— Видела, но они вам подчиняются, а я свободная. Не подчиняюсь вам и ничего не даю, как они. Не делюсь силами.

— Не важно. Ты друг Максимо, и этого мне достаточно. Пока ты не убиваешь и не портишь жизни окружающих людей, я буду рада видеть тебя здесь в качестве важного для жителей нашего дома гостя.

— Хорошо.

Девочка, наконец, вышла из-за дерева и встала напротив меня, выпрямившись во весь свой небольшой рост. Светлые, почти прозрачные волосы Момо были стянуты в аккуратные косы, лишь пару прядей у небольших ушек наслаждались волей. У девочки не было челки, а пробор смягчал полупрозрачный вид ребенка. Думаю, при жизни на бледном, почти белом лице, он выделялся куда как сильнее. Как и губы с четко очерченным контуром.

— Что вы хотите спросить у меня? Про того мужчину, с которым уехал жилец из дома, во дворе которого недавно откопали кости?

— Ты его видела? Какой он?

— Старый мужик с хвостиком и в глупой шляпе, — пожала плечами Момо, словно таких случаев на ее памяти была сотня-другая. — У него много волос в хвосте, что выглядывал из-за ворота. Когда он оглядывался по сторонам и крутил головой, они вылезали.

Показав, как сильно мотал головой мужчина, девочка снова посмотрела на меня, ожидая новых вопросов.

— Насколько он был старым?

— Как вы, — снова пожав плечами, сказала девочка.

На вид ей было не более десяти лет. И, наверное, для нее мы все очень старые. Даже подростки считают едва ли не древними развалинами тех, кто отметил всего лишь тридцатилетие.

— А глаза? Может, фигуру запомнила или какие-то украшения на его одежде? Мне все важно знать про этого мужчину в шляпе. Какая она была?

— Нет, я не разглядывала его, смотря в лицо. Я пряталась и следила, чтобы он и его странные призраки меня не заметили. Сидела на дереве в листве и не шевелилась. Шляпа, куцый толстый хвостик и то, что он старый. А шляпа, плащ и сапоги у него были, как у всех взрослых. Такие многие носят даже сейчас, если ожидается ветер и дождь. Даже у папы Максимо есть что-то похожее, а он призрак.

— Этого мало, Момо. Для поисков подобного описания нам, следователям, будет очень мало. Пожалуйста, вспомни еще что-нибудь про него.

— А еще он был слабым, — кивнув, как взрослая, головой, выдала новый кусочек информации призрак, обескуражив меня.

— Слабым? В каком смысле — слабым?

— Магия в нем была, как тонкая ниточка. Две ниточки, но обе очень тонкие. Дерни за них и порвутся в один миг.

— А какие именно ниточки были? Может быть, ты запомнила их цвет? Или знаешь, к какой магии они относились?

— Одна как у вас, из тех двух, что более тонкая. А вторая — как у одного из ваших вчерашних гостей и мамы Максимо. Нет. У каждого из гостей, что приходили вчера было по одной из магий, как у него, но они очень сильные, а он слабый-слабый. Как канат и нитка пряжи, если их сравнивать. Я не училась магии и рисованию, не смогу назвать цвета правильно, простите меня.

— Значит, он был некромант и начертательный маг, — произнесла я, скорее, для себя самой, чем для Момо или сидевшего недалеко от нас Максимо.

У Кристофера и Альтара было по одной магии, ошибиться она не могла.

Эта информация была куда важнее, чем предыдущая.

— Я не училась магии, — снова повторила Момо, пожав плечами. — Была маленькой и подсказать не смогу. Разве я не объяснила, каким его видела? В нем была черная нитка и болотная. Какие это магии?

— Некромантия и начертательная. Спасибо еще раз, Момо. Можешь точно сказать, как долго он следил за домом Тадеуша, прежде чем похитить его? Делал это сам или отдавал приказ призракам?

— Он сам приходил лишь один или два раза, а вот его призраки очень долго. Почти целый год прятались от других духов, пока наблюдали за ним, как в самом доме, так и в других местах, в которых он часто бывал. Просто делали это не стоя на земле, как мы, а сверху, — задрав палец вверх, она указала им на небо и крону дерева, у которого мы разговаривали. — С деревьев, крыш… Со всего, что не бросается в глаза другим призракам и тем, кто их может видеть. Такие странные со своими цепями, в страшной одинаковой одежде. Грязные и скорее всего, вонючие. Хотя мы не пахнем, как вы знаете, но пятна и нечистоты не могут благоухать цветами.

— Знаю. Параметр запаха остается у тела, а души… Они чисты, если сам человек не был преступником. Если у них не было противного запаха, значит, они не убийцы. Воры и мошенники. Сколько всего таких призраков ты видела?

— Пять или даже шесть, не знаю точно. Издали парочка из них очень похожи внешне. И я могу и ошибаться, утверждая точно. Простите.

— За что, Момо, ты просишь прощение? Сегодня ты рассказала нам столько нового и особенного, о чем мы даже не догадывались, работая в команде. Ты замечательно поработала, собирая информацию и оставаясь незамеченной. У тебя настоящий талант к слежке на расстоянии.

— Не думаю, что меня не замечали, — тяжко вздохнув, созналась девочка-призрак. — Просто они не прогоняли меня, даже когда видели. Как будто жалели. Меня все взрослые жалеют, потому что я умерла, так и не начав жить, по их мнению. Помочь они уже не могут, но и относиться иначе тоже.

Я понимала душевные порывы тех, кто видел Момо и с первого взгляда проникался сочувствием к белокурой малышке в костюмчике, состоящем из шортиков, гетр и блузы с высоким воротом. С туфельками на устойчивом каблучке с плетеными застежками, украшенными вышивкой из вьюна с розами. Дорогая работа, значит, и семья у нее была не простая по меркам того времени.

Однако, меня заинтересовали подобранные Момо слова. Именно на них я и заострила внимание, а не на ее попытках вызвать сочувствие. Не думаю, что она страдает, живя столько лет в качестве призрака.

— Ты сказала, что не прогоняли тебя. Значит, других призраков его подчиненные духи прогоняли со своего пути?

— Да! Кажется, они делают это нарочно, испуская какие-то волны. Может, не они сами, а их страшные цепи, что висят на их шеях. От них и правда, веет холодом, болью и обреченностью. Если бы я не боялась, что меня накажут, если найдут, то тоже убегала каждый раз, как видела их.

— Они настолько страшные?

— Просто жуткие! Как посмотрят своими глазами на худых лицах, сердце в пятки уходит! Хоть оно у нас и не бьется, страшно просто ужас, — эмоционально поделилась со мной девочка, обняв себя за плечи руками.

Сейчас она и правда, делилась сокровенным, и теперь я могла ее пожалеть, зная, что слова будут к месту и ко времени.

— Как же тебе было страшно, малышка. Все прошло, и они вряд ли придут к тому дому снова, потревожив тебя. Но ты и сама справилась, молодец. Такую смелую девочку еще поискать придется.

— Да! А еще тот слабый мужик с хвостиком носит на руках много колец. Как леди, что наряжается, не зная меры. На каждом втором пальце по кольцу! А когда он зарывал тело того жильца в его же саду, у него появилось еще одно! Зачем же так сильно украшать себя?

— Не знаю, Момо. У таких продуманных типов, как он, каждая вещь должна быть со смыслом. И кольца, и призраки, и даже его слежка должны иметь практический смысл. Не волнуйся, однажды я найду ответ на твой вопрос. Теперь, когда ты столько всего нам рассказала, наше расследование сдвинется с мертвой точки. Нам не хватало фактов, которыми ты сегодня поделилась. Пусть не завтра сдвинется, но уже гораздо быстрее.

— Вы поймаете его и освободите призраков, ведь правда? — спросила Момо, сделав ко мне еще один шаг.

Пришлось остановить качели полностью, чтобы не задевать ее призрачные ноги. Пусть она ничего и не почувствует, выглядит это как неуважение.

— Мы будем очень стараться, Момо. Честное слово, будем.

— Хорошо. Я буду ждать слухов и сплетен, что он, наконец, пойман, а его слуги-призраки свободны, — совсем серьезно, несмотря на юный возраст, произнесла она, смотря на меня далеко не как десятилетка.

— Знаешь, я понимаю, что ты, возможно, устала и прошло много времени. Но, может быть, ты сможешь нарисовать лица призраков?