Одежда, которую он носил, не отличалась особой изящностью. Это был простой наряд, без излишеств. Длинная, темно-зеленая куртка до колен, черные штаны и сапоги. Поверх нее, если было прохладно, он одевал старый, но добротно сделанный плащ с капюшоном, подбитый медвежьим мехом. Куртку, обычно, он подпоясывал кожаным ремнем, на котором висел короткий кинжал и стилет.
Он успел проявить себя как умелый и стойкий боец в многочисленных битвах вместе с друзьями своими, Эвераном и Артадором, сыновьями князя Бельтегира. Ассам отличался беспримерной храбростью, хладнокровием и яростной ненавистью к врагу. Путешествия воспитали в нем твердый характер и решительность. Он был человеком слова и никогда не давал пустых обещаний. Но Лелиэль полюбила его не только за это. Ассам был очень раним и нежен глубоко внутри. Он обожал котят, щенят, мелких пташек и природу.
Сейчас он торопился за Келехиром, огорченно раздумывая, как он будет рассказывать незнакомому эльфу о случившейся в его отсутствии измене.
Келехир лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку и горько плакал. Он даже не повернулся на звук открывающейся двери. Холодные шахты Хириин-Раура отняли у него не только два года жизни. Они высосали из него всю радость и украли у него солнце. То солнце, что согревало его теплом своей любви. То солнце, что отныне будет светить кому-то другому. Тому, кто не изведал и капли тех страданий, что выпали на его долю.
«Как она могла? – Думал он, захлебываясь слезами. – А ведь говорила, что любит»…
Мысли роились у него в голове. Они были тяжелые, безрадостные и бесконечные.
«Хм, Келехир, – смущенно позвал его Ассам, и присел на кровать рядом с эльфом. – Ты бы не расстраивался так, не убивался. В жизни ведь все бывает».
«Расскажи, – глухо попросил его эльф, поворачивая к далламарийцу злые, и красные от слез, глаза. – Как все случилось?»
«Да рассказывать-то особо нечего, – просто ответил Ассам. – Она ждала тебя, долго ждала. Но ты все не появлялся и не появлялся. Зато появился этот эльф из Симериля, и она влюбилась в него».
«Кто он?» – зловеще прорычал Келехир.
«Да я толком-то и не знаю, – продолжил Ассам, неуверенно пожав широкими плечами. – Я был в Бусте, когда это случилось. Лелиэль говорила, что вроде из магов или алхимиков какого-то древнего рода. Но разве это так важно теперь?»
Ассам был прав. Это вовсе не было важным теперь. Прошлого не вернуть.
«Лучше бы я погиб там, в этих проклятых Железных Горах». – С горечью подумал Келехир.
Далламариец, заметив, что его утешения совсем не возымели действия, пожал его руку и тихонько вышел.
«Ненавижу! – Кричал Келехир, мысленно возвращаясь под Белион. – Ненавижу тебя, Набуриэль! Ты исковеркала всю мою жизнь! Будь ты проклята, отродье Тьмы! Будь проклята!»
Сердце его вдруг екнуло и отозвалось жуткой, нестерпимой болью. Как будто бы в него вонзили сразу несколько кинжалов и повернули их вдобавок.
«Будь ты проклята, чертова мышь!» – вслух заорал эльф, в ярости колотя по подушке.
«Не смей так говорить! Не смей! – Послышался низкий, заходящийся от злобы голос. – Больше никогда не говори так!»
Голос перешел на визг и исчез. Вместо него в сознание эльфа вторглась боль, исходящая от сердца. Оно словно горело от возмущения и билось быстро, громко и тревожно. Боль усиливалась и становилась все обширней и обширней, разливая жар по всему телу. Оно явно мстило Келехиру за необдуманные слова.
«А!» – вскрикнул эльф, задыхаясь. Он потерял сознание и скатился с кровати на пол.
Очнулся он через некоторое время. Вокруг были встревоженные лица родных и друзей. Они стояли около кровати и смотрели на него. Заметив, что эльф пришел в себя, они облегченно вздохнули. Рядом с ним сидел отец и лечил его, положив руки ему на грудь. От его ладоней исходило успокаивающее тепло. А пальцы лорда (или так показалось Келехиру?) один за другим вынимали из его сердца острые кинжалы.
«Что произошло, Келехир? – лорд Эмариэль был взволнован. – Ты так громко кричал»…
«Я не знаю». – Ответил тот, понемногу приходя в себя и пытаясь сесть.
«Я вспомнил Белион и ту ночь осады, – пояснил он, откидываясь назад. – Вспомнил Набуриэль. Ой! Вот, опять»…
Он схватился за грудь. При упоминании имени Предвечной мыши, сердце кольнуло чуть сильнее.
«И, что?» – вмешался Бельтегир, слышавший крик Келехира в самом дальнем крыле дворца.
«Я, кажется, проклинал ее». – Признался эльф и, устыдившись, закрыл глаза.
«Ой, это зря, – ляпнул Эверан не к месту. – Ты же знаешь, Келехир, как у нас говорят. Кто Набу проклянет, тот и дня не проживёт».
«Ты что? – одернул его князь и чувствительно толкнул среднего сына в плечо. – Ты что мелешь-то?»
Эверан промолчал, насупившись и переглянувшись с Ассамом. На лице далламарийца читалось неодобрение.
«Набу здесь ни при чем, – проговорил Эмариэль. – Это просто от переживаний».
Но Келехир, неожиданно для себя ощутил, что Эверан прав. Ведь все, что от тебя исходит, к тебе же и возвращается.
А что, если Предвечная мышь настолько могущественна, что, услышав слова Келехира, немедля вернула их обратно? Включая всю ярость и боль, вложенные в них. Испугавшись, эльф зарекся проклинать это существо. Вдруг эти его слова могли стать последними?
Родные и друзья еще немного побыли у его постели и постепенно разошлись. Жизнь эльфа была вне опасности (отец его был весьма искусным целителем), и теперь он лежал, закрыв глаза, и думал.
«Как же странно все происходит, – старался связать свои ощущения с мыслями Келехир. – И этот голос опять».
Тот самый голос, что появился, когда отец благодарил Бельтегира за возвращение сына. Тогда он был не особо громким, а сегодня… Сегодня это было жуткое шипение, отвратительное и режущее слух. Он и сейчас еще звенит в ушах, запрещая проклинать Предвечную мышь.
«Что же происходит-то? – Застонал эльф, ворочаясь в постели. – Не иначе как это вражеское лиходейство. А тут еще предательство Мориан.… Что ж дальше-то будет?»
Неведомо ему будущее. Словно стал он незрячим и больным стариком в молодом, полном жизни, теле. Не видится ему ничего. Все исчезло в один миг. Все пропало в бездонных шахтах Хириин-Раура. А зеркало жизни покрылось таким толстым слоем пыли, что через нее не то, что будущее, настоящее и то не проглядывает. Вместо чувства любви в нем поселился страх, и лицо Мориан стало безжизненным и далеким. Словно с картин их совместной жизни кто-то безжалостно вывел все краски. Больше никогда он не полюбит вновь.
Эти тяжелые чувства измучили эльфа. Он ворочался до самого утра и заснул тогда, когда солнце уже окончательно встало.