотник переходил от фигуры к фигуре и делал это очень осторожно, боясь спугнуть, проводя по той или иной фигурке рукой. При том у него просто перехватывало дыхание. Он привыкал и очень долго не мог поверить, что такое вообще возможно. Но он понимал, что жить без этого он уже вряд ли сможет. Вновь и вновь взгляд его скользил по фигуркам и дыхание перехватывало. Он разжал зажатую до того в кулак ладонь, в которой держал кусок угля.
Неуверенно, очень неуверенно он приложил кусок угля к той части скалы, где ещё не было проглоченных животных. Несколько минут пролетели в раздумьях. Перед взором юноши стоял образ недавно убитого оленя. Пальцы задрожали. Уголёк наконец-то пришёл в движение: штрих, чёрточка, штрих, палочки ног, палочки ног; и пришла уверенность. Крошащийся кусок угля, становясь всё меньше, стремительно рождал поглощённого скалой оленя.
Не в силах поверить в содеянное, юноша отошёл, присел на камень и устремил взгляд на нового поглощённого скалой зверя. Так он сидел долго с полузакрытыми глазами, представляя в дивных мечтах, как звери, проглоченные скалой, покидают пещеру, разбегаясь по лесам и долинам. Юноша покинул пещеру на рассвете. Пора было возвращаться в стойбище. Предстоял крайне нелёгкий разговор с вождём, но Танак втайне надеялся на поддержку мудрого шамана Тай-Ти.
Разговор с шаманом. Путь к предназначению. Последняя битва.
В племени отсутствие Танака будто и не заметили. И в этом не было ничего удивительного. В последних промысловых походах удача способствовала охотникам племени и запасов мяса хватало, чтобы дать всем передышку. В эту ночь не спали только сторожевые, охраняющие покой родного племени. Когда Танак вошёл в свою хижину, уже давно болеющая старенькая мать заворочалась под шкурами и стонала. Танак вздохнул, бережно поставил копьё на место и участливо склонился над матерью.
— Ай-Гитри, Ай-Гитри, — залепетала женщина на старинном наречии, почувствовав запах сына.
Из-под шкуры высунулась маленькая рука, испещрённая морщинками. Мать родила его достаточно поздно и очень любила.
— Мама, у тебя нет повода беспокоиться, — сжав родную ладошку, сказал Танак. — Я больше не охотник, и даже не воин. Пора нам учиться искать другие пути, кроме охоты.
От неожиданности старушка даже приподнялась, чего давно не случалось.
— Я поручу заботу о тебе сёстрам, — произнёс Танак, — а мой путь лежит в серебряные земли, где люди научились сохранять животных на камне.
Старушка задумалась на минуту. Вообще она была одной из самых мудрых женщин племени.
— Сын мой, — выдержав паузу произнесла старушка, — обратись к шаману. Иного пути нет. Мудрость только у него.
Танак склонился в почтении. Он решил не медлить и отправился к нему тот же час.
У хижины, где обитал шаман, его встретила жена Тай-Ти, и, на его удивление, склонилась в поклоне.
— Он давно ждёт тебя, — произнесла женщина.
Склонив голову, как и положено, Танак вошёл в хижину. Старик сидел на шкурах. Он был стар, очень стар. Никто в племени уже не мог сказать, сколько шаману лун и солнц. Повелительным жестом старик пригласил его сесть.
Старец держал молчание долго. Юноша терпеливо ждал. Он понимал, что старец видит сейчас гораздо больше, чем видел бы обычный человек. Он ждал, что старец укажет ему предназначение, и не ошибся. Жена шамана вошла и, незаметная как тень, села в углу. У шамана, видимо, не было возражения против её присутствия.
Наконец тяжёлый вздох шамана положил начало речи, в которой юноша услышал то, что так жаждал услышать.
— Русло реки твоей жизни, о сын великого охотника, скоро повернёт в другую сторону. Множество животных и людей оставишь ты навечно жить в камне. Не убивать тебе. Отныне суждено их сохранять. Навеки…
Но тут старец почему-то внезапно осёкся и закашлял.
— Да, это произойдёт. Но прежде, глаза мои плохо видят перед собой, но то, что далеко, они видят хорошо. Старые люди идут сюда. Старые люди всегда несут смерть и разрушение. Их нужно остановить, не дать им пересечь Чёрное ущелье. Танак, возьми с собой нескольких воинов. Многих не бери. Ваше преимущество в том, что вы хорошо знаете эти тропы, а они — нет; их всех нужно сбросить в пропасть, но их очень много…
— Мы сделаем это, — поднимаясь, уверенно сказал Танак.
— И последнее, — произнёс шаман. — После победы над старыми людьми тебе сразу нужно уходить.., уходить к народу, который сохраняет животных в камне. Это жестоко, знаю. Но на пути своего предназначения обратных дорог нет. Вернуться сюда означает для тебя утрату пути, а путь простого охотника — не твой путь.
— Я услышал тебя, Тай-Ти. Всё так и сделаю. Единственное попрошу, чтобы позаботились о моей матери и достойно проводили её на тот берег жизни.
— Об этом не переживай, — заверил мудрец. — Выступайте на рассвете, времени осталось мало.
Они покинули племя на самом рассвете. Дюжина крепких мужчин. Все старики, женщины и дети ещё крепко спали. Никто их не провожал, не плакал по обычаю. Мужчины хорошо понимали, что не всем суждено было вернуться обратно. Дикие старые люди беспощадны к врагам, они живут войной и разбоем. Их готовят к этому с детства. Когда-то, — много лун назад, два теперь разных народа, живущих по разные стороны горной гряды, были одним единым племенем и когда в их земли вторглись старые люди, они получили достойный отпор. Но так получилось, что война разделила один народ на два разных. Были большие потери, множество крепких мужчин погибло, после чего половина племени приняло решение отделиться и уйти в труднодоступные для чужих племён горные районы, чтобы никогда уже не воевать. Племя Танака же осталось при озере и долине. Прошло много лун и солнц и уже мало кто помнил, что два народа были когда-то единым целым.
Путь храбрых охотников занял два солнца (два дня), прежде чем они достигли Чёрной гряды, где кончался привычный мир и начинался за ущельем, обозначенным страшной пропастью мир неведомый, где никто из живущих не бывал, не пересекал черту никогда. Это было под запретом старейшин.
Узкий перешеек соединял два мира — внешний, откуда приходила опасность, и мир охотников, веками живущих под защитой гор. Перед перешейком отважные охотники залегли за серыми валунами в ожидании противника. Танак был спокоен как никогда. Минуты покоя позволяли ему развить необходимую стратегию.
Продумав всё, он обратился к тем, кто пришёл с ним остановить старых людей.
— Тапум, дальше мы пойдём вдвоём. Остальные займут место здесь и будут ждать. Если мы не вернёмся, ваша задача — ценой жизни остановить старых людей!
Возражений не последовало. Все понимали, насколько всё серьёзно.
Танак и его сводный брат Тапум попрощались со всеми и вошли в пелену окутавшего перешеек перевала плотного тумана. Путь приходилось прокладывать почти вслепую, настолько туман был плотен и был риск вовсе не заметить приближающихся врагов.
