— А кто? — вкрадчиво спросил я. — Кто тебя надоумил обвинять меня и моего человека?

— Васильев! — не раздумывая, ответил боярин. — Твой боярский сын!

— Лжёшь, паскуда! — проревел Сильнов, и вышел из-за моей спины. А стены, что продолжали тлеть, тут же стали покрываться ледяной коркой. Силён дядя Саша, ничего не скажешь.

— Не лгу! Правда это! Именем Перуна клянусь! — быстро-быстро заговорил Лоскутов. И даже бросил свой меч на пол, отступив на пару шагов.

— Зачем ему это? — спросил я, не сильно-то и удивившись. А вот Александр Сергеевич, хоть и перестал наступать на боярина с семьёй, но принимать эту новость не хотел.

— Он сказал, что тебе будет не до расследования, — ответил бледный, как полотно, Лоскутов. — Что в это время ты сцепишься с родом Кусаиновых.

— Не понял, — покачал я головой. — Как это всё связано?

— Я не знаю! — тихо сказал боярин. — Всё что знал — уже рассказал. Спрашивай у своего человека.

— У него мы спросим, не сомневайся, — произнёс Скворцов, пока я раздумывал. Он и остальные старики, оказывается, тоже успели подняться и зайти в спальню, хоть в штурме и не участвовали. — Твой какой во всём этом интерес?

— Отвечай! — рыкнул я, видя, что Лоскутов замялся.

— Деньги! — выкрикнул он. — Мне заплатили! Тысячу золотом.

— Понятно, — кивнул я. Постоял десяток секунд молча, и изобразив спокойствие, отдал тяжёлый для меня приказ: — Александр Сергеевич, передай моим воинам, что у них полчаса на разграбление дома. Затем проследи, чтобы всех жильцов и слуг из него выкинули на улицу.

— Сделаю, боярин.

— Лао Хе, как только убедишься, что внутри никого нет, можешь сжечь усадьбу!

Развернувшись и не слушая умоляющих криков Лоскутова, я вышел из спальни и пошёл вниз. Следом топала троица стариков.

— Не слишком ли круто, боярин? — раздался сзади голос Кустова.

Резко остановившись, я моментально обернулся и посмотрел в глаза чуть не врезавшегося в меня деда.

— Круто? — вкрадчиво спросил я, стараясь не показать все свои чувства. Хоть мы и подозревали, что замешан кто-то из своих, но после подтверждения этой информации злость и какая-то детская обида просто переполняли меня. — Не ты ли недавно говорил, что стоит лишний раз показать силу нашего рода.

— Да я… — смутился старик. Но я его перебил.

— Круто было бы, если я велел сжечь дом вместе с людьми! А так — это всего лишь предупреждение остальным!

— Мы всё поняли, боярин, — быстро произнёс Скворцов, задвигая Кустова себе за спину. Я что, такой страшный?

— Откуда у Васильева тысяча рублей? — справившись со злостью, спросил я. — Он что, настолько богат?

— Очень сомневаюсь, — покачал головой Скворцов.

— Значит, кто-то ему их дал. И нам нужно будет выяснить, кто именно.

— Сам будешь спрашивать, боярин? — спросил третий дед, Невзгодов.

— Нет, — покачал я головой. — Боюсь не сдержаться. А он живой пока нужен.

— Тогда мы сами, — кивнул Скворцов.

— Справитесь?

— Справимся. Но, на всякий случай, десяток воев возьмём. Васильев хоть и не сильный, но ушлый.

— Действуйте! — дал я добро и пошёл дальше.

Во дворе чужой усадьбы всё ещё пылала огненная клеть с заключённым внутри неё Стихийником. А мои воины сгрудились вокруг и давали ему советы, как выбраться. Настроение у них, в отличие от меня, было превосходным. А вот я отчего-то захандрил.

— Егор, — подошёл я к Зареченскому, который стоял чуть в стороне от остальных, вместе с пятёркой Михалёва. — Поехали домой.

Дома мне сильно захотелось напиться. Но я сдержался, понимая, что это не выход. А вот чего я не понимал, так это из-за чего так расстраиваюсь. То, что Васильев не самый хороший человек, я знал раньше. Но, наверное, предательства от него всё же не ждал. Он же, как и другие боярские дети, давал мне клятву. А теперь, благодаря его стараниям, погиб Бэй Линь.

Гонец от моих людей прискакал уже вечером, когда стемнело. И передал, что Скворцов просит прибыть лично. Я согласился, но на всякий случай взял с собой Егора и Михалёва с пятёркой. Кажется, верить кому-либо, я теперь не смогу.

Мои боярские дети общались с Васильевым, которого, по словам гонца, взяли без особо труда, в строящемся посёлке. Точнее — на самом его краю, в большом сарае, где хранился различный инструмент.

Находились тут все три деда, Сильнов, Лао Хе и даже Мастер Шень, который к Лоскутову с нами не ездил.

Был тут и Васильев.

Боярский сын был растянут на неком подобии дыбы и выглядел ужасно. На лице не было живого места. На обнажённом теле множество ожогов и порезов. Даже куски кожи сняты в нескольких местах. А ещё у него не хватало кисти левой руки. Лишь культя, перетянутая ремнём.

Но вот его глаза горели лютой ненавистью. Которая только усилилась, стоило ему видеть меня. Мне даже показалось, что сейчас он скажет какую-нибудь гадость. Но нет. Видимо от этого его уже отучили.

— Ну что тут? — разглядывая пленного, поинтересовался я.

— Крепким оказался, скотина, — сплюнул на земляной пол Скворцов. — Если бы не Мастер Шань, то хрен бы мы его разговорили.

— Узнали?

— Узнали, — как-то совсем невесело произнёс Сильнов. И повернувшись к Васильеву, приказал: — Говори! Расскажи своему боярину, кто уговорил тебя предать!

— Соболь! — растянув в улыбке беззубый рот, ответил боярский сын. И хрипло рассмеявшись, спросил: — И что ты теперь будешь делать, боярин?

— Брат, я всё же не понимаю, зачем нам эта война? — Павел Балховский, младший сын ныне покойного князя Ростислава Балховского, недовольно нахмурился.

— Ты просто не слышал всех этих разговоров в столице, Паш, — отмахнулся Пётр Балховский. Наследник Ростислава, а теперь и сам князь. — Эти шакалы в открытую смеются над нашим родом. А отца, который умер во сне, побывав в княжестве Ульчинском, иначе как трусом и не называют. Мне пришлось убить троих бояр на дуэли, прежде чем все заткнулись. Но это не значит, что болтать перестали меньше. Просто теперь шепчутся по углам.

— И что нам до мнения каких-то худородных бояр? — пожал плечами младший брат. — Они всегда шепчутся. Но надолго их не хватает.

— Да если бы дело было только в этом. Но другие князья теперь тоже смотрят косо. У нас уже сорвалось четыре крупных заказа. Четыре! За совсем малое время. Мы, конечно, не обеднеем. Но всё это лишь первые ласточки. Боюсь, что если так будет продолжаться, то наше княжество решат попробовать на прочность. И не факт, что мы сможем выстоять. У наших бояр тоже есть уши, и не все из них помнят, что такое честь.

— И поэтому ты сам решил устроить войну? Сыграть на опережение?

— Это одна из причин, — кивнул Пётр. — Если мы сейчас быстро победим и женим тебя на Ульчинской, то все заткнутся. Нас снова начнут бояться.

— А другие причины? — поинтересовался младший Балховский.

— Другие? — старший брат с сомнением посмотрел на Павла. — У тебя будет своё княжество.

— Ты же знаешь, я никогда не стремился к власти, — скривился Павел.

— И это плохо! Амбиции никогда не бывают лишними. Тем более у княжича. А если ты и дальше будешь лишь куролесить с друзьями, да брюхатить боярышень, то станешь похож на отцова байстрюка. Вспомни, как он закончил.

— Не смей меня даже сравнивать с этим ничтожеством! — гневно воскликнул младший, сжав кулаки. — Из-за этого ублюдка у нашего рода всегда были лишь проблемы! А отец этого словно не замечал. Носился по всему княжеству и затыкал недовольные рты золотом.

— Именно поэтому я и хочу сделать тебя князем Ульчинским, — жёстко произнёс Пётр. — Не дай Светлые Боги тебе стать таким же.

— Но это же не единственная причина? — немного подумав, спросил Павел. Мысль самому стать князем отторжения у него не вызывала. Скорее — наоборот. — Есть ещё что-то?

— Есть, — кивнул старший. — Мне не даёт покоя смерть отца. Я не верю, что у него вдруг внезапно остановилось сердце. Да и само поспешное бегство легиона из Ульчинского княжества мне тоже не нравится. И ведь не спросишь ни у кого, в чём причина.